– Не за что. Давайте, выметайтесь, мне надо прибраться, пока не пришли клиенты и остальные мастера.

Эйден испытующе взглянула на меня, когда мы вышли на улицу.

– И как это твои сторожа отпустили тебя сегодня? Рул лезет на стену всякий раз, когда ты выходишь погулять без сопровождения.

– Я сказала, что мы с тобой пойдем в парикмахерскую и ты за мной присмотришь. Никакой парень не захочет торчать час в парикмахерской. Особенно Рул.

Эйден подняла брови, когда мы подошли к машине.

– Значит, мы сейчас действительно поедем в парикмахерскую?

Поскольку лгать я не умела и не любила, то действительно договорилась насчет нас обеих.

– Да. На сей раз за мой счет: сначала надо кое-куда заехать, и это совсем не по пути.

– Куда?

Я свернула у Колфакса на шоссе, ведущее в Бруксайд.

– Куда мы едем?

Эйден, несомненно, имела право спрашивать. Когда поутру я проснулась, Рул был таким нестерпимо вежливым и нежным, что я поняла: сегодня нужно непременно сделать две вещи. Одну я уже сделала, а вторую… честно говоря, я подозревала, что она может оказаться болезненнее первой.

– Я быстро заскочу повидать одного старого друга.

– В Бруксайде?

– Немного не доезжая. Давай сначала доберемся, потом объясню.

Мы молча ехали по горной дороге, под меланхоличные песни по радио, которые идеально соответствовали моему настроению, пока не добрались до маленького кладбища.

Мне всегда казалось иронией судьбы, что Реми похоронили далеко от города, в тихом месте, тогда как его переполняли энергия и жизненная сила. Я остановилась на парковке и надела перчатки и шапку, потому что не знала, сколько пробуду там. В горах было холоднее, чем в городе.

– Я оставлю ключи в машине – можешь включить обогрев или радио, если захочешь.

В янтарных глазах Эйден читались печаль и понимание. Она поспешно обняла меня.

– Все нормально, не спеши. Если замерзнешь, закажем горячий массаж.

– Договорились.

Вот за что я любила Эйден.

Под ботинками скрипел снег, пока я шагала в дальний конец кладбища, где стоял холодный строгий камень – серая тень на фоне голой земли. На ярко-белой могильной плите лежал букет алых роз, и я улыбнулась. Реми любил красный цвет, как любил все яркое, привлекающее внимание. Ему так это шло. Не обращая внимания на то, что земля замерзла и была покрыта снегом, я опустилась на колени и коснулась надписи пальцами в перчатке. На глаза навернулись слезы. Я провела рукой по огромному изображению подковы, которое по настоянию братьев Арчеров вырезали на надгробии. Перевернутая подкова – символ удачи. Ром любил символы. А Рулу нравился зримый образ, который связал их навеки.

– Здравствуй, мой милый. Прости, что так долго не приезжала, но… дел было много.

Я с горечью усмехнулась.

– Такое ощущение, что, будь ты здесь, ты бы веселился до упаду и качал головой, глядя на нас. Я так по тебе скучаю. Каждый день я думаю, как хорошо было бы, если бы мы могли поговорить. Ты бы все расставил на места и исправил. Без тебя в тысячу раз труднее…

Я откровенно заплакала. Погладив имя Реми ладонью, постаралась мерно дышать, чтобы успокоиться.

– Я живу с твоим братом. Если раньше ты считал меня влюбленной дурой, что бы сказал сейчас? И мне страшно, потому что Рул стал непривычно ласков. Конечно, только я способна волноваться из-за того, что парень со мной слишком нежен, но мы оба знаем Рула. Что-то тут не так. Говорить он не хочет. Кстати, так странно звучит, когда я называю Рула своим парнем. У меня сердце сжимается каждый раз, когда я это делаю, и в нем заключен весь мой мир, но он по-прежнему держит дистанцию, отмалчивается… его так трудно любить! Будь ты здесь, я бы попросила тебя поговорить с братом по душам, и он бы во всем признался – как всегда.

Я вздохнула и опустила голову.

