— Это было… Очень искренне, – заговорил наконец Игнат и несколько раз хлопнул в ладоши. — Спасибо, Анна, мы тронуты…

Вслед за ним раздались другие аплодисменты, сперва это были судьи, за ними подхватили и зрители.

— Спасибо и вам всем, — я быстро поклонилась и поспешила покинуть сцену.

— Это было круто, — обняла меня сразу Кира. — А говорила, что не справишься…

— Да ладно тебе, — я смутилась еще больше. — Выступила и выступила. И очень рада, что теперь уже все точно закончено.

А дальше снова всех развлекал Игнат, давал наставления уже судьям, приглашал зрителей на финал послезавтра, в девять вечера. Наконец и он покинул сцену, а ко мне подошел Глеб.

— Только ничего не говори, — засмеялась я, останавливая его. — И не льсти. Я совсем не готовилась и несла всякую чушь.

— Мне очень понравилась твоя чушь, — он тоже улыбнулся. — Особенно про двух детей…

Я не успела ни смутиться, ни отшутиться, поскольку около нас неожиданно появилась Софья Ильинична. А я и не заметила ее среди зрителей…

— Глеб, внучек, я тут духи прикупила, — без приветствий в моей адрес прочих вступлений сразу заявила она. — Понюхай… — старушка достала из своей большой сумки пузатый флакон и прыснула из него едва ли не в лицо Глебу. — И ты, Аня, тоже можешь понюхать, — и я не успела опомниться, как меня окутало сладкое цветочное облако.

— Отличные духи! — похвалила я, пытаясь не раскашляться от такой концентрации парфюма вокруг себя.

— А нельзя ли было мне дома их показать? — проворчал Глеб, усиленно почесывая нос.

— Нельзя, — прозвучало в ответ. И Софья Ильинична, развернувшись, медленно пошла прочь.

Мы с Глебом недоуменно переглянулись: бабуля в своем репертуаре.

Глава 24

— Прогуляемся? — вдруг предложил Глеб.

— Давай, — согласилась я с легкостью, а в груди что-то сладко сжалось, затрепетало, словно в предвкушении.

Небо уже розовело, воздух густел, наполняясь ароматами цветов и трав, ветер совсем стих, и озеро замерло в ожидании ночи. Мы спустились к берегу и пошли вдоль него, наслаждаясь теплым августовским вечером.

— Ты хочешь выиграть этот конкурс? — нарушил наше молчание Глеб.

— Не знаю, — я усмехнулась. — Если честно, даже не представляю, что буду делать с этим титулом. Наверное, я не так уж достойна его.

— А деньги? Ты говорила, она тебе нужны, — напомнил Глеб.

— Деньги нужны всегда, — заметила я с улыбкой. — Но опять же, кому-то они, наверное, нужнее… Например, тем же Полоскунам. Им надо химчистку расширять, чинить технику, вышедшую из строя, да и пятерых детей содержать непросто… И сама Кира искренне любит Большие Перевертыши, это ее родина… Не то что я, даже месяца у вас не живу… В общем, если бы я была судьей, то отдала бы первое место ей, — весело заключила я.

— Давишь на судей? — Глеб шутливо нахмурился.

— Да как ты мог подумать об этом? — я наигранно возмутилась, а он, засмеявшись, притянул меня к себе.

У меня же от этой внезапной близости перехватило дыхание, а по телу пробежали сотни электрических разрядов. Совершенно недвусмысленно стало горячо внизу живота, и я, отчего-то испугавшись своей такой бурной реакции на вполне невинное объятие, замерла. Но Глеб внезапно отпустил меня, словно тоже устыдился своего порыва. Мы продолжили прогулку, но уже на некотором расстоянии друг от друга.

— Мне Кира рассказала про Лунное Дерево, — проговорила я, чтобы как-то смазать неловкость и напряжение, возникшее между нами. — Оно должно зацвести послезавтра…

— Да… — Глеб отозвался рассеянно.

— Это красиво, наверное… — мне тоже слова давались с трудом.

— Да, очень…

— Мне уже не терпится на него посмотреть…

— Понимаю…

«Обними меня. Снова, — пронеслась вдруг в голове мольба, обращенная к Глебу. — А лучше поцелуй… Пожалуйста…»

— Что-то душно… — произнес он в этот момент, и голос его звучал непривычно хрипло. — Похоже, будет гроза…

— Думаешь? — я с радостью «зацепилась» за эту тему, ибо мысли мои становились все распутней, а тело все больше требовало его прикосновений. — Но небо чистое… Смотри, уже звезды появляются…

Небо действительно наливалось синевой, деревья теряли очертания в наползающем сумраке, и где-то в траве отчаянно стрекотали кузнечики.

