Пожалуй, в его словах много правды, признала про себя О-ха. Она все еще думает об А-хо. И сейчас, в полумраке, всякий раз невольно удивляется, услышав голос Камио, а не голос первого мужа. Ей так и не удалось совладать с тоской по А-хо, но, если она не опомнится, воспоминания разрушат ее настоящее.

— Прекратим спорить. Я согласна. Ты — это ты, а не А-хо. Я буду звать тебя А-камио.

— Нет, так тоже не годится. Меня зовут Камио, и не иначе. Впрочем, если хочешь, возьми себя имя О-комиа.

— Спасибо за одолжение. Только этого не хватало. Получается, мы с тобой делим нору, собираемся завести детенышей, но в глазах всего мира мы друг другу чужие. Что ж, если ты считаешь, так лучше, — будь по-твоему. В самом деле, имена — это одно, чувства — другое. Правда, я никогда не слыхала, чтобы лис отказывался изменить имя. Меня с детства приучали чтить законы и обычаи, и, конечно, мне не так просто объявить их ерундой. Если А-конкон узнает, что мы нарушили древний обычай, его удар хватит. Знаю, ты считаешь, я свихнулась на традициях, — вот погоди, встретишься с А-конконом, он тебе мозги вправит. Ну да ладно. Нам обоим надо отдохнуть.

Камио был только рад прекратить неприятный разговор. И они опять улеглись, соприкасаясь телами.

В мир пришла зима. Трава, посеребренная морозом, скрипела под лапами, и, вернувшись в нору с охоты, лисы долго возились, выкусывая лед, намерзший между когтей. Все вокруг покрылось хрупкой ледяной коркой, окна сарая мороз расписал диковинными узорами, напоминающими листья папоротника. Затвердевшую землю теперь невозможно было раскопать, и лисам приходилось обходиться без червей и улиток. Насекомые исчезли, словно их никогда и не было. Найти воду тоже стало нелегко.

О-ха настойчиво обучала Камио обрядам, сопровождающим выход из норы и возвращение в нее. Глупо считать вздором ритуалы, которые обеспечивают безопасность жилища, утверждала лисица. Конечно, для того, чтобы проделать все должным образом, требуется время и терпение, но, когда дело идет о сохранности норы, нечего лениться. Камио хотелось угодить подруге, и он стал прилежным учеником. К тому же лис и сам понимал: их будущим детенышам необходимо надежное убежище, ведь в случае необходимости беспомощные лисята не смогут спастись бегством.

Однажды ночью Камио отправился на промысел, но вскоре вернулся без добычи. По его встревоженному взгляду О-ха мгновенно поняла — что-то случилось.

— В чем дело? — вскинулась она. — Говори скорее, не тяни!

— Ты только не волнуйся, — ответил он. — Но нам нужно побыстрее уносить отсюда лапы. Кругом полно людей, и у всех ружья. Они повсюду, и в городе, и в окрестностях. Убивают все живое, и лис — в первую очередь.

Сердце лисицы сжалось.

— Но почему, почему?

— Да все А-конкон, гори он ярким пламенем, — с чувством ругнулся Камио.

— А-конкон? Что он мог натворить?

— Пошли быстрее. Нам надо найти безопасное место, где детеныши…

— Ты не ответил. Что сделал А-конкон?

— Он, видно, на старости лет окончательно спятил. Додумался совершить рванц на главной городской площади. На глазах дюжины людей вспорол себе брюхо и выпустил кишки. Ясно, людям невдомек, в чем тут дело, — да и откуда им знать лисьи обряды. Он-то совершил это в знак протеста против людского вторжения. Слыхала, наверное, как он хныкал: мы, мол, лисы, теперь обречены влачить жалкое существование. Мне, ей-ей, плешь проел своими сетованиями. Вечно твердил: пришло время напомнить о забытых традициях! Вот и напомнил, на наши головы!

— Но почему люди так рассердились? Почему решили убить всех лис?

— Почему? Перепугались до смерти, вот почему. Как только А-лон рассказал мне, какую штучку выкинул А-конкон, я сразу все понял. Хуже нет, когда людей охватывает страх. Они лишаются рассудка и несут с собой смерть. Сейчас они боятся за своих детенышей — сама знаешь, что такое детеныши…

— Ты трещишь без умолку, но до сих пор толком не объяснил…

— Разве? Пришел Призрак, что имеет тысячи имен. Люди увидали Белый Лик Ужаса. Решили, что в голову А-конкону ударила Ядовитая Пена — проще говоря, что он взбесился.

