— Папенька! — заговорила она. — Послушайте, папенька! Маркиз… купит ваши картины! Они ему понравились… он говорит, что вы… гений!

Бернар Бомон медленно открыл глаза.

— Ты… продала… картины? — шепотом спросил он.

— Да, папенька, все! Все, которые у нас есть!

— Ты… умница… Люсия, — произнес ее отец и вновь закрыл глаза.

Маркиз вернулся к созерцанию картин. Невероятно, что никто еще не обращался к подобной технике, изображая Венецию. Между тем очевидно, что это единственный способ запечатлеть на полотнах всю ее ускользающую прелесть и сказочность. Вода в каналах на картинах казалась настоящей — такого эффекта не удавалось добиться прежде. В этих картинах, в великолепных палаццо, освещенных солнцем, была сама жизнь, которая ощущалась даже в темных проемах окон и дверей.

Маркизу подумалось, что все изображенное Бернаром Бомоном не просто сияло, а дышало, картины навевали мысли не столько о прошлом и настоящем, сколько о будущем.

Заметив, что Люсия вновь встала неподалеку от него, маркиз произнес:

— Вначале нужно вылечить вашего отца, а потом мы увезем его в Англию. Я хочу, чтобы он расписал мою загородную виллу.

Лицо девушки озарилось восторгом, и маркиз понял, что она не может найти слов благодарности.

Он добавил:

— Но в первую очередь вам обоим нужна еда. Если я сейчас дам вам денег, вы сможете послать кого-нибудь за провизией?

— Я сама схожу, — быстро ответила Люсия.

— Одна?

Девушка бросила взгляд в окно — день был в разгаре.

— Когда папенька болен, — ответила она, — я обычно выхожу а город очень рано утром. Так я и вас… встретила.

Маркиз прекрасно понял ее: днем к такой молодой и красивой девушке, как Люсия, наверняка начинают привставать всякие повесы. Он признал, что девушка нашла весьма умный выход из положения, выходя из дома только тогда, когда на улицах еще пустынно.

— Оставайтесь тут, — приказал он. — Я пришлю все, что понадобится вам сегодня. А завтра, если вашему отцу станет лучше, мы перевезем его в более удобное место.

Увидев в серых глазах страх, маркиз понял, что Люсия смертельно боится искать какое-нибудь другое жилье, и делая это самостоятельно, она неизбежно вызовет подозрение.

Признав свою ошибку, маркиз быстро добавил;

— Предоставьте это мне. Я все устрою. Вот, возьмите немного денег на всякий случай, а плату за картины, я думаю, лучше будет положить в банк.

С этими словами маркиз вытащил из кармана все свои наличные деньги и положил их на стол. Их было немного, но наверняка Люсии они покажутся целым состоянием. — .

Девушка смотрела на ассигнации так, словно не могла поверить в происходящее и боялась, что все вот-вот исчезнет, как в сказках.

— Как только я вернусь в свое палаццо, — продолжал маркиз, — я пошлю вам еды и отправлю специального человека за картинами. И еще я найду врача для вашего отца.

Помолчав, Люсия ответила:

— В Венеции не слишком хорошие доктора… Если бы они были… лучше… они, наверное, сумели бы спасти маменьку. Я уверена, что… папеньке нужна только еда… и надежда… тогда он сам справится с болезнью.

Маркиз улыбнулся:

— Что ж, может быть, вы правы. Забудем о докторе, пока вы сами не решите, что его присутствие необходимо. А пока что будьте осторожнее и не ходите одна по улицам.

— Я… я останусь с папенькой, — ответила Люсия, — и буду благодарить Бога за вашу… доброту. Я не могу… не могу иначе выразить вам всю свою благодарность…

Маркиз улыбнулся девушке, чувствуя, что тронут ее признанием. Радостные глаза Люсии сияли таким светом, какого он никогда прежде не видел ни в чьих глазах.

Словно для того, чтобы удостовериться в реальности происходящего, маркиз еще раз взглянул на картины и увидел в них то же свечение. Это было поистине великолепно, и казалось, что не художник, а само солнце вложило в картины свою магию.

Маркиз открыл дверь и, пригнувшись, вышел на лестницу.