– Жаль, что ты ничего им не сказал. Рулу и Рому. Жаль, что ты не настолько доверял братьям, чтобы впустить их в свою душу, как впустил меня. Марго совсем расклеилась, потому что Рул не может и не хочет быть таким, как ты. Твоя семья распадается. Может быть, если бы они знали… если бы ты объяснил родным, что каждый заслуживает любви, вне зависимости от того, какой путь избрал… все было бы иначе. Твой отец кое-как справляется и старается не дать Марго свихнуться. А Ром, бедный Ром, похож на шарик для пинг-понга – он всех пытается защитить и помирить, а ему самому никто не помогает. Рому очень недостает посредника…

Колени у меня замерзли, брюки давно промокли насквозь, зубы стучали. Стало ясно, что холодная погода и проколотые соски плохо сочетаются.

– Мой ненормальный бывший таскается за мной и пристает. Не жизнь, а ад. Мои родители считают, что я должна за него выйти и переехать в Черри-Хиллз. Рул ненавидит Гейба и, скорее всего, убьет, если тот не отвяжется. Ситуация и без того сложная, а может стать еще хуже. Знаешь, если бы ты был здесь, ты бы сразу разглядел подлую натуру Гейба под внешним блеском, и я бы вообще не стала с ним встречаться. Ты всегда защищал меня от себя самой. Твой брат заботится обо мне, и, по-моему, совершенно искренне, но он так занят, оберегая меня от всего на свете, в том числе от собственных заскоков, что, кажется, не замечает, что мой худший враг – это я сама. Он твердит, что боится испортить наши отношения, а я никак не наберусь смелости объяснить, что он даже в худшем случае не сумеет сделать так, чтобы я перестала его любить. Наверное, Рул, как и остальные, однажды поймет, что мне, в общем, нечего ему предложить. Что я требую больше, чем могу дать. Все так сложно и запутанно, и даже не верится, что мы настолько далеко зашли.

Я негромко засмеялась, на сей раз от души, и пара, стоявшая у соседней могилы, сердито обернулась в мою сторону.

– На свой день рождения я напилась и бросилась к нему на шею. И всю дорогу боялась, что он меня оттолкнет, скажет, что не хочет пользоваться мной, потому что я пьяна… но это произошло, и я отдала твоему брату девственность. Ты бы, конечно, сказал, что я ненормальная. И не ошибся бы. Я всегда ждала, чтобы до Рула дошло, и теперь… в общем, все просто супер, и я не представляю себе будущего без него и без нашей любви.

Я коснулась губами жесткой перчатки и приложила ее к имени на плите.

– Каждый день, Рем, каждый Божий день что-нибудь да напоминает о тебе, и в голову приходят слова, которые я не успела сказать. И я плачу из-за того, что ты покинул нас. Каждый день я вспоминаю тебя, и теперь, когда мне особенно не хватает нашей дружбы, я пытаюсь сама принимать решения и идти выбранным путем. Ты бы гордился мной, радовался… одной тяжело, очень тяжело.

Слезы превратились в ледяные дорожки на щеках. Тогда я поднялась на ноги. Положив руку на надгробие, я попрощалась с Реми, пытаясь в то же время собраться с духом, и зашагала к машине.

Эйден слушала радио. Она приглушила звук, когда я залезла за руль и стянула перчатки.

– Все нормально?

Я кивнула и поднесла застывшие руки к обогревателю, жалея, что негде высушить джинсы.

– Да, просто грустно. Я страшно по нему скучаю. Мы разговаривали каждый день, иногда часами напролет. Без Реми я как потерянная. Мне часто кажется, что он единственный понимал, как трудно с Рулом. Они были очень разными, но в глубине души одинаковыми – славные парни, очень верные и гордые.

– Сразу видно, что Реми тебе был небезразличен. Так почему вы не стали встречаться? По-моему, вышла бы идеальная пара.

Я грустно улыбнулась.

– Мы не питали друг к другу романтических чувств. Реми знал, что я люблю Рула. Иногда он мне сочувствовал, иногда пытался отговорить, но он это знал – и, в общем, уважал мой выбор. Сам он, впрочем, тоже был кое в кого влюблен, и его пассия совершенно не походила на меня. Реми оживлял любую компанию, с легкостью заводил друзей, все хотели с ним общаться, но в том, что касалось личной жизни, он был очень сдержан. Ром и Рул меняли девушек с ужасающей быстротой, а Реми предпочитал помалкивать. Наверное, он не разуверял окружающих, чтобы они не лезли с вопросами, на которые он не хотел отвечать. Не хотел, чтобы его сравнивали с братьями. И Марго, и Дейлу я нравилась, поэтому было проще подыграть, чем объясняться.