— О, Андрюха… — обрадовался незнакомец. — Живой. А я думал, ты уже того… Чего ломишься?

— Ключа нет, — тихо ответил Сергей.

— Так он у Людки, — ответил незнакомец. — Она ж дверь закрывала.

— Где ее найти?

Несколько секунд незнакомец удивленно смотрел на Сергея, затем пожал плечами:

— В пятнадцатой, где ж еще. Что, совсем хреново было?

— Да, — кивнул Сергей и пошел к нужной двери. Далеко идти не пришлось.

Дверь открыла высокая светловолосая девица. День был воскресный, шел десятый час утра. Девица, судя по всему, только что проснулась — придерживая рукой полы халата, взглянула на Сергея. Ее глаза были заспанными, по щеке протянулась мятая красная полоса.

— А, это ты… Оклемался уже?

— Да. Я за ключом.

— Сейчас… — Девица хлопнула дверью перед носом Сергея. Затем в комнате что-то упало, послышался звон разбитого стекла и тихий невнятный мат. Наконец дверь снова открылась, девица раздраженно протянула ключ:

— На… Вазу из-за тебя разгрохала. Ты когда мне стольник вернешь?

Взяв ключ, Сергей несколько секунд молча смотрел на девицу. Вот такая она, новая жизнь…

— Верну, — тихо ответил он. — Скоро.

— Ты вернешь, — проворчала Людмила. — Дождешься от тебя…

Дверь снова закрылась у него перед носом. Зажав в ладони ключ, Сергей вернулся к своей двери.

Замок открылся со второй попытки. Зайдя внутрь, Сергей прикрыл за собой дверь и огляделся.

Это оказалось даже хуже, чем он ожидал. Выкрашенные до половины мрачной зеленой краской стены, выше — старая облупленная побелка. Металлическая кровать с драным матрасом, без всяких простыней, в ногах старое скомканное одеяло. Стол с парой грязных тарелок, стул. На подоконнике будильник с замерщей на трех часах стрелкой, замызганная электроплитка, рядом помятый чайник. Сбоку у стены стоял разбитый платяной шкаф с единственной покосившейся створкой, внутри угадывалось какое-то тряпье. Дополняла картину лампочка на засиженном мухами корявом проводе.

Сергей прошел к столу, поднял с пола алюминиевую ложку. Аккуратно положил на край стола. Смахнув со стула какие-то крошки, сел. Вот, значит, оно как…

Итак, дома у него нет — назвать домом эту убогую конуру не поворачивался язык. Но ничего лучшего у него пока не было.

Еще раз оглядел комнату. Плохо. Надеяться на то, что у ее хозяина где-то лежат хоть какие-то деньги, не приходилось. Приподняв свисавший со стола край клеенки, обнаружил выдвижной ящик. Открыл его.

Обрывок какой-то книги, пара вилок. Распечатанная пачка «Примы». В глубине ворох старых бумаг.

Паспорт и военный билет он нашел в самом низу. Открыл паспорт, взглянул на фотографию. Все правильно: это он, Звонарев Андрей Васильевич, двадцать два года — больше, чем он предполагал. Было странно видеть на фотографии чужое лицо и понимать, что это теперь ты сам. Еще в клинике Сергей избегал смотреть в зеркало, сознание отказывалось принимать чужой облик. Здесь, в комнате, зеркала не было. И вот теперь эта фотография.

Полистав паспорт, нашел прописку. Точнее, убедился в ее отсутствии. Раньше была какая-то Еловка — вероятно, деревня. Оттуда он выписался еще до армии. Точнее, уходя в армию. С тех пор никакой прописки у него нет. Это плохо. Выходит, в этой комнате он живет на птичьих правах.

Открыл военный билет. Итак, он вернулся из армии полтора года назад. И так и не встал на военный учет. Это еще хуже. Сергей даже поморщился, представив возникшие перед ним проблемы. Полтора года без прописки, без регистрации. В военкомате теперь живьем съедят. Посадить не посадят, но крови попьют вволю. Говорят, о покойниках нельзя отзываться плохо, но сказать что-то доброе в адрес Андрея Васильевича язык не поворачивался.

— Остолоп… — пробормотал Сергей, листая военный билет. Итак, что там у нас дальше… Военная профессия — механик-водитель. Хотя как раз это ему без разницы. Впрочем, где-то здесь могут быть водительские права…

Перебрал стопку бумаг, удостоверения среди них не оказалось. Вспомнил про шкаф.

