Когда он уже «готов», красавица приглашает его в Малесерб, там предлагает ему выдвинутые ее близкими условия ее «капитуляции»: сто тысяч экю, земля, титул маркизы и, в довершение всего, письменное обещание жениться… Этот последний момент привел Генриха в раздражение. Он согласился на все остальное, а что касается обещания жениться, то он опасается бесплодного брака. Итак, найден компромисс: обещание жениться будет иметь силу, если через шесть месяцев Генриетта забеременеет и в 1600 году подарит наследника.

Сюлли в своих воспоминаниях замечает, что когда король показал ему роковую бумагу, то он схватил ее и разорвал:

— Ты сумасшедший? — вскричал Генрих.

— Да, — отвечал Сюлли. — Но я не одинок, таких во Франции много.

Тогда, не говоря ни слова, король поднимается в кабинет и пишет точно такое же обещание, затем проходит мимо министра, как будто не замечая его, требует коней и спешит в Малесерб, где на целых три дня запирается в спальне со своей возлюбленной. Необходимо было приступить к «созданию» ребенка.

Действительно, она ждет ребенка. Но голову мадемуазель д'Антраг никогда не увенчает корона Франции. В то время как беременная Генриетта была уже уверена в осуществлении мечты, сильнейшая гроза явилась причиной преждевременных родов, в результате которых на свет появился мертвый мальчик… Впрочем, Сюлли уже подготавливал брак своего короля с Марией Медичи.

Увы, однажды женившись, Генрих никогда не покинет женщину, давшую ему троих детей, но ни на миг не прекращавшую организовывать всяческие заговоры против жизни короля. Государь дважды прощает (а было за что!), но наконец отсылает семейство д'Антраг в Малесерб. Генриетта остается могущественной, но, по ее мнению, недостаточно: в конце концов она сговаривается с королевой, герцогом д'Эперноном и Испанией; результатом этого сближения стал роковой удар Равальяка…

Будучи запятнанным столькими заговорами, теперь Малесерб нуждается в свежем ветерке. В 1719 году владение покупается начальником канцелярии Ламуанеиом, но славу замку принесет его сын Гийом.

Решив носить имя бесконечно любимой им земли, господин де Малесерб, адвокат, советник в парламенте, несколько раз министр, без сомнения является одним из самых честных и благородных людей всего XVIII века. Прослужив верой и правдой Людовику XVI, Малесерб, удалившись от дел после своего последнего поручения и несмотря на шестидесятилетний возраст добивается страшной чести защищать своего короля перед Конвентом. Он храбро и с благородством взялся за эту защиту, которая не могла принести ему удачи. Режим Террора заставит его заплатить за такую преданность: в 1794 году адвоката вместе со всей семьей арестовывают, бросают в тюрьму и казнят, так же поступают и с близкими, их казнь состоится 22 апреля на площади Свергнутого Трона (дю Трон-Ранверсе), сейчас площади Нации.

Замок сохранил многочисленные вещи этого человека: библиотеку, работы по праву, юриспруденции, статусу евреев и протестантов, статьи о свободной прессе, труды по ботанике. Но в Малесербе к этому прибавляется и воспоминание о другом писателе.

В момент ареста Малесерба уводят также и его дочь, мадам де Розамбо, и его внуков, господина и госпожу де Шатобриан, брата и невестку великого писателя. Но двух маленьких мальчиков молодой пары не трогают: Луи и Кристиана шести и восьми лет спрячут в прелестном домике, до сих пор находящемся в глубине парка.

Этих двух детей поручили заботам гувернантки, любимым занятием которой было изготовление гобеленов. Поэтому в руках у нее всегда находился огромный клубок шерсти, который она сматывала снова и снова, не давая клубку размотаться совсем. В конце концов, по окончании Революции, эта храбрая женщина решилась наконец размотать весь клубок, вытащив оттуда фамильные драгоценности.

Говорят, сам Шатобриан часто приезжал в Малесерб проведать племянников, и в этом тихом доме на великого писателя часто находило вдохновение.

21 апреля 1799 года генеральша Бонапарт в отсутствие своего мужа, отправившегося воевать в Египет, подписала при помощи нотариуса Рагидо акт о покупке замка Мальмезон, до этого принадлежавшего графине Моле.

Замок был построен — по крайней мере его центральная часть — в XVII веке советником парижского Парламента Франсуа Перро, который потом уступил замок капитану гвардейцев Ришелье Гуитону де Форлаку, который находил удовольствие в том, чтобы устроиться поблизости от своего господина, расположившегося собственной персоной в замке Рюой. В ту героическую эпоху люди, без сомнения, были мало щепетильны, ибо малопривлекательное название владения (здесь когда-то находился лепрозорий) не испугало этих смельчаков. Впрочем, место было очаровательное, хотя немного сырое, но тогда мало думали о ревматизме. И потом, привлекательные окрестности позволяли на многое не слишком обращать внимание.

Со временем многие владельцы успели изучить красивое расположение окрестностей Мальмезона; в 1771 году он был куплен семейством богатых финансистов (однако можно ли, будучи финансистом, не быть богатым?) Лекульто де Моле. Они жили на широкую ногу, и особенно супруга финансиста — мадам де Моле (в то время как ее супруг осуществлял свои многочисленные путешествия, сделавшие его знаменитым и даже — героем песен). Она принимала здесь придворного живописца Марии-Антуанетты, мадам Виже Лебрен, поэта Делиля, аббата Сиэйе, и к тому же целую толпу сторонников Революции. Что, впрочем, не уберегло де Моле от тюрьмы во время Террора.

В то время как, скрываясь недалеко от этих мест, в Круасси, где, чтобы получше спрятаться, она отдала своих детей в обучение, одного к столяру, другого к портному, Жозефина Богарне иногда в дымке вечерних туманов смотрела издалека на крыши дома, который ей бесконечно нравился. И вот, став женой Бонапарта и узнав, что замок продается, она настоятельно пожелала вместе осмотреть Мальмезон.

Бонапарта идея не вдохновила. Он предпочитал замок Ри-Оранжи. Но стоило мужу отправиться в Египет, как Жозефина, увлеченная своим замыслом, решила довести его до конца. Она купила замок, а затем испросила себе прощения за супружеское непослушание при помощи своих «надушенных» чар. Тогда Жозефина предприняла в замке некоторые перестройки, поддержанные и ускоренные ее мужем. За работу взялись декораторы эпохи империи Персье и Фонтен, в то время как сад был расширен, а для цветов (еще одно увлечение прекрасной креолки) были отстроены оранжереи.

Бонапарт быстро привязался к Мальмезону. След этой привязанности мы находим в записях его секретаря Бур-рьена:

«Когда в субботу вечером Бонапарт покидал Люксембургский дворец, или дворец Тюильри, его радость можно было сравнить с состоянием школьника, отправляющегося домой на выходные».

В Мальмезоне жизнь была очень веселой. В залах и в садах бегали взапуски, играли в жмурки, танцевали в кругу, взявшись за руки; будущие маршалы и герцогини резвились, следуя примеру будущего императора, как это могут делать молодые люди, которыми они тогда и были. Маленький замок был символом веселья, радости жизни, ожидания будущего, которое рисовалось восхитительным, которое таковым, впрочем, и должно быть.

Тем не менее Бонапарт здесь не только развлекался. Пока Жозефина собирала редкие цветы, наряды и игрушки, он часто уединялся в библиотеке, устроенной по его вкусу. Здесь он подготовил соглашение, по которому Испания уступала Франции Луизиану, и которую в свою очередь эта последняя должна была двумя годами позже уступить Соединенным Штатам; здесь к нему пришла идея конкордата с церковью, здесь он набросал план создания Легиона Чести, здесь, наконец… увы, подписал приказ об убийстве герцога Энгиенского, что кровавым пятном отметило зарю царствования.

Став императрицей, Жозефина осталась единственной хозяйкой замка Мальмезон. Императору дворец показался теперь слишком маленьким и он обратил свои взоры на Сен-Клу, из которого он решил сделать летнюю резиденцию. Жозефина хранила привязанность к красивому дому и не уставала его украшать, и в результате владения были увеличены и простирались теперь «от склонов горы Валерьен до самого Лувесьена».