Мира покачала головой:

– Да нет. После попадания сюда мне уже ничто не кажется странным.

Дэй согласно кивнул, отставил пустую кружку и пошел обратно на сцену. Он играл, а Мира сидела и слушала, но ощущения возможности перехода больше не накатывало. Мир вокруг был слишком реальным и слишком подходил этой музыке.

– Слышь, цыганка, а давно ты с Дэем-то? – неожиданно подал голос трактирщик, тоже облокотившийся на стойку и глазеющий на импровизированную сцену.

– Э… нет. Недавно. А что?

– Да то, что девки наши тебе косы хотят повыдергать… Нравится им Дэй, вон, видишь, сидят, рты раскрыли, глаз не сводят. А тут соперница.

Мира поняла, что проблемы только начинаются. В указанном направлении и правда сидело с десяток девиц разной степени пригожести, но на лицах у них было написано совершенно одинаковое обожание. Которое, впрочем, тут же сменялось на противоположное чувство, стоило им оторвать глаза от кумира и глянуть на Миру.

– Я бы на твоем месте не стал дожидаться, пока он доиграет, – предупредил трактирщик.

Мира кивнула и одним глотком допила вторую кружку.

– Может, еще подскажете, куда бы вы делись на моем месте? – спросила она.

– Сеновал над конюшней, – трактирщик долго не раздумывал. Наверно, спасение жертв ревности было для него делом привычным. – Я скажу Дэю, что ты там.

– Спасибо.

Во двор Мира проскользнула черным ходом. Путем методичного осмотра построек (довольно медленного – сказывалось изрядное опьянение) была найдена конюшня. По крайней мере, лошади в этом помещении имелись. Мира заползла на сеновал по приставной лестнице и уселась ждать.

Она уже практически заснула, когда на нее упала волынка.

– У, черт, не видел, что ты тут лежишь, – виновато произнес Дэй в ответ на ее испуганный вопль.

– Надо же, он действительно с ней спит… – изумленно прошептала Мира.

– Что-что ты там бормочешь?

– Ничего. Так. О своем.

Дэй рухнул рядом, пристроив музыкальный инструмент с другого бока.

– Как там твои поклонницы? – вежливо поинтересовалась девушка.

– Горячи, как никогда.

– И все же удалось вырваться?

– Трактирщик любит меня: когда я играю, у него выручка возрастает вчетверо.

– Тогда понятно, почему он такой заботливый.

Какое-то время оба молчали.

– Ты это… извини, что так вышло, – сказал Дэй, – я играл, смотрел на тебя и, может, как-то зацепил музыкой, что тебя тоже сюда перетянуло.

– Когда мы будем пробовать обратно? – спросила Мира. Спать на сене оказалось, может, и мягко, но не очень-то приятно. Кололо, за шиворот сыпалась какая-то труха, а если где-то в этом мире и существовала ванна с горячей водой, то явно за много-много километров отсюда. О том, что ее зацепила не только музыка, но и сам Дэй, она говорить не стала. В конце концов, где-то неподалеку шаталась целая толпа точно так же романтически настроенных к нему девиц, которых музыкант, похоже, напрочь игнорировал, и было бы неплохо чем-то от них отличаться.

– Можем сейчас, – предложил парень.

– Здесь? Нас услышат. И лошади спят.

– Лошади точно против не будут, – пообещал Дэй, подтягивая к себе волынку.

Музыка лилась в ночь медленно и нежно, по одной ноте, как шепот. Мира лежала на спине и смотрела на звезды в дверном проеме. В груди щемило, и почему-то хотелось плакать – не от горя, а от неповторимости момента и невозможности сохранить где-нибудь навсегда это сочетание: запах сена, усеянное звездами небо и тихая прекрасная мелодия.

Когда Дэй прекратил играть, она судорожно всхлипнула от избытка эмоций.

– Не переживай, завтра еще попробуем. Просто мы устали. – Дэй сидел в обнимку с волынкой.

– Ага, – Мира вовсе не чувствовала себя расстроенной, – но я не из-за этого. Просто ты так играешь…

– Я обрел в твоем лице преданного фаната?

– Еще бы. Но трусы на сцену кидать не буду, обойдешься.

– Могу еще написать автограф у тебя на груди, – веселился Дэй.

– Да-да, – скептически согласилась Мира, – вернемся к этому вопросу, когда в этом мире изобретут то, чем писать. Кстати, а как выражают свой фанатизм местные девицы? Подставляют грудь для росписи угольком?

– Нет, вышивают мне платки.

– В жизни бы не подумала вышивать платки понравившемуся чуваку.

– Испортила вас цивилизация, – сонно пробормотал Дэй.

Мира согласно похихикала и, устроившись поудобнее, тоже провалилась в сон.

Просыпаться в сене оказалось еще менее романтично, чем засыпать. Дэя рядом не было, но не успела Мира обеспокоиться, как услышала его голос внизу. Парень беседовал с хозяином сеновала, и похоже, трактирщик его уговаривал.

– У кума дочка замуж выходит, любезный. Уж не откажись, сыграй у них. Ну нету у нас сейчас тут других музыкантов, а так нужно, чтоб гладко да мирно все прошло. Свадьба же, такое событие!

– Да нам спешить надо, мил человек, – отпирался Дэй, – возвращаться нам надо.

– Ну тут всего-то пути ничего. К обеду неспешным шагом дойти можно. А еды я с собой дам, да и там накормят, свадьба же! А ежели без музыки, то и танцев нет… и мало ли кто там из непрошеных явится, из лесу. Испортят праздник, нечисти бы только позабавиться, а тут такое событие!

– Да ладно, не сильно-то они вам и вредят, духи эти, – покачал головой Дэй.

– А сильно и не надо, – вздохнул трактирщик, – явится какой-нибудь дурашливый, пиво скиснет, и все – какой тут праздник… а девочка о нем с детства мечтала, это ж свадьба!

– Да, я понял. Такое событие, – подытожил Дэй. – Ладно, прогуляемся туда. Но быстро не обещаю, дойдем к вечеру. Днем, по жаре какие там танцы, да и лесным духам тоже лениво.

– Ничего, – обрадовался трактирщик, – к вечеру в самый раз. А я пока младшему своему скажу – пусть сбегает да обрадует, что музыкант у них будет.

Дождавшись, когда хозяин уйдет, Мира спустилась с чердака и, пропустив пожелания доброго утра, спросила:

– Итак, вместо того чтобы возвращаться домой, мы сейчас идем на свадьбу?

– Ну… нам же все равно надо куда-то идти. – Дэй покусывал травинку и над чем-то раздумывал. – А попутно мы можем пробовать вернуться. Кто знает, может, именно на свадьбе у нас это и получится. Все-таки такого накала эмоций, как в толпе, сложно достигнуть в одиночку.

– Нет, мне, конечно, в чем-то даже нравится это богом забытое место, – Мира попыталась вытряхнуть из волос набившуюся туда за ночь труху, – но очень хочется помыться. И да, я люблю чистое белье и одежду.

– По дороге будет речка, – утешил Дэй и, видя выражение ее лица, поспешно добавил: – Нет, не такая речка, как у нас, а чистая и экологичная. И помыться и постираться.

– А сушить мы это все где будем? Привяжем на палку и понесем за собой?

– Мирин, ты язва. Днем будет жарко, посидим на берегу, пока высохнет.

Что ж, такая перспектива была лучше, чем ничего.

Они брели по дороге и трепались обо всем.

– Тебя тут считают колдуном, да? – со смешком уточнила Мира.

– Почти. Тут живут не только люди. То, что я видел, укладывается только в фольклор.

– Нечистая сила?

– Духи, божки, призраки, тотемные твари… Вроде и не злые, но чуждые людскому. Непонятные. Могут шалить, вредить просто смеха ради. А музыка их успокаивает. Поэтому музыкантов тут ценят, и вред им никто не причинит.

«Не то что как маленьким цыганкам», – подумала Мира, вспоминая поклонниц очень ценного музыканта.

Речка действительно разительно и выгодно отличалась от всех виденных водоемов родного мира. Дэй уселся на берегу в обнимку с волынкой и заинтересованно уставился на девушку.

– Что? – не выдержала та.

– Ты первая идешь купаться? Хочу насладиться зрелищем.

Мира медленно расстегнула юбку.

– Может, хотя бы закроешь глаза.

Дэй с готовностью прищурил веки, но это никого не обмануло. Метко брошенная юбка накрыла его с головой, пока он с протестующими криками выпутывался из нее, следом прилетел лифчик, а Мира уже плыла прочь от берега, оставшись в трусах и майке. Заодно и постирается.