Оказавшись на краю города, там, где еще шла стройка, О-ха и Камио обнаружили канализационный люк, юркнули в него и двинулись дальше по трубам. Даже под землей доносились раскаты выстрелов и грохот человеческих шагов по мостовой. Трубы кишмя кишели животными, в основном мелкими зверюшками. Их всех сотрясала дрожь, парализованные испугом, они не могли двинуться с места при приближении лис. Но Камио и О-ха не обращали на них внимания — сейчас им было не до охоты.

— Давай останемся здесь, — предложила О-ха.

— Нет, не стоит, — возразил Камио. — В трубах долго не просидишь, придется выбираться наверх. Тут они нас и подкараулят. Я точно знаю — они не утихомирятся ни завтра, ни послезавтра. Побоище будет длиться по крайней мере неделю, а то и две. Может, кто-то из людей даже выяснит, что А-конкон вовсе не взбесился, а совершил ритуальное самоубийство. Люди, поверь мне, многое способны выведать. Но остальные все равно его не послушают и не сложат оружия. Чтобы случай с А-конконом стерся в их памяти, требуется время. Так что нам лучше уйти подальше от города.

Когда трубы кончились, лисы вылезли наверх и стремглав бросились через стройплощадку. Вслед им раздались ружейные выстрелы, но стрелявший, как видно, был неопытен и промахнулся. Пули просвистели много выше лисьих голов и разбили вдребезги несколько керамических труб, сложенных штабелями. Осколки дождем посыпались на беглецов, но те только прибавили скорости. Стрелявший пронзительно взвизгнул, обращаясь к своему товарищу, и оба пустились в погоню за лисами. На бегу человек пытался перезарядить ружье. Заслышав топот шагов за самой своей спиной, О-ха обернулась, зарычала и оскалилась. Даже слабые глаза лисицы различили, как побледнели люди, увидев ее обнаженные зубы. Оба испуганно отскочили, и тот, что держал ружье, выпустил патроны из дрожащих пальцев. Патроны тут же утонули в глубоком снегу, людям пришлось нагнуться за ними, а лис тем временем и след простыл.

Наконец О-ха и Камио вырвались из города, но оказалось, что все окрестные дороги запружены машинами. В кругах света, бросаемых автомобильными фарами, мелькали человеческие тени — тени с ружьями. Камио сразу смекнул: дозоры выставлены здесь вовсе не для того, чтобы ловить беглецов. Люди несут караул, пытаясь не пропустить в город лис и других животных. Но, увидев, что звери крадутся через их посты, дозорные, без всякого сомнения, откроют огонь.

И прежде бывало, что люди убивали лис из страха, а не ради забавы. Лисьи духи, дети Первобытной Тьмы, помнили ту пору, когда генерал Мэтью Хопкинс, Неустрашимый Борец с Ведьмами, упиваясь собственной злобой и могуществом, понаставил по всей стране виселицы и разложил костры, на которых находили мученическую смерть не только люди, но и животные. Да, в те дни многие лисы были сожжены или брошены в воду, также как собаки и кошки, принадлежавшие семьям, обвиненным в колдовстве. Тогда животных не просто убивали, их казнили, подобно преступникам. И лисьи духи, с содроганием наблюдая за нынешним кошмаром, вспоминали о тех жестоких временах.

Теперь, за городом, настала очередь О-ха указывать путь, придумывать, как прорваться сквозь заставу. Лисы незаметно крались вдоль людских цепей, и О-ха наставила нос по ветру, принюхиваясь к малейшим оттенкам запахов. Вскоре резкий специфический запах привел ее к стайке людей, чье внимание было поглощено распиваемой бутылкой, а не тем, что творится вокруг. Люди, устроившись вокруг горящей бензиновой канистры, грели руки у огня и громко перелаивались. Камио и О-ха поползли, держась той стороны, где люди сидели особенно тесно, плечом к плечу, и отсвет костра не падал на землю. Скрип собственного меха о снег казался О-ха оглушительным, и она удивлялась, как это люди ничего не слышат.

Еще немного, и лисы растворились бы в темноте, но тут какой-то человек обернулся и взглянул в их сторону. Как видно заметив что-то неладное, он залаял, обращаясь к товарищам. Один из них достал большой фонарь, и луч яркого света прорезал темноту, на волосок от затаившихся беглецов. Человек с фонарем поднялся и направился прямо к ним. Но тут другой что-то проворчал ему вслед, и тот остановился. Несколько секунд помешкав, словно в нерешительности, он вернулся к костру и отхлебнул из бутылки, которую передавали по кругу. О-ха и Камио, ни живы ни мертвы, немного переждали, пока волнение уляжется, и продолжили свой рискованный путь.

