Приверженцы революции как движения, начинающегося с нуля, с нигилизма по отношению ко всем ценностям буржуазного общества и культуры, доказывают лишь собственное невежество, не находя себе иного учителя, кроме великого Мао. Ведь куда более надежной опорой для них могли бы стать идеи «героического реализма», сформулированные ЭРНСТОМ ЮНГЕРОМ почти сразу после Великой Войны и не имеющие ничего общего с марксистским отклонением!

Что до другой составляющей мифа «китаефилов», а именно его антитехнократической позиции, которая, согласно маркузианско-му анализу высокоразвитых форм индустриального общества, заслуживает положительной оценки, то это чистый обман. Разве не стремится Мао к индустриализации своей страны вплоть до создания собственной атомной бомбы, накапливая все средства для «справедливой войны» в мировом масштабе, и тем самым вставая на тот же путь, которым пошла коммунистическая Россия, вынужденная создавать технологические и технократические структуры, аналогичные существующим в промышленно развитых буржуазных странах? Помимо высокого уровня фанатичности, который невозможно поддерживать постоянно, хотелось бы знать, каким образом Мао — когда ему удастся обеспечить народным массам, революционно настроенным именно благодаря нищете (как утверждает он сам), условия жизни, свойственные «обществу процветания» — намеревается сохранять в этих массах презрение к «загнивающему благополучию империалистических стран»? Даже допуская, что при помощи ценностей марксистского уровня удастся привить целой нации особого рода аскетизм, это станет лишь свидетельством трудно вообразимой, но опаснейшей регрессии и вырождения определенной части человечества. Тем более что для современных «протестных» движений характерна полная неспособность противопоставить ценностям «развитой цивилизации» и «общества потребления» какие-либо иные, истинные ценности.

Эти соображения легко продолжить. Но уже вышеизложенного вполне достаточно, дабы понять, что зачарованность маоизмом покоится на мифах, которые для человека, способного мыслить глубоко, по прочтении «евангелия от Мао» оказываются полностью несостоятельными. Люди, отрицающие марксизм и коммунизм, но при этом увлекающиеся маоизмом, доказывают этим свою интеллектуальную незрелость. Если им более не на что опереться, значит природа их «тотального протеста» и показной революционности крайне подозрительна.

Несмотря на модную ныне «демифологизацию» всех подлинных и традиционных ценностей, процесс создания новых табу идет полным ходом. Профанические величины становятся табу, объявляются священными реальностями, о которых дозволяется говорить лишь с глубочайшим почтением и благоговением. Горе тому, кто дерзнет покусится на них! Хор возмущенных протестов покроет его позором, естественно, во имя сверх-табу, Святой Демократии. Здесь мы хотелись бы остановиться на паре подобных табу. Первое касается негров.

Белые люди, окончательно утратив здравый смысл, своими руками сделали из негров табу. Провозгласив принцип самоопределения народов и использовав цветные войска в бессмысленных братоубийственных войнах, белая раса создала оружие, которое сегодня обернулось против нее самой. Это оружие никогда бы не стало столь опасным, если бы белые внезапно не поддались психозу антиколониализма, презрев все то положительное (уравновешивающее отрицательные стороны), что принесла колонизация африканским народам, подняв их на уровень, которого они никогда не смогли бы достичь самостоятельно.

Позднее те же белые, левые французские интеллектуалы и деятели искусств, совместно с шайкой Ж.-П. САРТРА выдумали и воспели негритюд, создав миф, до которого никогда бы не додумался ни один негр. Эта нелепая выдумка должна была стать для негров чем-то подобным тому, чем является итальянскость для Италии, германскость для Германии и т. д., хотя негры никогда не составляли единого народа с общей цивилизацией, ибо не существует единой «негритянской нации», но есть множество родов, племен и этносов, каждый из которых обладает своими традициями, обычаями и верованиями, значительно рознящимися между собой.