— Я, пожалуй, искупаюсь...— сказал Глеб. — Освежусь быстро, иначе…

Что именно «иначе» он не договорил, вместе этого стал поспешно стягивать с себя футболку, а следом и джинсы. Я же на время забыла дышать: сейчас полуобнаженный Глеб казался мне самым прекрасным и волнующим зрелищем на свете. А когда он остался в одних плавках, даже в темноте, я смогла разглядеть, что желание испепеляет не меня одну. От этого еще сильнее бросило в жар, а разум помутился. Я облизала пересохшие губы, отвела глаза. Да что это со мной происходит? Мне еще никогда так не хотелось ни одного мужчину…

Глеб с разбегу окунулся в озеро, ушел под воду с головой и вынырнул уже в нескольких метрах от берега. Я же прошлась вдоль кромки туда-сюда, сняла босоножки, помочила в воде ноги…

И все же не выдержала.

Так быстро я еще не раздевалась никогда. Прохладная вода остудила пылающее тело лишь ненадолго, поскольку совсем скоро я очутилась рядом с Глебом.

— Мне тоже нужно было… Освежиться… — прошептала я, подплывая ближе.

И не успела больше ничего произнести, потому что оказалась прижатой к крепкой мужской груди. Губы Глеба нашли мои, и я утонула в этом жадном, почти болезненном поцелуе. Наши тела по-прежнему горели, несмотря на прохладу воды, она лишь усиливала чувствительность кожи, делая каждое соприкосновение еще более волнительным, возбуждающим. Я не заметила, как мы снова оказались у берега. Глеб, продолжая осыпать мое лицо и шею рваными поцелуями, подхватил меня руки и перенес на траву. Не знаю, были ли мы в тот момент одни у озера, или же у нашей страсти все же нашлись случайные свидетели. Мы были поглощены только друг другом, наслаждались каждым прикосновением, каждой лаской. Страсть сжигала изнутри, делала нас необузданными, почти дикими. И даже когда она иссушила нас до конца, схлынула, возвращая обратно в реальность, я все же еще крепко обнимала Глеба, не в силах отпустить его от себя.

Поэтому его следующие слова стали для меня словно удар хлыста:

— Уходи.

— Что? — я подумала, что ослышалась.

— Уходи… Быстрее! — он разорвал наши объятия, перекатился на спину, затем сел на колени, опустил голову и зажмурился.

— Глеб… Тебе плохо? — сердце начало бешено колотиться.

— Я теряю контроль над ним… — прорычал он, вцепившись пальцами в траву. — Уходи, прошу тебя…

— Но… Разве ты сможешь причинить мне вред, даже будучи волком? — робко уточнила я. Все мое естество противилось просьбе Глеба. Теперь мне хотелось остаться, даже если он станет... другим.

— Я не знаю, что может произойти! — Глеб уже почти кричал. — Уходи, слышишь? — он дотянулся до моего сарафана, который как раз лежал недалеко от него, и швырнул мне. — Аня! Я прошу тебя! Уходи…

— Но я не хочу… Я не боюсь…

— Аня… — процедил Глеб уже с угрозой. А потом я увидела его глаза и уже сама отшатнулась. Все же переоценила себя. Испугалась. — Убегай…

— Хорошо, только успокойся… — я сглотнула, ощущая подступающую панику. — Уже ухожу…

И я побежала. Борясь со страхом и обвиняя себя в малодушии. Надевая на ходу сарафан и начисто забыв о белье и обуви, которые так и остались где-то там на берегу.

Уже оказавшись на поселковой дороге, я замедлила шаг. Шла и оборачивалась: не идет ли за мной Глеб? А, может, вернуться? Вдруг я ему нужна? А ведь он не  один раз говорил, что заниматься любовью ему нельзя, пока не справится со своим… зверем. Почему тогда поддался сейчас? Похоже, это я виновата… Сама не смогла сдержать себя, соблазнила, теперь Глебу плохо. Что ж я наделала?.. На глаза навернулись слезы: от злости на себя и жалости к Глебу. Я уже почти не разбирала дороги, шла вперед, глядя на мир сквозь пелену, даже не понимала, на какой улице нахожусь. В ушах тоже шумело, потому я совсем не услышала тихий гул мотора, следующей за мной машины. Очнулась лишь тогда, когда мне на плечо легла мужская рука. В первый миг я подумала, что это Глеб, и даже успела обрадоваться, но все оказалось иначе. Повернув голову, я увидела Дена Серова.