Некогда величественные ступени ныне были выщерблены и выпачканы грязью. Глядя на них, маркиз подумал, что никогда бы не нашел на чердаке старинного дома художника, творившего для будущего. Спускаясь по каменным ступеням, перешагивая обколотые края и осторожно ступая там, где были трещины, маркиз чувствовал, что Люсия не сводит с него глаз.

Только достигнув первого этажа и оказавшись у двери, выходившей в переулок, он взглянул вверх.

Люсия была далеко-далеко, словно парила в небе.

Маркизу пришло в голову, что это не человек, а ангел или богиня, изображенная на потолке старого дворца. Девушка помахала ему на прощание, словно на миг ожила и сошла с полотен своего отца.

Сидя в гондоле, которая везла его по Большому каналу к палаццо, маркиз думал, что все произошедшее с ним сон или игра его воображения.

Мог ли он, покидая спящую Франческу, ожидать столь странного приключения, которое, если рассуждать здраво, едва ли возможно?

Он не мог поверить, что в Венеции, где живут и творят сотни художников, ему посчастливилось встретить англичанина, пишущего в необычайной манере. Маркиз даже начал сомневаться в справедливости собственных суждений относительно Бернара Бомона.

«Невероятно! — повторял маркиз про себя. — И все же этот человек — гениальный художник, хотя оценить его по достоинству способны немногие».

Маркиз прекрасно понимал, что купленные им полотна смутят не одного зрителя, а самому ему не раз придется защищаться от нападок, прежде чем пройдет время и люди оценят гениальные творения. Но он знал, что наступит этот день.

В начале столетия принц Уэльский приобрел коллекцию давно вышедших из моды картин голландских мастеров и стал всеобщим посмешищем. Но прошли годы, владельцы музеев и галерей буквально дрались за голландские полотна, а король торжествовал победу над недавними критиками.

«Со мной будет так же», — говорил себе маркиз.

Он понимал, что пройдет не один год, прежде чем Бомона признают и у него появятся подражатели.

«Вот тогда-то я и посмотрю на тех, кто сейчас заявит, будто я бросаю деньги на ветер», — с удовлетворением подумал маркиз.

Когда гондола, в которой он сидел, подплыла к палаццо маркиза, слуга поспешил помочь его светлости ступить на землю.

Маркиз выпрыгнул из гондолы необычайно живо, предвкушая новый день, полный новых забот.

Он поспешно взбежал по длинной лестнице и оказался на этаже, где располагались парадные покои палаццо и его собственная спальня.

Скорее всего Франческа уже встала и вернулась к себе, но рисковать маркиз не хотел. Он отправился прямиком в столовую, где его ожидал завтрак.

Прежде чем сесть за стол, маркиз послал за своим секретарем, мистером Джонсоном и, когда тот явился, подробно проинструктировал его.

— Надеюсь, вы все поняли, — закончил свою речь маркиз. — Еда должна быть доставлена со всей наивозможной скоростью. Ждать, пока повар что-нибудь приготовит, времени нет. Постараться ему придется позже. А пока скажите, чтобы разогрел суп и поставил его в корзину с соломой. Когда управится, пусть придет ко мне, я дам ему дальнейшие указания.

— Слушаюсь, милорд.

— Пошли Августино с едой и скажи, чтобы он купил все, что мисс Бомон пожелает, — продолжал маркиз. — А потом подыщите им квартиру со студией в районе получше.

Маркиз заметил удивленный взгляд секретаря, но тот был слишком хорошо вышколен и не привык выражать свои чувства. Маркиз добавил:

— Мистер Бомон болен, поэтому нужен человек, чтобы заботиться о нем. Подыщите слугу, которому можно доверять и который справится с работой.

— Слушаюсь, милорд.

Про себя секретарь подумал, что за годы службы ему доводилось принимать от своего строгого хозяина весьма странные указания, но они ни в какое сравнение не шли с нынешними.

— Когда картины прибудут, — продолжал маркиз, — развесьте их в библиотеке.

— В таком случае придется снять уже висящие там картины, милорд.

— Я понимаю, — резко ответил маркиз. — Уберите их куда-нибудь, только осторожно, не повредите. Я хочу, чтобы купленные мною картины висели над камином — там они будут смотреться лучше всего.