— Но отчего мы? — спросил Ади.

— Я навел справки. — ответил Анно. На вас и еще на дюжину человек. Собрать слухи про вас оказалось самым простым — вы знамениты, говорят, богаты, что не мешает вам быть честными. И если вы выдадите нас деспоту, это будет огромное пятно на ваших репутациях. Вы ведь нас не выдадите?

Я и Ади покачали головами. Может, Ади и думал сдать их Деспоту, но как на меня, братья при всем своем туманном прошлом были симпатичней человека, который делает из казни часть своей избирательной кампании.

Братья были слабы — они даже не подозревали насколько. И схвати мы их сейчас — это было бы все равно, что скрутить голову белке, которая тягает орешки с твоей ладони. У кого подымится рука на такое?

Это было слишком просто и совсем неспортивно.

Я не знаю, о чем думал Ади, принимая приглашение братьев. Но, так или иначе, с ними дело могло сдвинуться с мертвой точки.

— А отчего надо было вести подкоп под виселицу?.. Не слишком большой ли риск? Не проще было подвести подкоп под тюрьму?

— Я не знал, где сидел Зепп, да и охраны там поболее.

— Сидел я на третьем этаже, вторая камера от угла… — вмешался в разговор Зепп, — Хотел бы я посмотреть, как туда можно было подвести подкоп.

— К тому же я смог преподнести Деспоту маленький урок. Расставание с жизнью — это очень личная вещь, равно как и ее зачатье. И те, кто выставляет что-то из этого напоказ — извращенец.

Анно попросил купить немного еды и вина, и мы отмечали наш союз маленькой пирушкой. Дело было не в том, что у братьев не было денег — все же они владели всем золотым запасом провинции. Но нищему не положено покупать такой провиант, который легко приобретали мы.

Думаю, для этого мы и были нужны братьям — как средство обналичить их деньги. Не приложу ума, отчего из сотен приезжих они выбрали именно нас, но с иной стороны, кого-то они должны были кого-то выбрать. Ну а если их выбор был иным, наша бы история закончилась быстрей и, вероятно, трагичней…

— За наш союз, — поднял бокал Зепп. — Пусть он будет плодотворным и крепким как братская любовь.

Я хотел сказать, что братская любовь бывает разной — скажем, пару лет назад правитель соседней провинции родного брата сжег на костре, а с кузена живьем содрал шкуру. Но я промолчал — здесь положение было иным.

— И за что тебя хотели повесить? — спросил я у Зеппа.

— В приговоре была что-то наподобие «…подрыв экономического могущества провинции…». Хотя какое здесь к демонам, могущество… Короче, я пытался гнать золото из свинца.

— А… Этот, как его…

Ади защелкал пальцами, будто пытаясь таким образом пробудить забывшееся слово. Но он не успел — я его вспомнил быстрей.

— Магистериум… Иными словами — философский камень… Ну и что с того? Его пытаются получить уже тысячу лет. Если за это всех вешать — чародеев не останется…

— Так вешать его собирались не за то, что я пытался, а за то, что стало получаться…

— Здорово! Неужто получилось делать золото? — удивился Ади.

— Да нет! Но мы сделали вид, что получается, и под это дело начали отмывать деньги от продажи настоянного самогона. Идея была неплохая. Она была бы еще лучше, если бы мы не прокололись.

Прокололись они из-за своей то ли лени, то ли жадности. Анно говорил, что он просто забыл заплатить налоги. Зепп же заявил, что о налогах он помнил, но платить их все равно не собирался.

Когда их накрыли, был еще какой-то шанс выпутаться, но за жадности братья поплатились во второй раз: сумма потребованной с них взятки показалась баснословной. Разозлившийся Зепп расколотил бутылку о голову мытаря, спалил заклинанием шарабан Доходного двора, испугав запряженную служебную лошадь до такой степени, что она, якобы, до сих пор ржет заикаясь.

Зеппа успели скрутить, но Анно смог уйти. Его тут же объявили в розыск, но то ли братец хорошо прятался, то ли искали его плохо, однако свою сладкую свободу он сохранил.