Естественно, негры, познакомившиеся с культурой исключительно благодаря обучению в европейских образовательных учреждениях, поспешили воспользоваться этим мифом и довольно быстро перешли от идеи негритюда как особой единой цивилизации и культуры к утверждению ее превосходства над белой культурой и цивилизацией. Например, негр КАРМАЙКЛ, глава одного из военизированных подразделений (»Black Panthers») организации «Black Power» заявил буквально следующее: «Это белые должны приложить старания, чтобы подняться до уровня негритянского гуманизма»; приблизительно то же говорит черный писатель ДЖЕЙМС БОЛДУИН и пр. Впрочем, чему здесь удивляться, если опять именно белый, более того, немец (немецкие расисты прошлых времен должны перевернуться в гробах!) И. Ян в книге под названием Muntu уже не просто выступает апологетом негритюда, постулируя наличие общей для африканских негров философии и метафизики, но утверждает, что только обращение к негритянскому мировоззрению и образу жизни поможет преодолеть материализм и механистичность, свойственные современной цивилизации, созданной белыми.

Это неслыханное увлечение, охватившее немало белых людей, и табуизация, дошедшая до отказа от употребления самого слова «негр» как «оскорбляющего» достоинство (например, оно ни разу не встречается в вышеупомянутой книге ЯНА), дополняются поощрением всякого рода смешения, как культурного, так и социального. Относительно первого мы уже писали в другом месте (См. J. EVOLA, L'Arco e la Clava, cit.), указывая на культурную «негрификацию» США, особенно заметную в области танцевальной музыки, искусства, танцев, типичных поведенческих привычек и т. д.; эта эпидемия сегодня поразила и значительную часть европейских народов. Некоторые представители американского «протестного» beat generation (на пике популярности этого движения) дошли до того, что сделали из негра образец для подражания, подобно НОРМАННУ МАЛЕРУ, который в своем известном произведении назвал битника white Negro (белым негром), между тем как для белых девушек переспать с негром стало одним из способов заявить свой «протест».

Наиболее яркими образцами социального смешения в Америке стало повальное увлечение «интеграционизмом» и антисегре-гационизмом (выступить против которого в открытую нашел в себе мужество только УОЛЛЕС), что стало одним из наиболее ярких примеров того, до какой нелепости может дойти фанатичный эгалитаризм и демократия. На самом деле стремление к «интеграции» есть грубое нарушение того самого принципа свободы, о соблюдении которого столь пекутся в других областях. Никто не осмелится отрицать за семьей права не принимать у себя гостей, которые несимпатичны хозяевам (каковы бы ни были причины этой антипатии), однако считается допустимым навязывать в юридическом порядке смешение с неграми в публичной жизни, причем делается это, словно в насмешку, во имя той же свободы, но понимаемой крайне односторонне.

Говорят о гнусности южноафриканского режима апартеида, тенденциозно истолковывая его как «недопустимую сегрегацию», хотя на деле речь идет лишь о «сепарации», что буквально означает «держаться в стороне», жить самому по себе, среди своих близких, и достигается это не режимом подавления, но «раздельным развитием». Единственное ограничение направлено на то, чтобы воспрепятствовать негритянскому большинству, воспользовавшись демократическим количественным «правом» занять место белых, встав во главе государства, созданного исключительно руками белых, которым оно всецело обязано своим процветанием и уровнем цивилизации.

К тому же игнорируют вполне естественную склонность этнических меньшинств к образованию сравнительно замкнутых сообществ, своего рода «островков» в крупных городах, как поступали и американские негры, пока агитаторы, за спиной которых стояли коммунисты, не приучили их по всякому поводу (и даже без оного) кричать о нарушении своих «гражданских прав». Между тем хорошо известно, что негры не меньшие «расисты», чем белые, но их расизм почему-то ни у кого не вызывает протеста, хотя малейшее проявление расизма со стороны белых клеймится «нацизмом». Однако именно черный расизм является одной из основных причин обострения «расовой проблемы», принимающей все более угрожающий характер. Можно было бы довольно просто решить эту проблему, выделив американским неграм один из штатов (предварительно эвакуировав всех белых), дабы они наслаждались там своим негритюдом во всей его чистоте, сами бы управляли собой и делали все, что им заблагорассудится. К сожалению, о втором возможном решении, суть которого состоит в том, чтобы предложить всем черным расистам и активистам «Black Panthers» вернуться к своим сородичам в родные края, переселившись в новообразованные африканские государства, бесполезно даже мечтать: ни один американский негр никогда на это не согласится, поскольку его мнение о своих африканских собратьях гораздо ниже, чем у белых. Поэтому они предпочитают жить среди последних и извлекать выгоду из созданных теми общественных институтов.