Отстранившись, Ева плюхнулась на задницу рядом с унитазом и осталась там, вытерев рот полотенцем и обхватив колени руками. Она взглянула на неподвижную фигуру Габриэля, присевшего перед ней на корточки.

Ее прекрасный лжец.

— Ева.

Девушка отчаянно затрясла головой, размахивая полотенцем в знак протеста.

— Пожалуйста, — прохрипела она. — Я больше не выдержу.

— Больше ничего нет, милая, — мягко заверил он ее.

Милая.

Ева уже полюбила слышать это слово от Габриэля, но сейчас оно лишь заставляло чувствовать себя опустошенной.

От нахлынувшего головокружения девушка уронила пульсирующую голову на колени. Она была слишком измучена, смущена и так напугана, что даже радовалась сильной пульсации в виске. Если бы это могло гарантировать отсрочку от бардака в мыслях.

Ева так и осталась сидеть скрючившись, неизвестно сколько времени, пока сильная рука Габриэля не подхватила ее под колени. Другая приобняла спину, и мужчина поднялся, прижимая Еву к груди. Сил бороться больше не было, а потому она позволила отнести себя обратно в спальню.

В конце концов, по его словам, она заперта. Пленница. Даже если Ева попыталась бы убежать, он и его парни следят за ней. Как и последние два месяца.

Ее охватило слишком сильное оцепенение, чтобы еще о чем-то беспокоиться.

Когда Габриэль положил ее на кровать, Еве хватило сил только перевернуться к нему спиной. Она поджала ноги и прижала к груди подушку, уставившись в стену возле кровати.

Ее отец. Человек, чье фото она даже никогда не видела. Человек, которого она ненавидела. Который намеренно бросил ее и маму. На самом деле был где-то рядом, наблюдал за ними и обеспечивал, а они даже не знали об этом.

— Где сейчас мой от-тец? — голос получился похожим на кваканье от усилий выговорить слово, которое никогда не использовала вместе с «мой».

— В России.

— А люди, устроившие несчастный случай с мамой? Он знает, кто они? Где они?

— Они мертвы. Все, кроме одного. От его рук.

Сердце Евы подскочило в груди. Мертвы? Ее отец убил их? Потому что они убили ее маму? Каким же ужасным человеком она должна быть, если находила в этом больше удовлетворения, нежели осуждения? Но те люди убили ее мать, заставили гореть заживо, пока она была привязана к машине ремнем безопасности...

Ева зажмурилась и заставила себя все осмыслить.

Стефано Моретти.

Габриэль кое-как объяснил, почему тот оказался в квартире Калеба. По крайней мере, это объясняло, каким странным образом он знал ее, хотя они никогда не встречались. И почему сказал, что увидятся вновь.

Ага, чтобы он смог убить меня.

Но тот другой мужчина?

— Ты знаешь про тот случай в квартире Калеба?

— Да.

Конечно, знает.

— Человек с длинными волосами. Он твой друг?

— Один из лучших. Его зовут Винсент Романи. Помимо Пейна он был второй твоей тенью, когда я не мог находиться в Нью-Йорке.

Мысли перешли к Калебу — еще одному лживому, подлому, предателю. Как он мог хранить такой огромный и смертельный секрет от нее?

Она поборола гнев.

Так вот, наверно, почему Винсент Романи показался ей смутно знакомым. Если он повсюду следовал за ней, «безумие», — пропел разум, то она, вероятно, его где-то заметила.

— Как он может работать на тебя и твоего брата? — спросила она.

— Винсент ни на кого не работает, кроме себя. Ради меня он много времени проводил со Стефано, и был с моей семьей с самого начала, поэтому ему доверяют. Он следит за происходящим и дает знать, когда стоит вмешаться. Анонимно, естественно.

— Если твой брат хочет меня убить, тогда почему он не приказал тому парню, когда я оказалась с ним одна вечером?

Пауза.

— Потому что, скорее всего, он хочет сделать это сам.

Брат ее похитителя хочет ее убить. Нет. Брат ее защитника хочет лишить ее жизни, если Габриэль говорит правду. Враги отца тоже хотят забрать ее жизнь, как они уже сделали с матерью.

Есть вообще кто-нибудь, кто не хочет убить ее?

«Габриэль», — прошептал голосок в голове.

Но он ей врал. Несколько раз. Как можно было теперь доверять ему?

— Ты родился в этой криминальной семье?

— Да.

— Какого рода вещи ты делал, когда был?.. — Как назвать того, кто работает на мафию? Головорез? Партнер? Шестерка? — Когда ты был в Нью-Йорке, — закончила она.

Габриэль так долго молчал, что Ева задумалась, ответит ли он вообще.

— Я делал все, что просил отец. Но со временем стал больше тяготеть к деловой стороне вещей, что было немного сложнее — надзор за игорными домами, подделка документов, работа с нашими подпольными автомастерскими и организация экспорта восстановленных автомобилей. Наша организация была и все еще является своего рода... ты бы назвала это криминальным ростовщиком. Предоставление денег под огромный процент. Но потом мой отец, а сейчас Стефано, предсказуемо ушли в другие отрасли — заказные убийства, оружие, торговля органами и наркотиками, кражи, проституция, — он замолчал, пока Ева переваривала услышанное. — Могу продолжить, но, думаю, ты получила представление.

О, да. Она получила очень четкую и страшную картину семьи, связанной с убийствами и криминалом. Она смотрела «Клан Сопрано».

— Ты когда-нибудь убивал людей?

— Да.

— Многих? — слабо уточнила она.

— Да, Ева. Многих. Но только тогда, когда это было необходимо. Не многие из нас убивают ради самого убийства.

Девушка медленно перекатилась лицом к Габриэлю. Покрывало сползло на талию, и Ева впервые по-настоящему посмотрела на мужчину с момента сообщения парня с ирокезом. Он выглядел таким же убитым, как она себя ощущала. Губы были напряженно сжаты, возле глаз залегли морщинки, а волосы взъерошены, словно он постоянно проводил по ним пальцами. Но он все еще выглядел способным управлять миром и всеми людьми.

— Что ты подразумеваешь под необходимостью? — поинтересовалась она с искренним любопытством.

— Я отнимаю жизни у тех, кто угрожал, а временами и убивал кого-то из моих людей. А еще убираю людей, которые били или убивали собственных детей и жен. Я не усеял все дно Гудзона трупами, Ева, — сухо произнес он. — И потом, я никогда не убивал только из-за того, что могу это сделать.

Ошеломленная девушка перевела взгляд на бутылку с водой, стоявшую на столике возле кровати.

— Хочешь? — спросил он, проследив за ее взглядом.

— Пожалуйста.

Он открутил крышку и протянул ей бутылку, а грудь Евы наполнилась эмоциями. Всем естеством она тянулась к нему, позволяя части его силы просочиться к себе. Она не хотела злиться на него. Чувствовать предательство

Ева огляделась. Прошлой ночью в этой самой комнате он подарил ей столько удовольствия. Но сегодня...

Этой ночью девушка чувствовала себя потерянной и преданной. Мужчина, от которого хотелось принимать заботу, был тем же, кто разрушил весь известный ей мир.

Поэтому вместо того, чтобы прильнуть к нему, Ева взяла воду, игнорируя тепло прикосновения их пальцев, и осушила половину бутылки.

— Вот это моя девочка. — Забрав бутылку, Габриэль поднял ладонь и провел пальцем по ее щеке, кольцо холодило разгоряченную кожу.

Она стиснула зубы.

— Я хочу уйти. — Может ли она пойти в полицию с этой историей без того, чтобы ее выследили и заперли, оставив без ключей?

Его рука опустилась.

— Ты не можешь, милая. — Нечто похожее на боль, промелькнуло в тени его глаз.

— Я хочу уйти.

На этот раз он пригвоздил ее колючим взглядом.

— Нет.

Она наблюдала, как мужчина отвернулся, чтобы поставить бутылку на столик. Ей нужно время, чтобы все обдумать. А она не может этого делать, сидя в чертовой кровати вместе с ним.

— Прежде чем ты снова попытаешься сбежать, — между делом произнес Габриэль, — позволь предупредить, что парни позаботятся, чтобы ты не выходила из номера.

Беспомощные слезы заволокли глаза, и Ева опустилась на матрац, уставшая как собака, запутавшаяся и подавленная. С каждым взглядом на Габриэля ее сердце разбивалось снова и снова. Она отдала свою девственность этому мужчине. Доверила ему... себя!