— Милена? — первым делом вспомнила я.

— Всё хорошо, — сообщил мне Ярослав, обернувшись с переднего сиденья.

— Где она?

— В скорой, — он кивнул вперёд, и я посмотрела через лобовое стекло.

Впереди ехала машина скорой помощи. Сигнальные огни были выключены, а значит, непосредственно жизни пациента ничто не угрожало. По крайней мере, где-то я читала, что правила у них именно такие. Но всё же решила уточнить:

— Как она?

— Всё в порядке, — улыбнулся Ярослав, — правда, перемёрзла. Да и мы с тобой тоже. Теперь все вместе едем в больницу…

— Да уж, праздник выдался что надо, — выдал вдруг отец.

Я хмыкнула, потому что эту новогоднюю ночь вряд ли кто-то из нас сумеет забыть.

В приёмный покой больницы отец внёс меня на руках. Нога болела адски. Нас встречал доктор Гена.

— Сегодня без собаки? — пошутил он. — Решили теперь сами поискать неприятностей?

Я промолчала, так как мне показалось, что доктору не нужны ответы на его несмешные шутки.

— В палату интенсивного наблюдения, — посерьёзнел он, бегло осмотрев Милену, которая вырубилась прямо на каталке, тревожно постанывая во сне.

— А зачем в интенсивную? — занервничала я, зная, что в таких палатах с обычной простудой не лежат.

— Этих тоже на ночь оставь, — проигнорировал отец мой вопрос и усадил на стул. — У Сашки вывих. Да и за Ярославом стоит присмотреть. Только на разных этажах.

— На разных, так на разных, — с непонятной интонацией повторил доктор Гена и подмигнул мне, — дело-то молодое. А нога до свадьбы заживёт.

Маму я успокоила по телефону. Отец сказал, что нечего разводить в больнице сырость, завтра всё равно увидимся. Она и правда плакала, вываливая на меня через трубку тонны нерастраченной нежности и беспокойства. Я её успокаивала, обещая, что к вечеру уже буду дома.

С удивлением поняла, что за эти две с половиной недели мы с мамой стали гораздо ближе, чем за предыдущие семнадцать лет моей жизни.

Уснуть я не могла. Ворочалась в неудобной больничной кровати, наблюдая, как за окном колышутся от ветра голые ветви платана.

Чуть заскрипев, открылась дверь. Я повернула голову. В проёме стоял Ярослав и смотрел на меня.

Я села в кровати и подвинулась, освобождая ему место. Он понял меня без слов, подошёл и сел рядом. Пару мгновений мы просто смотрели друг на друга, а затем Логинов обнял меня, и я прижалась к нему так крепко, как только могла.

Мы оба молчали. Да и слова были сейчас не нужны.

Не знаю, сколько мы просидели так. Но затем Ярослав расслабил объятия, явно собираясь встать и уйти.

— Останься, пока я усну, — попросила шёпотом, очень боясь отказа.

Сейчас мне было жизненно необходимо его тепло. Если он оставит меня одну, моё сердце превратится в ледяной осколок, который никогда не растает. И Логинов, похоже, это понял.

— Ложись, — велел он. И, когда я вытянулась на краю узкой кровати, освобождая ему место, Ярослав лёг рядом поверх одеяла. Он обнял меня, и укутанная в его тепло, я тотчас же провалилась в сон.

Родители приехали в районе полудня. Я ещё спала. Услышав, как открылась дверь в палату и раздались голоса, вздрогнула и зашарила рукой по второй стороне кровати. Там никого не оказалось. Я облегчённо выдохнула, но тут же почувствовала разочарование — почему-то хотелось проснуться рядом с Логиновым и ощутить его поддержку. Хотя и знала, что присутствие Ярослава в моей палате и тем более в моей постели вызвало бы неминуемый скандал.

— Как ты? — мама присела на край кровати и взяла мою руку осторожным жестом, словно я была бокалом из тончайшего стекла, способным разбиться от любого неосторожного прикосновения.

Я прислушалась к себе. Нога болела вполне терпимо. Может, оставалась небольшая слабость после вчерашнего, но настроение было отменным. Думаю, благодаря Ярославу.

— Хорошо, — я улыбнулась. — Домой хочу.