Распахнув висевшую на одной верхней петле одинокую створку, заглянул внутрь шкафа. Ему было неприятно, не покидало ощущение, что он роется в чужих вещах. Впрочем, именно так оно и было.

Итак, что у нас тут?.. Джинсовая куртка, еще вполне приличная, пара брюк, одни из них армейские. Спортивный костюм, тоже довольно приличный. Внизу зимний ботинок, почему-то один. На полочке всякая мелочь…

Водительские права он обнаружил во внутреннем кармане куртки. Это хорошо, они могут пригодиться.

Закрыв шкаф — чисто символически — снова прошел к столу. Интересно, сколько сейчас времени? Взглянул на замерший будильник, затем взял лежавшее на кровати одеяло, встряхнул его. Сложив вдвое, кинул на кровать. Но перед тем, как лечь, открыл форточку — запах здесь тоже стоял не из лучших.

Кровать жалобно скрипнула под его весом. Устроившись поудобнее, Сергей устало вздохнул. Посмотрел на потолок, затем с досадой закрыл глаза. Уж лучше бы не смотрел…

В голове теснились самые разные мысли. Да, он жив, и даже стал лет на восемь моложе. Наверное, это хорошо, хотя какой-то особой радости он по этому поводу не испытывал.

На душе было муторно, вдобавок ко всему хотелось есть. Только сейчас Сергей понял, что есть ему нечего. Более того, у него нет ни копейки денег. Именно ни копейки. В такую ситуацию Сергей попадал впервые. Помнится, в годы студенческой юности ему пришлось провести с приятелем полторы недели в заброшенной лесной избушке. Продукты давно кончились, а обещанного вертолета из-за дождей все не было. Тогда они только шутили по этому поводу, благо вокруг в избытке росли грибы. Правда, грибы он с тех пор терпеть не мог.

Сергей против воли улыбнулся. Что тут говорить, хорошее было время. Счастливое. И те проблемы, что их тогда волновали, казались теперь на редкость смешными.

Сейчас все гораздо сложнее. Ощущать, что прежняя жизнь окончена, что ее уже не вернешь — никак, ни за какие деньги, — было невероятно мучительно. Друзья, любимая работа. Дом. Раньше он его не ценил, мечтал перебраться из старой завалюхи в благоустроенную квартиру. Увы, не довелось.

Благо хоть родственников у него нет. Отца совсем не знал, а мать… Даже неясно, когда он сможет теперь сходить на кладбище. Да, есть еще дальние родственники, но им на него глубоко наплевать. Впрочем, как и ему на них. Не сложились у него с ними отношения. Итак, горевать по нему никто не будет. Разве что Макар с друзьями помянет добрым словом…

Все это так. Но надо жить — даже если неясно пока зачем. Сейчас он полежит немного и пойдет. Куда именно, он еще не знал. Там будет видно. Может, бутылки собирать будет, если не найдет иного выхода. И еще ему надо найти Татьяну. Обязательно надо. Вот только где ее теперь искать?

Татьяна оставалась в клинике до тех пор, пока не убедилась, что все прошло нормально. И когда Сергея отвезли в палату, еще долго стояла рядом, вглядываясь в его лицо. Даже странно: совсем другое, бледное и худощавое. И все же в нем уже появилось что-то от него. Что-то неуловимое — и такое заметное. Когда-то Каин говорил ей, что хозяин накладывает неизгладимый отпечаток на свою оболочку. Как всегда, он был прав.

Вот и все — Татьяна в последний раз посмотрела на Сергея. — Может, как-нибудь она навестит его. Незаметно, тайно, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Может быть…

Она вылетела сквозь крышу, взглянула на солнце. Какое яркое — и какое красивое. Доброе, вечное. Как и все, на что человек еще не успел наложить свою лапу.

Но ей пора. Панораму города мгновенно поглотил туман, Татьяна устремилась домой. Теперь не приходилось задумываться о направлении, все происходило само собой. Мгновение — и она открыла глаза.

Часы на стене показывали пятый час дня. Татьяна не спешила вставать — лежа на кровати, приходила в себя после путешествия. Что ж, она сделала для Сергея все, что могла. Вину не искупила, ошибок не исправила. Но сделать большего она не в силах. Остается лишь пожелать ему удачи. И забыть навсегда. Ради его же блага…