Снаружи уже доносились выстрелы и отрывистый людской лай. Топот множества шагов сотрясал улицы. Все звуки были полны страхом — не обычным страхом, а леденящим ужасом пред смертельным безумием, что передается через укусы собак и лис.

— Они убивают не только лис, бродячих собак тоже, — добавил Камио. — Собак, кошек, всех…

— Но… — Лисица запнулась, чувствуя, как из глубин ее сознания поднимается Неизбывный Страх, унаследованный от предков, жестокий, мучительный, бесконечный страх. — Но раньше такого никогда не случалось… никогда.

— У себя на родине я видел кошмары вроде этого. Сейчас никакого бешенства нет, это все людские выдумки. Но люди боятся, и этого достаточно. Теперь они будут убивать, пока не уничтожат все живое. Или пока к ним не вернется рассудок. Идем, больше нельзя терять времени. Хорошо хоть, они обходятся без собак — опасаются, что бешеные лисы перекусают псов и потом им придется пристрелить своих любимцев. Идем же скорее.

Вслед за Камио О-ха послушно направилась к выходу. Она даже не стала протестовать, когда лис пренебрег ритуалами.

Лисьи духи, пришедшие из Первобытной Тьмы, духи, от которых в мире нет тайн, знали, что со времен избиения младенцев при царе Ироде на улицы не выходило столько людей, жаждущих убивать. Неясные тени метались по земле и по стенам, вспышки выстрелов разрезали ночной мрак, грохот взрывал тишину. Напрасно жертвы пытались скрыться средь снежных пустошей — погоня настигала их. Вскрики, полные ужаса, и громкие, возбужденные голоса сливались в один нестройный хор, а потом наступало молчание, мертвое молчание. Запах смерти проникал повсюду, и все, что дышало и двигалось, оцепенело в ожидании неминуемого конца. Кровь орошала снег горячим красным дождем, и казалось, сама земля сжалась в испуге.

Лисьи духи знали также, что не только жертвы, но и убийцы одержимы Неизбывным Страхом, что преследователи считают себя преследуемыми, что волна безумия в очередной раз захлестнула мир. Не в силах понять, что породило подобный кошмар, обреченные звери тщетно пытались скрыться в сквозных зарослях голых, окоченевших деревьев. Обитатели нор по берегам рек и ручьев трепетали, вообразив, что настал конец света, и самые робкие из них умирали, сраженные ужасом.

Для того чтобы вырваться из охваченной паникой живопырки, О-ха и Камио пришлось пойти на риск и пробраться по городским улицам к окраине. За каждым поворотом могла скрываться смертельная ловушка. На углах лис подкарауливали охотники, мимо пролетали машины, набитые вооруженными людьми. В городе Камио чувствовал себя увереннее, чем О-ха, и указывал путь подруге. Подчиняясь инстинкту, лис старался держаться ближе к красным кирпичным стенам, на фоне которых их рыжие шубы были не так заметны. Проскользнув по улицам, лисы скрылись в темноте аллей и устремились прочь из города, перепрыгивая через изгороди, взбираясь на крыши невысоких гаражей и сараев. К счастью, люди, отправившись на бойню, оставили без всякой охраны собственные дворы и сады: убедившись, что там не скрываются животные, люди решили, что те уж больше не приблизятся к их домам. Предательский снег хранил следы лис, и они понимали — необходимо вырваться из города прежде, чем рассветет.

Когда людской запах и скрип сапог приближались к ним, Камио и О-ха торопливо прятались в мусорном бачке, в сарае, за грудой разбитых цветочных горшков, под машиной. Особенно надежными считались убежища, куда можно было проникнуть через небольшое отверстие. Камио было известно, что люди неверно представляют себе размеры лис, — по их мнению, лиса ростом со среднюю собаку, тогда как она чуть больше кошки. Лисы способны протиснуться в дыру, в которую не пролезет человеческая рука. Однажды пара сапог проскрипела по снегу перед самыми носами затаивших дыхание беглецов.