Отлупленного мытаря, сожженный шарабан и заикающуюся лошадь тут же вписали в заведенное на братьев дело. Попахивало это сопротивлением властям, а оттуда уже недалеко было до призыва действием к мятежу.

Второго шанса откупиться уже не представлялось — тут же заявили, что братья заработали на пару порядков больше, чем было на самом деле. Недостающие деньги были сказаны спрятанными, но Зеппа, тем не менее, просили их выдать. Просили только словесно, для проформы и пытать не стали — выдать то, чего не было изначально, он не мог.

— Там действительно не хватало денег. Что-то я потратил на опыты и на постройку землеройки. Но рядом с остальной суммой они выглядели смешными, к тому же никто не смог разобраться в наших бумагах.

Анно ушел в подполье в прямом смысле этого слова — в одном из коридоров подземелья стояла его почти достроенная машина.

И для начала он прорыл туннель в подвалы Первого Тиирского банка. За ночь утянул оттуда гораздо больше даже той суммы, что им приписывалось. Это нанесло существенный удар по кампании Деспота.

Преступление тут же связали с именем Анно Гамма, искусного artifices, тем паче, что на его след выйти оказалось легко — заказы на детали для землеройной машины он отдал в полдюжины кузниц, да и особо не скрывал, что он собирается мастерить. Напротив шумел на каждом углу, что сочиняет машину, которая облегчит жизнь шахтерам и прочим землекопальцам.

Как водиться в ситуации грядущих выборов, оппозиция обвинялась не сколько в борьбе с существующим режимом, сколь во всяческих уголовных нарушениях. Ну а экономические преступления, напротив обрели политический запашок. И эти два мощных потока сливались в тюрьме, после чего и тех и других тянули на один и тот же эшафот.

— Говорят, оппозиция проплачена из Найвена. — заметил Анно.

— Не факт, что действующий деспот не получает денюжку из-за другого кордона, — ответил на то его братец. — И уж точно факт, что он оплачивает выборы из казны Тиира. Агитирует людей за их же деньги. Так что оппозиция хорошо поступила — привлекла финансы из-за рубежа, влила их, так сказать, в экономику провинции…

— Ага… А потом как отдавать?

— Это такие деньги, которые можно не отдавать, — встрял я. — Их отдают не натурой, а преференциями, помощью в подобном положении подобными средствами. Да и смешно мне становится, как я представлю, будто приезжает Великий Магистр Найвена и стучит башмаком в дверь местной мэрии, требуя вернуть деньги. Хотя бы часть…

Нас прервал Ади:

— А вы знаете, господа, я избегаю говорить на темы политики. Думаю, что рассуждать о делах кои мы не можем изменить. Не оставить ли нам темы высокие и не поговорить по существу дела, из-за которого мы тут собрались. Скажите мне, господа Гамм, а есть ли у вас план, как выбраться из города?

Такового у братьев не было.

— Ну а где ваша землеройка? — сразу спросил Ади.

— А где ей быть, как не под землей. Я ее хорошо спрятал в одном из туннелей. Там же и большая часть золота. Но я бы на вашем… нашем месте… не думал о катакомбах.

Я кивнул: днем мне взбрело в голову пройти к провалу на площади. Его огородили перилами, но смотреть не возбранялось. Внизу же, в катакомбах народу было не меньше, чем наверху. Причем, все, кто был внизу, находились при исполнении — они что-то искали, мерили. Подземелье Тиира наполнилось светом и звуками. Под землей маршировали роты солдат, от этого порой начинали дрожать стаканы на столе или сотрясалась брусчатка мостовых — будто кто невидимый и большой шагает улицами города.

Уже ходили слухи, что то в один, то в другой подвал без стука входили из-под земли солдаты.

— Короче, подытожу, — сказал я. — Наше положенье не изменилось. Имеем те же яйца только в профиль. Раньше из города не могло выбраться две группы по два человека, а теперь — ровно четверо…

— Жаль, — заметил Ади. — А я ведь надеялся на вашу машину.

Анно покачал головой:

— Она все равно нам много не дала бы. За пределы оцепления мы бы вышли никак не быстрей двух недель.