— Сейчас Гена тебя осмотрит и скажет, когда можно собираться домой, — папа старался казаться спокойным и отстранённым, но у него это плохо получалось. Он тоже испытывал неимоверное облегчение оттого, что его дочь оказалась жива и невредима.

— А Милена? — я так и не видела мелкую и волновалась за неё гораздо больше, чем за себя. — Можно с ней увидеться?

— С ней сейчас мать и брат… Не стоит их беспокоить…

Ну вот мы и дошли до запретного места. На колу мочало, начинай сначала…

— Пап, она ведь ушла из дома, чтобы увидеть меня, если бы ей не запрещали… — я постаралась, чтобы в голосе прозвучал только намёк, а дальше он бы уж сам догадался.

Родители переглянулись, обменявшись встревоженными взглядами. Так, всё понятно, они надеялись обойти стороной этот сложный вопрос.

— Я хочу увидеться с Миленой, — повторила я решительно, уверенная, что, если сейчас не надавлю, потом, когда острота уляжется, будет уже слишком поздно.

Моя стратегия оказалась верной. Уже через пятнадцать минут мне разрешили навестить девочку. Ярослава из палаты предусмотрительно удалили по обоюдному согласию обеих семей. Я поняла это по шпионским выражениям лиц. Монтекки, блин, и Капулетти.

— Привет, — Милена мне очень обрадовалась и даже попыталась привстать на подушках, но это ей удалось с трудом. Всё-таки мелкой здорово досталось.

Я села на край кровати, который мне освободила Татьяна Викторовна, предварительно окинув ревнивым взглядом.

— Ты как, малявка?

Глядя на неё, хотелось плакать. Она выглядела осунувшейся, как будто эта новогодняя ночь забрала большую часть её жизненных сил.

— Предлагаю, когда тебя выпишут, сходить в кино. Там сейчас новый мультик идёт. Говорят, очень классный.

Глазки засияли. Личико исполнилось надеждой.

— Правда? Можно? — она оглянулась на мать.

Я чуть ли не слышала, как заскрежетали зубы нашего мэра. Я ей не нравилась. Очень не нравилась. И предложение своё озвучила намеренно в присутствии всех заинтересованных сторон, чтобы потом у них не было возможности по-тихому закрыть эту тему.

Монтекки и Капулетти переглянулись, потом ещё раз переглянулись и приняли решение. Я внутренне возликовала. А вот Милена ликовала вслух, строя грандиозные планы на наши совместные прогулки, как только она выздоровеет.

После осмотра доктор Гена разрешил мне отправиться домой. Пока шли к машине, я всё время оглядывалась на окна больницы, но Ярослава так и не увидела. Враждующие итальянские кланы прикладывали все усилия, чтобы их дети (по крайней мере, старшие) больше не встретились.

По пути домой я узнала от отца подробности ночной операции. Оказывается, у Милены села батарейка в фонарике, и когда Ярослав спустился вниз, светить ему она уже не могла. Девочка осталась в полной темноте и очень перепугалась, поэтому на мужские голоса из ночного мрака она не отвечала.

Люди Ильи Карловича приняли решения не искать тропу, а спуститься вниз при помощи альпинистского оборудования. Девочку они нашли почти одновременно с братом, высветив их обоих своими мощными фонарями. Малявка была еле живая от страха и переохлаждения. Её подняли наверх и погрузили в уже прибывшую машину скорой.

Да уж, бедняжка натерпелась. А всё потому, что папы и мамы не хотят прислушиваться к потребностям своих детей. Если бы наши родители не были столь упрямы, этой жуткой ночи удалось бы избежать.

Из машины папа вынес меня на руках. Он хотел сразу подняться в мою комнату, но я воспротивилась. Спуститься сама пока вряд ли смогу, а сидеть весь день взаперти и думать разные мысли, гадая, а что если бы было вот так или вот эдак, мне не хотелось.

Я потребовала поесть. И мне принесли поистине королевский обед. В новогоднюю ночь аппетита ни у кого не было, поэтому большинство блюд оказались практически нетронутыми. Разве что чуть расковырянными моей любопытствующей рукой.

Но через пару часов папа всё-таки отнёс меня наверх. Я долго ворочалась в удобной и просторной, по сравнению с больничной, постели. Думала о Ярославе и о том, что теперь будет. Сделает ли он вид, что наша общая ночь мне приснилась. Будет ли снова избегать меня в школе или…