Посетив Венецию на Пасху 1982 года, я сразу же отметила присущее этой стране необычное сияние, которое до тех пор не встречалось мне нигде, кроме Греции. Это очаровательное и таинственное сияние.

Венеция — город мечты, приезжая сюда снова и снова, всякий раз она оказывается еще прекраснее прежнего.

Тогда я была зачарована легкой дымкой, стелющейся по утрам над водой, солнечным светом, играющим на мозаиках Сан-Марко, и мерцающими в этом соборе свечами. И еще меня восхитили свечи роскошного пиршественного зала палаццо Контарини Полиньяк, где давал обед герцог Деказе.

Венеция… Навсегда запомнится полюбившим ее.

1824

Маркиз Винчкомб медленно очнулся ото сна и почувствовал, что жара стоит изнурительная.

Потом он догадался, что жарко только у него в комнате, потому что ставни на окнах плотно заперты, а занавеси задернуты.

Вспоминая события минувшей ночи, он завертел головой на подушке и увидел подле себя девушку.

Обычно проводя ночь в одиночестве, перед сном маркиз всегда распахивал ставни, чтобы наутро не лежать в темноте, а наслаждаться созерцанием окрашивающей небо ранней зари.

Но этой ночью он развлекался, и теперь прекрасное создание спало рядом с ним. Услышав ее тихое дыхание, маркиз понял, что она еще спит.

Он отвернулся от нее и с легкой улыбкой, тронувшей его красиво очерченный рот, вспомнил страстную, исполненную огня ночь. Венецианка не обманула его ожиданий и, хотя он не желал признавать этого, приятно утомила маркиза.

Впервые услышав пение Франчески Россо, маркиз отметил, что голос у нее сладкозвучнее соловьиного и взлетает на верхних нотах, подобно стремящимся к небу птицам.

Кроме того, Франческа была молода, красива и не скрывала желания поскорее оказаться в объятиях маркиза, В своих привязанностях маркиз был крайне разборчив и требователен, однако, едва прибыв в Венецию, он сразу понял, где искать самых прелестных женщин, а в театральном мире Франческе не было равных. В те дни, когда она пела в Опере, в зале яблоку негде было упасть, а похвалы певице расточались с той страстностью, на которую способны лишь итальянцы, всегда бурно выражающие свои эмоции.

Долгий путь из Англии утомил маркиза, и тот мечтал расслабиться. Через несколько дней после приезда он встретил Франческу. Увидев его, она сразу определила, что нужна ему.

Со времен оккупации Венеции Наполеоном, объявившим себя королем Италии, венецианцы беднели год от года. Некогда богатейшие семьи старинных родов едва сводили концы с концами и не могли тратить деньги на развлечения и причуды. Поэтому для куртизанок Венеции богатый английский дворянин был воистину подарком богов.

Согласно решению Венского конгресса и Парижскому соглашению, Венеция отошла к Австрии, но мало от этого изменилась. Разница состояла лишь в том, что теперь у страны был другой император, живущий в Вене, и вице-король.

Однако, несмотря ни на что, венецианцы ненавидели австрийцев, и маркиз не встречал еще такого жителя Венеции, который при разговоре не начинал бы обвинять австрийцев во всех грехах и с нудным многословием рассуждать о причиненных им унижениях и оскорблениях.

Маркиз же решил, что в Венеции он будет только отдыхать и развлекаться.

В течение долгих лет многие англичане не могли покинуть Англию — если не считать войны с Наполеоном, — и теперь они отправлялись путешествовать в Европу. «Гранд-Тур» претерпел за эти годы большие изменения. Транспорт стал гораздо дешевле и удобнее, поэтому путешественниками становились не только аристократы и богатые выходцы из среднего класса, но и поэты, писатели, музыканты и художники, которых тянуло в Венецию, словно магнитом.

Здесь маркиз повстречал Уильяма Тернера, который в 1819 году провел в Венеции две недели, и долго слушал его дифирамбы стране, которая открыла ему совершенно иное видение света.