Миновав людские цепи, они оказались на вспаханном поле. Запорошенную снегом землю прорезали глубокие борозды, и лисы, преодолевая их, выбились из сил. Добравшись до канавы, оба в полном изнеможении повалились на дно.

— Понятия не имею, где мы, — подала голос О-ха. — Я так далеко от дома ни разу не забредала.

— Где мы, не важно, — откликнулся лис. — Главное, нам удалось вырваться из города. Подумай только о тех, кто остался в Лесу Трех Ветров, вернее в парке. Он ведь со всех сторон окружен домами, и люди наверняка первым делом ринулись туда.

— Ох… Гар! — выдохнула лисица.

— Гар, «идеальная парочка»… мало ли там хороших зверей.

Когда настало утро, выяснилось, что люди идут по их следу, и лисы быстрой рысцой пустились по полям. Надеясь сбить охотников с толку, они перепробовали все известные им ухищрения — взбирались на деревья, бежали по поваленным стволам, спускались в заледенелые канавы. И все же преследователи упорно шли за ними. Похоже, люди вознамерились убить лис во что бы то ни стало. С великими предосторожностями О-ха и Камио обогнули ферму. Наконец они добрались до железнодорожных путей.

— Давай наверх, на шпалы! — скомандовал Камио. — Быстрее. Они уж у нас на хвосте.

Недоумевающая О-ха подчинилась. Никогда раньше она не видела железной дороги, и теперь ей оставалось лишь слушаться Камио. Он пробежал немного по путям, а потом улегся между шпал, вжавшись в гравий. О-ха поступила так же, легла и, дрожа мелкой дрожью, тесно прижалась к Камио.

Вскоре до нее донесся человеческий лай, она уловила в нем растерянные нотки и поняла, что преследователи в замешательстве. В том месте, где лисы вскарабкались на пути, след прервался, и люди не могли обнаружить, где же он начинается вновь.

Раздался грохот, едва не заставивший О-ха вскочить. Лисы ощутили сильный запах пороха. Какой-то человек, догадавшись, что беглецы прячутся поблизости, выстрелил, надеясь их вспугнуть. Хитрость его чуть было не сработала. Вдруг рельсы загудели, завибрировали. О-ха не понимала, что происходит, но ее охватила паника.

— Не двигайся, — прошептал Камио. — Главное, опусти пониже голову. Все будет в порядке, поверь мне. Сейчас поезд пройдет над нами. Это не страшно, я так уже делал. Много раз делал. Мы останемся целы-невредимы. Только лежи тихо, тихо…

Голос его был мягок и нежен, но О-ха чувствовала, как сквозь успокоительные слова прорывался испуг.

Гул все усиливался. Тяжелая железная машина с бешеной скоростью надвигалась на лис. О-ха не сомневалась — для них обоих смертный час пришел. «Почему же Камио не делает попытки спастись?» — с отчаянием думала она. Но она доверяла ему и, раз он не двигался, тоже замерла, опустив голову на лапы.

Пронзительный лязг металла резал ей уши. Со всех сторон ее окружала сталь, которая скрежетала, визжала и вопила, точно живая. Земля под лисицей ходила ходуном, мелкие камешки дребезжали и, подскакивая, ударяли ее по макушке. Тело О-ха оставалось невредимым, но ей чудилось — она умирает, страшная тяжесть давила ее, и казалось, пытка эта не кончится никогда. Вдруг в глаза ей ударил солнечный свет, грохот растаял вдали, лишь в ушах у О-ха по-прежнему звенело, а в груди было пусто, словно сердце ее унеслось вместе с поездом и теперь мчалось через поля и леса.

Лисы долго лежали, не шевелясь. Наконец О-ха прошептала:

— Камио?

Ответа не последовало. «Вдруг он умер, не выдержав ужаса?» — мелькнуло у нее в голове. Но тут он открыл глаза и произнес:

— Это длилось немного дольше, чем я ожидал.

Завывай свистел над лисами, ероша их мех. О-ха с облегчением осознала, что все человеческие звуки и запахи исчезли. Она села и огляделась вокруг: