— Нет. Послушайте, мне нужны сведения о владельце фирмы.

— Вы спрашивали об Эндзо, я навел справки о нем. Любезность оказана, так ведь? Оказана. Теперь вы окажите мне любезность. Откиньтесь назад.

Его руки снова хватают меня. Причиняют боль, и я отбрасываю их в сторону.

Это удивляет его, думаю, не меньше, чем он удивил меня. Мы оба оказались не такими, как представлялись друг другу. Хидеки бормочет что-то непонятное и отступает, когда я встаю. Он все еще красный, с налитым кровью лицом, часто дышит.

Оба молча стоим напротив друг друга. За дверью кто-то разговаривает на ходу, слышится смех. Потом старик усмехается и огибает стол. Сильный для своего возраста, одни углы, никаких изгибов. Думаю: дура я, что поехала сюда. Должно быть, была слепой, ослепленной чем-то. Позади неожиданно оказывается один из диванов. Старик пытается меня толкнуть, я уворачиваюсь от ладони и натыкаюсь на кулак.

Я не столько ощущаю удар, сколько вижу его в глазах Мусанокодзи. В глазах у меня пляшут звезды. Падения не замечаю, но внезапно, словно по волшебству, оказываюсь лежащей на ковре. Мусанокодзи говорит, стоя надо мной, но я его не слышу. Голос матери интереснее. Я слушаю ее.

Волосы Эдит опускаются вокруг меня, белые, словно бы минеральные. Позади нее вдали шумит море. Я повернулась бы взглянуть на нее, если б могла.

Кэтрин, на тебя подействовала луна!

Я улыбнулась ей. Ее вины здесь нет. Моя мать волшебница. Энергичная, сочувствующая, исполненная любви.

Иди сюда. Иди. Моя маленькая луноликая.

Какая-то рука переворачивает меня. Какой-то другой голос шепчет о желании на непонятном мне языке. Мне нужно только избавиться от них, от руки и голоса. Хватаю предплечье, потом запястье. Ощущаю вены и кости, появившиеся на свет за полвека до моего рождения. Дохожу до пальцев старика и перебираю их, ища самые слабые. Большой и указательный. Средний и безымянный. Мизинец. Ухватив последние два пальца, загибаю их вниз. Мне приходилось делать и кое-что потруднее. Связки оказывают сопротивление. Я не выпускаю пальцев, пока не ломаются кости.

Мусанокодзи пронзительно вскрикивает, раз, другой. От его голоса я прихожу в себя. Встаю и прежде всего осматриваю свое тело, не обращая внимания на пострадавшего. Рубашка порвана, но я все же одета, невредима, хоть и получила удар. В щеке медленно пульсирует боль, словно руки старика все еще ее касаются.

Когда поднимаю взгляд, вижу, что Мусанокодзи сидит, согнувшись пополам, руки зажаты между коленями. Кровь струится по запястью и, видимо, пятнает плюшевый ковер кремового цвета. Подхожу к нему, он поднимает взгляд и взмахом головы велит мне отойти. Комичный в своем страдании. Я не могу удержаться от смеха.

— Проклятая сучка-иностранка, ты… — он подбирает слова, — …гнусная английская свинья. Пошла прочь от меня! Убирайся!

Он снова начинает пронзительно кричать по-японски, это какая-то какофония возмущения и ярости.

Я ухожу. На улице его голос еще продолжает звучать у меня в ушах, солнце припекает, пожитки становятся все тяжелее. Иду, пока не теряюсь в толпе. От адреналина в животе боль.

Голос его продолжает меня преследовать. Я вспоминаю о нем снова гораздо позже. Уже ночь, и в темноте мой гостиничный номер может находиться где угодно, принимать любые пропорции. Руки мои плотно прилегают к телу, словно руки любовника. Со мной такое бывало много раз. Со мной такого никогда не бывало.

«Камни, — думаю я. — Отправляюсь к камням».

«Эдмунду Ранделлу от Эдмунда Свифта. Тауэр, сокровищница британской короны. 10 октября 1837 года.

Уважаемый сэр.

Спешу сообщить вам раньше, чем гофмейстер, о разговоре, состоявшемся между королевой, маркизом и мной относительно короны. Не стану ручаться, что передаю все слово в слово: в то время я был очень обеспокоен свинкой у младшей из своих детей; однако уверен, что мое описание точно, лишь с небольшими изменениями фраз.

Сегодня утром я и маркиз встретили Ее Величество в сокровищнице, по этому случаю были вынесены все регалии. Когда гофмейстер привел данные о расходах на предыдущие коронации, королева сказала, что имперская церемониальная корона кажется ей очень скромной и старомодной — это ее подлинные слова. Я позволил себе заявить, что, на мой взгляд, королевские ювелиры сделали корону великолепно. После этого королева отметила несколько деталей, которые ей не по вкусу, в частности, голубой страз, занимающий в настоящее время заднее гнездо и замещающий сапфир, купленный у вашей компании к коронации короля Георга; состояние бриллиантов и чудовищный вес короны. Поистине, должен с сожалением сказать, что когда Ее Величество примеряла корону, она оказалась слишком тяжелым бременем для шеи юной королевы, не сомневаюсь, что такой же ее нашла бы любая восемнадцатилетняя девушка.

Затем королева пожелала, во-первых, изготовления стеклянного макета новой короны с указанием местонахождения и вида всех новых камней; во-вторых, чтобы этот макет был представлен Ее Величеству не позднее конца следующего месяца для того, чтобы Ее Величество могла сделать улучшения в форме по своему желанию. Королева также пожелала, чтоб кое-кто из тех, кто работал над короной, был ей представлен.

Таким образом, должна быть проделана большая работа по обновлению короны, как вам уже известно; мне писать об этом нет нужды. Более неожиданным, на мой взгляд, оказался вопрос о камнях, у королевы на этот счет много своих соображений. В этом смысле Ее Величество дала о вашей компании такие отзывы, сэр, что мне не хочется их повторять. Я очень беспокоюсь, что вам придется позаботиться о подновлении короны и о собственной репутации в глазах королевы.

Искренне надеюсь, что я не нарушил своего долга в этом вопросе.

Ваш покорный и благодарный слуга

Эдмунд Свифт.

Хранитель регалий.»

«Эдмунду Свифту от Эдмунда Ранделла. Лудгейт-Хилл, „Ранделл и Бридж“. 17 октября 1837 года.

Сэр.

В ответ на ваши многочисленные послания сообщаю вам о расходах на корону и все прочее. То же самое отправляю в ведомство гофмаршала. Стеклянный макет будет готов самое позднее к рождественскому посту. Группа продавцов и причастных к изготовлению короны людей будет представлена в первый понедельник декабря, как того потребовали Ее Величество и гофмаршал.

Я разговаривал с королевой. Благодарю вас за участие.

Ваш слуга «Ранделл и Бридж»».

«Д. Г. Бриджу от Эдмунда Ранделла. Лондон, Бридж-стрит, Кресент 9. 29 октября 1837 года. С нарочным.

Мистер Бридж.

Надеюсь, вы уже меньше страдаете расстройством печени. Состояние здоровья не должно отрывать вас от работы. Поэтому вот вам некоторые вопросы для обдумывания в постели.

Некий мистер Ламбер наводил справки о срочных контрактах компании. Где он узнал, что нам нужно кое-что закупать, неизвестно; стоит ли он нашего внимания, тоже неясно. По словам Лиса, он богат. Одет хорошо. Француз до мозга костей, однако следит за делами в Лондоне. Подробнее об этом в свое время.

Корона. Бриллианты за эти деньги мы купим хорошие, однако, как вы говорите, не лучше. Мистер Свифт, весьма старый и склонный к беспокойству, говорит, что королева очень хочет сапфир. Плоскогранный камень евреев лучший из приобретенных в последнее время. Свифт по крайней мере знает эти камни и скажет о них королеве. Ее Величество, как вы убедились сами, обладает немалой страстью к камням.

Это приводит к последнему вопросу. Я разобрался с «Письменным бриллиантом» евреев. Стоит он дорого. Происхождение его значительно более благородное, чем у нашей юной правительницы. Предвижу возможность выполнения втайне заказа Ее Величества, для этой цели подойдет мастерская на Лудгейт-Хилл. Величина заказа не отразится на его стоимости. Лис выполнит эту работу один. Остальные о данной сделке не должны знать. Когда поправитесь, позаботьтесь об этом.

Ваш и пр. Ранделл.»

«Королеве Виктории от Эдмунда Ранделла. Лондон, Бридж-стрит, Кресент 9. 7 ноября 1837 года.

Ваше Величество.