– Словно военная эскадра, – вслух сказал я, и сердце моё на миг сжалось от острой зависти к уходящим в плавание матросам.

– Да, – немного помолчав, ответил Давид. – Энди был весьма строг, когда растолковывал капитанам, как держать корабли при манёврах.

На вёслах у нас сидели четверо – из команды «Форта». (Перед отплытием я обратился ко всем нашим матросам с предложением остаться, если кто пожелает, на берегу.) Мне нужны были люди, чтобы восстанавливать замок, – из тех, кто в изрядном возрасте, кто устал от морских походов, и кто имеет большую семью. Я обещал наделить этих помощников земельным участком в новом имении, и признаюсь – предполагал, что согласятся десятка полтора человек. Но в шлюпке вместе со мной и Давидом плыли лишь четверо. «Что ж, – мысленно говорил я себе. – Придётся искать работников в порту. Вот только как определить – толковый человек или не очень? Времени-то нет!»

Но работники – крепкие, мастеровые! – вскоре у меня появились, изрядной компанией и нежданно.

Руина

Четверо доставивших нас на берег матросов выбросили из шлюпки длинный фал, привязали его к седлу тяжеловозного портового жеребца и он вдоль берега медленно потянул шлюпку вверх по реке – к Бристолю. Мы с Давидом пересели в ожидающий нас экипаж и направились в ту же сторону.

Я угрюмо молчал. Чёрная пиявка в груди вызывала неустранимое жжение. Сейчас придётся войти в дом, и как вести себя рядом с убитой горем Алис? Как, зная, что Бэнсон жив, говорить о нём, словно о мёртвом, нацепив маску неискренней скорби?

Понемногу, в потоке этих невесёлых мыслей, выкристаллизовалась мысль: нарушить данное другу слово и отправить смекалистого и ловкого Готлиба в Плимут с целью разведать что только можно о таинственных охотниках за черепами, и помочь Бэнсону покончить и с ними, и с их наёмниками. А пока придётся разговаривать с Алис, не находя в себе сил смотреть ей в глаза.

Когда наш экипаж подкатил к дому, я на ходу спрыгнул и махнул рукой кучеру, чтобы он поворачивал лошадей во двор. Зная, что обитатели особняка сейчас подойдут к окнам, выходящим во внутренний двор, чтобы посмотреть – кто приехал, я решил незаметно войти через парадные двери. План был прост: быстро подняться по лестнице в кабинет, спрятать в сейф важные торговые бумаги и, избегнув встречи и разговора с Алис, уехать в замок.

На площадке первого этажа, задержав шаг, я вполголоса произнёс:

– Как служба?

Из-за дощатой стены, за которой было устроено тайное караульное помещение, глухо ответили:

– Всё в порядке, мистер Том. Без происшествий.

Улыбнувшись и кивнув, я стал подниматься по лестнице. Кроме меня, Эвелин и Готлиба, никто не знал, что после визита Сулеймана, убившего когда-то на этом самом месте двоих матросов, в доме дежурила круглосуточная тайная стража.

Поднявшись в кабинет, я распорядился бумагами и поспешил вниз. И здесь, на втором этаже, в обеденной зале…

– Томас! – произнесла Алис, поворачиваясь ко мне от окна.

Я на ходу снял шляпу, сокрушённо вздохнул, состроил гримасу сочувствия. Но выговорить скорбную неискреннюю тираду не успел.

– Том! – звонко проговорила Алис. – Бэнсон жив!

Я замер, лихорадочно соображая, откуда это ей стало известно. Приехал кто-то из Серых братьев? Кузнец был в моё отсутствие и проговорился? Ничего не придумав, торопливо спросил:

– Откуда ты знаешь?

– Сердце не болит, – спокойно ответила мне Алис. – Не чувствуется в нём ни тоски, ни отчаяния. Определённо говорю тебе – нет его среди мёртвых. Знаешь, что я думаю?

Она подошла, взяла у меня шляпу. Я сел за стол, с усилием проглотил вставший в горле комок. Алис села рядом. Задумчиво глядя в окно, продолжила:

– Я думаю, что в одной из этих схваток, о которых он писал, его покалечили. Теперь у него нет руки, или ноги, или глаза. Он считает, что из-за этого я перестану его любить. Глупый, милый мой Носорог.

Она прерывисто вздохнула.

– И поэтому, Томас, у меня появилась необходимость просить тебя о помощи.

