Удивленный маркиз спросил:

— Что вы имеете в виду?

Люсия немного поколебалась, но все же ответила:

— Мы с маменькой всегда читали парламентские доклады. После волнений на Севере я очень надеялась, что какой-нибудь человек… вроде вас… будет отстаивать реформы, принятие которых так долго задерживали.

Маркиз был потрясен.

Он понял, что Люсия говорит о восстании рабочих в Манчестере, в котором несколько человек погибли, а ранены были двенадцать тысяч. После того как эти борцы за справедливость были сурово наказаны, стало ясно, что их жертвы пропали даром. Однако члены парламента, ратовавшие за необходимость реформ, все настойчивее выступали против правительства, которое упорно не желало прислушиваться к их словам.

— Боюсь, политика меня не слишком интересует, — заметил маркиз.

— Как же так! — воскликнула Люсия. — Я уверена, что премьер-министр и весь кабинет министров прислушались бы к вам… если бы вы выступили против несправедливостей, что происходят в стране.

Маркизу пришла в голову забавная мысль: то же самое говорил ему когда-то Аластер.

— Не понимаю, почему меня никак не оставят в покое! Мне хватает побед в спорте, забот о лошадях и о поместьях и развлечений с друзьями.

Наступила тишина. Маркиз понял, что Люсия не верит ему, и сердито проронил:

— Ну ладно, скажите вслух, вы думаете, что я не прав!

— Я уверена в вашей правоте, — мягко ответила Люсия, — но… но и в мирное время, и на войне стране всегда нужны такие энергичные и умные люди, как вы.

Маркиз откинулся на спинку стула и уставился на Люсию во все глаза, словно не веря в то, что напротив него сидит обыкновенная девушка.

Никогда прежде ему не приходилось ужинать со столь хорошенькой собеседницей, которая укоряла бы его за недостаточную заботу о родной стране.

Как правило, политические беседы касались только присутствующих и их планов, и никогда не затрагивали национальных интересов.

— Уж не хотите ли вы сказать, что я должен уподобиться ораторам в Гайд-парке, которых все равно никто не слушает, влезть на ящик от мыла и проповедовать с него направо и налево? — выпалил маркиз, не желая молчанием признавать собственное поражение.

— Вы уверены, что их никто не слушает? — спросила Люсия. — Я много читала и в Англии, и в Венеции, и мне кажется, что очень многие недовольны политикой крупных землевладельцев, причем недовольных можно найти и в Палате лордов.

Если бы маркиза вдруг клюнула одна из паривших в небе вокруг корабля чаек, он был бы менее удивлен.

— Я знаю, о чем вы говорите, Люсия, — ответил он. — Буду честен с вами, очень многие англичане посвящают жизнь заботам о бедняках, добиваются равноправия католиков и выступают против контроля аристократии над выборами. Но меня все это ни капли не волнует.

— Как же так! — горячо произнесла Люсия. — Разве вы не видите, что в политике не хватает людей с вашим умом и вашими возможностями? Только такой человек, как вы, способен исправить положение.

Маркиз подумал, что при других обстоятельствах он до колик смеялся бы над такой мыслью. Однако в голосе Люсии звучала твердая убежденность. Маркиз почти поверил в собственное преступное равнодушие к родине, наверняка повинна была усталость после бурных событий дня.

— Зачем мне становиться первым среди неудачников? — спросил он несколько раздраженно.

— Ответ прост — потому что вы победитель, — мягко произнесла Люсия.

Маркиз хмыкнул:

— Вижу, у вас на все есть ответ. Однако в Англии меня ждет столько дел, что времени ни на что другое просто не останется.

— Но вы попытайтесь… пожалуйста, обещайте, что попытаетесь!

Слово «обещайте» резануло ему слух, напомнив замечание Франчески о том, что англичане всегда держат слово, и собственный ответ — мол, он-то свое сдержит.

Маркиз решил, что Люсия пытается загнать его в угол, выбраться из которого будет очень трудно.

— Если я когда-нибудь стану таким же фанатичным приверженцем реформ, как Корбетт и Уилберфорс, — заметил он, — вы наверняка сочтете меня невероятно скучным.

