Нахмурился и быстро убрал руку. Рядом с ней во мне просыпались какие-то странные, почти отеческие чувства. Желание защитить, уберечь. Тем более удивительно, что потом я поступал с точностью наоборот.

Какого чёрта мы вообще тут делаем? Совместный поход в кафе явно выбивался из общего плана. Мне нужно срочно взять себя в руки и прекратить вести себя как влюблённый подросток. Я знаю, чего хочу от этой девчонки. Остальное не для меня. На остальное я просто не способен.

Кира разочарованно распахнула свои огромные глаза и грустно посмотрела на меня.

— Кирилл, — тихо начала она. — Скажи, а куда ты ходил в детстве?

Я улыбнулся. Эта девчонка постоянно засыпала меня вопросами. Чаще всего я переводил разговор на другую тему. Но сейчас, поддавшись сомнительному обаянию ностальгии, решил ответить.

— Я, по большому счёту, никуда не ходил. Почти всё своё свободное время проводил на улице. Меня периодически не пускали домой ночевать, поэтому иногда я всю ночь гулял по Москве, исследовал город и его окрестности. — вздохнул. — На самом деле, это не так уж плохо — быть хозяином своей жизни, самому решать, чем тебе заниматься…

Сказав это вслух, я вдруг, понял, насколько жалко, должно быть, это прозвучало. Быстро посмотрел на девчонку. На её лице отражалась боль и сострадание. Чёрт. Это было совсем не то, что мне было нужно.

— Только не надо меня жалеть. — стиснув зубы резко сказал я. — Я был несносным ребёнком.

— Любой ребёнок достоин любви и заботы. — грустно сказала она. Потом Кира протянула свою маленькую ладошку через стол и накрыла ей мою.

Неприятное, щемящее чувство пронзило меня. Мне это совсем не нравилось. Внезапно ощутил себя потерянным маленьким щенком, которого подобрала на улице случайная прохожая. Я резко встал и спросил:

— Ты доела?

Кира кивнула.

— Тогда пошли. — схватил её за руку и потянул к выходу.

Приходить сюда было большой ошибкой. Казалось, я давно подавил в себе все ужасные воспоминания детства. И, вот, они выпрыгнули как черти из табакерки, в самый неподходящий момент.

Мы сели в машину и молча поехали дальше. Кира задумчиво смотрела в окно, пока я курил. Уже около четверти века я не позволял никому себя жалеть. Я вытравил из себя все чувства, хоть отдалённо напоминающие слабость. Простое человеческое сострадание в жестоких уличных компаниях считалось проявлением слабости, поэтому с юных лет я старался избавиться от всех ненужных и опасных эмоций. Со временем я превратился лишь в подобие человека. Вроде бы, был сделан из плоти и крови, но внутри у меня не было сердца. Я сам вырвал его, как ненужный орган. Быть бесчувственной машиной в этом жестоком мире было гораздо проще и спокойнее. И я не собирался ничего менять. Ни ради себя, ни ради кого-то другого. Даже ради этой упрямой наивной девчонки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Чтобы избавиться от давящей тишины, я включил музыку. Приятный голос заполнил салон автомобиля. Кира улыбнулась и стала тихо подпевать.

Твою мать! Конечно же, эта, как и почти все современные песни, была о любви. Не слишком ли переоценивают это чувство, чтобы посвящать ему столько слов? Я всегда считал любовь слишком сложным феноменом, чтобы суметь вот так просто описать его на страницах своих романов. Всегда разбивал её на составляющие: вожделение, собственничество, ревность, зависть и контроль. Желание подчинить, удержать. Да, сейчас по плану романа я должен был испытывать как раз эти чувства. Нужно собраться и дальше играть отведённую роль. Больше никаких отступлений от плана.

Незаметно мы подъехали к дому Киры. Я припарковался и заглушил мотор. Девочка продолжала сидеть, не шелохнувшись. Я отстегнул её ремень безопасности, вышел и открыл ей дверь. Подал ей руку и помог выйти из машины. Девчонка не отпустила мою руку и потянула в сторону подъезда.

— Хочешь зайти ко мне? — тихо спросила она смущённо.

— Зачем?

— Ну, — она запнулась, заливаясь краской. — Можем фильм посмотреть, попить чай.

— То есть, ты уже меня не боишься? — уточнил я.

— Мне кажется, — она пожала плечами. — Ты не такой страшный, каким хочешь казаться.