Но, хотя маркиз был известным ценителем живописи и постоянно пополнял свои картинные коллекции, в Венеции он искал чего-то более теплого и человечного, нежели картины.

Но он нашел это в Франческе.

С того самого момента, как она переехала в снятое им роскошное палаццо на Большом канале, маркиз проводил время весело и беззаботно и не раз хвалил себя за решение съездить в Венецию.

Он находил, что английское светское общество изменилось, когда постарел король. Приемы, которые его величество давал в Букингемском дворце и в брайтонском Королевском павильоне, были уже не те, уже не шокировали подданных как раньше, пока он был всего лишь принцем-регентом.

— То ли все поскучнели, — говорил своим друзьям маркиз, — то ли мне стало скучно жить.

Его собеседники смеялись, и только лорд Дункан, его верный товарищ, был откровенен с ним.

— Ты прав, Джайлс. Нельзя не согласиться, ты пресытился, стал циничнее.

Поскольку редко кто осмеливался так говорить с маркизом, он удивленно посмотрел на друга и ответил:

— Возможно, ты прав, но в таком случае меня ожидает весьма унылое будущее.

Аластер Дункан только рассмеялся.

— С твоими-то деньгами, Джайле, у тебя всегда будут «новые луга»1.

Вероятно, именно эти слова заставили маркиза задуматься о жизни, все его увлечения после окончания войны были однообразны.

Приемы, скучные скачки, Миллз, стипль-чез, надоели, женщины неинтересны и мало чем отличаются друг от друга.

И все же маркиз не успел еще стать настолько циничным, чтобы утверждать, будто в темноте все женщины серы, подобно кошкам. Но, когда он задумывался, он приходил к выводу, что все его интрижки одинаковы, неизменно начинаясь с флирта, они все заканчивались пресыщением. Как бы долго и бурно ни длился роман, рано или поздно он заканчивался и забывался, и единственной причиной тому, по мнению маркиза, была скука.

И Аластер Дункан объяснил ему это в последний вечер, проведенный маркизом в Лондоне, перед отъездом.

— Ты когда-нибудь задумывался, Джайлс, — спросил он, — над тем, что ты ищешь, чего ты хочешь добиться в жизни?

Маркиз, насладившийся превосходным ужином, приготовленным его шеф-поваром, сидел, откинувшись на спинку кресла.

— Зачем мне чего-то искать?

— Потому что тебе этого не избежать, — ответил Аластер.

— Я не понимаю, что ты хочешь сказать.

— Ну так послушай. Ты — один из богатейших людей страны, ты красив и респектабелен, ты, хоть и редко соглашаешься с этим, умнее многих. Такой человек не может быть доволен жизнью, которую ты сейчас ведешь.

— Чушь! — уверенно ответил маркиз. — Я, конечно, польщен твоими похвалами, но заверяю тебя, мне вполне хватает моего положения в обществе и состояния.

— Неужели ты действительно веришь, будто все это сможет занимать тебя на протяжении ближайших сорока или пятидесяти лет.

Маркиз рассмеялся:

— А почему бы и нет?

— Ты либо нарочно заглушаешь голос рассудка, либо нечестен сам с собой, — ответил Аластер. — Раньше за тобой такого не водилось.

— К чему ты клонишь, черт побери? — недоумевал маркиз.

— Дело в том, что мне грустно смотреть, как пропадает замечательный человек, — То есть? — В голосе маркиза появилась легкая обида.

— Ты сам говоришь, доволен. Но я не могу поверить, чтобы, такой человек был доволен обществом людей, которые на сегодня тебя окружают.

— Чем они тебе не угодили? — резко спросил маркиз.

— Возьми к примеру короля, — начал Аластер. — Мы, конечно, любим нашего «королька» и всегда любили, но он растолстел, стал медлителен и, если уж быть честными до конца, слишком утомляет.

Глаза маркиза сверкнули, но он не стал прерывать друга. Аластер продолжал:

— С тех пор, как он стал путаться то с одной, то с другой старыми, алчными женщинами, я не могу даже слушать его. Мне хочется поскорее убраться с королевских глаз долой.