Люсия рассмеялась. Смех у нее оказался на удивление красивый.

— Скучным вы не будете никогда, — ответила она. — Но чем больше я узнаю о нынешней обстановке в Англии, тем больше я беспокоюсь о том, что такие замечательные люди, как вы, не обращают на это внимания.

— Почему вы решили, что я «замечательный»? — поинтересовался маркиз.

Люсия выразительно развела руками.

— Трудно объяснить… Но я знаю, что солнце встанет завтра из-за горизонта и море не утечет за ночь.

— Уж на это я надеюсь!

Люсия пропустила его замечание мимо ушей. Она подперла рукой щеку.

— Как-то папенька сказал мне, что все люди распространяют вокруг себя жизненную силу, но одни больше, а другие меньше. Те, кто дает больше, становятся великими, как, например. Будда, Христос или Магомет, ну а из людей, например — Марко Поло и Христофор Колумб.

— И вы уже зачислили меня в эту компанию? — насмешливо спросил маркиз.

Наступила тишина. Потом Люсия негромко произнесла:

— Я поняла, что вы… другой… как только увидела вас.

А когда я заговорила с вами на пьяцца Сан-Марко, я почувствовала, что вы… «излучаете», как сказал бы папенька… совсем не то, что все другие люди, каких я видела.

— Я польщен, — сухо заметил маркиз, — но уверен, вы сами себе это внушили.

— Может быть, но вы так же уверены, что и говорю правду.

Маркиз докинул руки в насмешливо-умоляющем жесте.

— Вы меня пугаете, — сказал он. — И еще вы пытаетесь заставить меня делать то, чего мне делать не хочется.

Я просто вынужден сопротивляться.

Люсия покачала головой:

— Думайте, что хотите, но вы — это вы, рано или поздно вы поймете, в чем состоит ваш долг и выполните его.

— Если вы и дальше будете так меня изводить, — пригрозил маркиз, — я еще до конца путешествия выброшу вас за борт и не стану вылавливать.

Маркиз понимал, что теперь просто пытается увернуться от слов Люсии и бьется, точно рыба, попавшая на крючок. Он вспомнил как рассказывал Аластеру о причинах своей неприязни к браку, но происходившее сейчас было еще более обременительно, и он произнес:

— Хотелось бы заметить вам, Люсия, что, когда вы ужинаете наедине с мужчиной, вы должны развлекать и смешить его, но никак не заставлять думать о неприятных вещах в то время, когда он мог бы думать о вас.

Щеки девушки моментально залились краской. Люсия тихо ответила:

— Я… прошу прощения, милорд… Маменька всегда говорила, что мужчине скучно… когда женщина слишком много говорит, Почувствовав, что был слишком резок, маркиз протянул девушке руку.

— Мне нисколько не скучно, — произнес он. — Я только боюсь, что еще до возвращения в Англию стану правоверным миссионером.

Он положил на стол открытую ладонь, и пальчики Люсии скользнули в нее.

— Я попытаюсь… развлекать вас, — сказала она, — но вы же знаете, я так глупа…

— Ни в коем случае.

— Я не умею развлекать утонченных джентльменов.

Его пальцы сомкнулись вокруг ее ладони.

— Теперь вы откровенно заставляете меня рассказать вам об этом, — улыбнулся маркиз, — но позвольте, Люсия, я получил огромное удовольствие от нашего совместного ужина и надеюсь наслаждаться, вашим обществом и дальше.

Он говорил совершенно серьезно, и Люсия вновь покраснела, отдернув руку.

— Вам пора спать, — произнес маркиз. — Сегодня у вас был тяжелый день и вы, конечно, устали, хоть и не признаетесь в этом. Бегите, дитя мое, и оставьте меня наедине с моими мыслями, которых я совершенно не ожидал.

Люсия встала, чувствуя себя не слишком уверенно из-за изменившегося тона маркиза. На миг она застыла у стула, глядя на маркиза, а затем произнесла:

— Спасибо вам за вашу доброту… и за то, что вы устроили похороны папеньки. Я… я никогда не забуду, что вы для меня сделали, и… и буду молиться за вас!

Тут она наклонилась и коснулась губами руки маркиза, все еще лежавшей на столе.