Девочка подняла на меня свой серьёзный взгляд. Что-то в груди дрогнуло, когда я посмотрел в эти огромные нежные глаза цвета летнего неба. Мне нужно было срочно уехать. Остаться одному. Разобраться в своих мыслях. Но я будто прирос к месту и не мог двинуться. Эта маленькая ведьма просто околдовала меня.

Внезапно она подошла ближе и встала на носочки, чтобы наши лица оказались на одном уровне. Она положила руки мне на шею и прислонилась ко мне всем телом. Я чувствовал затвердевшие вишенки сосков через тонкую ткань. Их нежное прикосновение заставило член моментально затвердеть. Чёрт. Она всегда действовала на меня как таблетка для эрекции. Прикрыл глаза, пытаясь справиться с участившимся дыханием.

Девочка слегка приоткрыла губы и приблизилась к моему лицу. Сейчас она меня поцелует. Если я познаю сладость её губ, этих прекрасных, нежных и таких манящих бутонов, то уже не смогу остановиться. Заключу её в объятия и больше не отпущу. Не смогу контролировать себя. И наша горько-сладкая история закончится, не успев начаться. Я никогда не смогу закончить нашу книгу. Книга. Не ради неё я всё это затеял? Всё должно было быть не так!

Сделав над собой неимоверное усилие, я мягко отстранился от неё. Кира удивлённо заморгала.

— Имей терпение, девочка. — сказал я и выдавил ухмылку.

Она обиженно прищурила глаза и потупила взгляд. Потом сняла свои руки с моей шеи и отошла. Я снова мог спокойно дышать. Снова контролировал ситуацию. Однако отчего-то этот факт совсем не радовал. В душе было пусто и тихо. Она повернулась и зашагала к подъезду. Почему-то мне смутно казалось, что я что-то упускаю. Только никак не мог понять, что именно.

Глава 10

Кира

Я закрываю глаза и мысленно перемещаюсь в пространстве и времени. Я снова оказываюсь в кожаном кресле, а руки Кирилла гладят мои бёдра. Тогда в театре он не принуждал меня в прямом смысле слова, но почему-то я чувствую себя использованной. Возможно, виной этому мой въедливый, привыкший всё анализировать разум. Надо просто отключить его и дать самой себе разрешение на удовольствие. Почему всегда после встреч с этим мужчиной я чувствую себя так гадко?

Мы даже не целовались с ним ни разу. В тот день, когда он подвёз меня домой, мне показалось, что его броня дала трещину. Этот новый, необычайно уязвимый Кирилл поразил меня. Так сильно хотелось показать ему, что он не один в этом мире. Что он не обязан жить вот так, ожесточившись. Но как только я дала почувствовать ему своё сострадание, в его голове будто что-то перещёлкнуло. И он снова надел свою непрошибаемую максу циника.

Помню свою отчаянную попытку поцеловать его. Какой позор! Он был так холоден и отстранён. Будто между нами была невидимая стеклянная стена. Я была по одну сторону, а он — по другую. Честно говоря, я всё ещё сомневалась в его интересе ко мне. Красоткой я точно себя не считала. Милой — возможно, но красивой в классическом голливудском понимании этого слова — точно нет. Я ненавидела свой слишком курносый нос, вечно бледную кожу, которая никогда не покрывалась приятным загаром — просто краснела под солнцем. Почему он выбрал именно меня, имея возможность заполучить любую? В этом его выборе я угадывала какой-то нездоровый, извращённый интерес к моей персоне, который явно не мог закончиться фразой: "и жили они долго и счастливо". В нашем случае возможно лишь: "и жили они долго и счастливо, пока он не задушил её в порыве ярости". Да, вот такое окончание отношений как раз про нас.

Любая умная девушка на моём месте поспешила бы сбежать, скрыться от этого невыносимого мужчины. Но я умной, видимо, не была. Мои ноги прирастали к земле, каменея от его взгляда будто повстречалась с Медузой Горгоной. Я была абсолютно уверена в его невменяемости, опасной властности и чувственной проницательности. И теперь я точно знала, что без памяти влюблена в этого мужчину. Да, я больше не хотела себе врать. Я ненавидела себя и презирала за безволие, но не могла ничего с собой поделать. Он задел такие струны моей души, что я приняла его целиком, со всей той болью и страданием, которые он мог мне принести. Я знала, что Кирилл никогда не должен узнать о моих истинных чувствах. Узнав о них, он сможет делать со мной всё, что захочет. Мне не хотелось дарить ему столько власти над собой.