– Сделаю всё, что в человеческих силах, – твёрдо сказал я.

– Мне пришла мысль открыть в гавани новую таверну. Купи для нас с Томиком какое-нибудь строение на высоком, видном месте. Я выбелю самую длинную стену и большими буквами напишу «Бэнсон, иди домой».

– Ты думаешь, он обитает где-то в Бристоле?

– Скорей всего – нет. Но в порт каждый день прибывает много матросов. Я постараюсь, чтобы эта новая таверна стала самой лучшей в гавани, так чтобы все стремились в ней пообедать. И если кто-нибудь в далёком походе вдруг встретит Бэнсона, он расскажет о надписи. Тогда Бэнсон вернётся. Он никогда не смел ослушаться меня. Никогда.

Скрежетнув стулом, я вскочил, порывисто схватил шляпу.

– Мы прямо сейчас поедем в гавань!

– Я побегу оденусь для улицы! – в глазах Алис вспыхнули счастливые огоньки.

– А я вернусь в кабинет, за деньгами!

Грузно ступая и тяжело дыша, в залу вышел Давид.

– Пообедаем позже, – крикнул я ему. – Спускайся, мы немедленно едем в гавань!

Набив карманы монетами, я запер сейф и припустил вниз, грохоча по лестнице каблуками. Давид стоял во дворе и убеждал кучера, что ещё не отдохнувших лошадей нужно снова запрячь.

– Их надо напоить, – тихим голосом, но упрямо возражал ему кучер. – А до этого следует подождать, чтобы они остыли.

– Молодец, что так заботишься о лошадях! – широко улыбаясь, крикнул я ему. – Но дела требуют немедленно быть в гавани. Там мы будем заняты час или два. И напоить, и накормить успеешь.

Спустя десять минут, когда мы покачивались в быстро катящей карете, Давид, подозрительно глядя на нас с Алис, поинтересовался:

– Отчего это у вас лица такие загадочные?

– В порту узнаешь, – рассмеявшись, сказал я ему.

– Томас! – назидательно проговорил Давид. – Если ты затеял коммерческое предприятие – сначала посоветуйся со мной!

– А для чего мы тебя взяли? – наклонившись вперёд, я хлопнул его по плечу. Затем повернулся и подмигнул Алис.

– О! Да у тебя и денег полны карманы!! – приглядевшись, воскликнул мой старый друг. – И уж не золота ли ты набрал?

– Именно золота.

– Будем покупать что-то крупное?

– Крупнее, чем ты можешь представить! – я снова весело переглянулся с Алис.

– Но прежде нужно всё просчитать, Томас!

– Вот в гавани и просчитаем.

Легонько «клюнув» на мягких рессорах, экипаж остановился. Придерживая шпагу, я спрыгнул на землю. Откинул, опередив кучера, ступеньку, помог сойти своим спутникам. Алис принялась оглядывать строения, окружающие гавань; Давид бочком подобрался к сваленным в высокий холм мешкам, незаметно стараясь определить, из какой страны и какой товар привёз неизвестный купец; а я замер, очарованный раскинувшимся передо мной миром. Порт! Клёкот канатных блоков, гомон грузчиков и торговцев, солёный запах водорослей, пронзительный аромат заморских пряностей. Белые паруса, коричневые мешки, жёлтые ящики, красные рубахи, чёрные пятна дёгтя на серых каменных плитах грузового пирса. Синяя вода, качающая слепящие солнечные блики. Порт! Знакомый, родной, драгоценный мой мир.

– Дорожку! – вдруг раздался сзади натужный возглас, и спустя пару мгновений повторился уже ближе.

Грузный топот, звук поспешных движений, недовольное бормотанье.

– Дорожку! – прогудели мне в самое ухо, и в тот же миг я почувствовал ощутимый толчок в плечо. Отстранившись, я пропустил мимо себя грузчика, тяжело шагающего под возвышающимся на его плечах огромным тюком. Поймав боковым взглядом характерную линию моей руки, лежащей на эфесе шпаги, грузчик дёрнулся было, замедляя ход, чтобы извиниться, но я, с силой хлопнув по обтягивающей тюк парусине, подтолкнул его вперёд.

– Бодрей, братец!

Не в силах качнуть склонённой под тюком головой, с прижатым к груди подбородком, он изобразил на багровом от напряжения лице благодарную улыбку. Затопал, огибая штабель каких-то ящиков, и уже издали до меня донёсся его натужный, но наполненный азартной весёлостью голос: