Торчащий в башенном люке, словно прыщ на известном месте, Степан чувствовал себя крайне неуютно. Как-то уж так вышло, что на танках ему раньше покататься не довелось, тем более немецких, времен давным-давно прошедшей войны. Да еще и в качестве командира боевой машины — с последним Шохин, хоть и нехотя, вынужден был согласиться. Три танка и самоходка, при всей неопытности набранных с миру по нитке экипажей, представляли серьезную силу, и в случае чего, должны были оказать артиллерийскую поддержку. И командовать оной силой должен все-таки офицер. Танкист, не танкист — второй вопрос, но офицер. Единственное, что контрразведчик все же решительно переиграл — головным панцером командовал майор Ардашев. Тоже ни разу не танкист, прошедший и Халхин-Гол, и зимнюю войну в пехоте, но все ж таки куда как более опытный в подобных делах, нежели морпех. Машина старлея шла второй. Следом, выдерживая положенную дистанцию, двигался третий панцер и САУ.

Что же до самого танка? Ну, вот не нравился он Степану, и все тут! Вроде и ехал достаточно мягко — не привычная «восьмидесятка», понятно, и даже не бээмпэшка, но вполне терпимо, не зря фрицы с балансирными тележками подвески заморачивались, — и места внутри достаточно, и с пушкой удалось более-менее разобраться, но все равно не нравился! Или все дело в том, что этот танк оказался точной копией того, который он собственноручно спалил, едва при этом не отправившись в лучший мир, в Станичке? И перед глазами едва ли не против воли встают недавние воспоминания: вздыбленные взрывом «Ворошиловского килограмма» решетки МТО (вон они, решетки эти самые, буквально в метре за спиной), сквозь которые вырываются клубы подсвеченного горящим бензином жирного черного дыма. А следом — подброшенная внутренней детонацией угловатая башня и смешно кувыркающиеся в воздухе крышки выбитых ударной волной люков, за одну из которых он сейчас как раз и держится…

Сморгнув, Алексеев раздраженно потряс головой: блин, что за чушь в башку лезет?! С чего бы вдруг? Сильно впечатлительным, ни с того, ни с сего, стал? Хреново, ежели так — в его деле подобное однозначно противопоказано. Начнет сомневаться, комплектовать — все, пиши, пропало, и сам погибнет, и боевых товарищей подведет.

В наушниках щелкнуло и, отвлекая от невеселых мыслей, раздался слегка искаженный помехами голос майора Ардашева:

— «Второй», здесь «Первый», внимание. Приближаемся к станице, боевая готовность. Действовать согласно плану, со связи не уходить, слушать команды.

— Понял, «Первый», выполняю.

Спустившись в башню, Степан пихнул в плечо заряжающего, с непривычки закемарившего на своем сиденье в душном тепле боевого отделения:

— Подъем, боец! Просыпайся, постреляем немного. Снаряды не перепутаешь? Помнишь, чем осколочный от противотанкового отличается?

— Никак нет, тарщ командир, помню, что показывали, — вскинулся тот, сонно хлопая глазами. — Ужо заряжать?

— Рано пока. Но когда начнется, не медли и мне не мешай, когда пушку наводить стану. И это, боковой люк со своей стороны открой, и гильзы стреляные сразу наружу выкидывай, — добавил морпех, вспомнив прочитанные в его времени воспоминания ветеранов: иди, знай, как у фрицев с вентиляцией, и работает ли она вообще? Танкисты из них те еще, только угореть по собственной глупости не хватало.

— А это-то зачем? — искренне заинтересовался бывший пленный, дисциплинированно возясь с замком двустворчатого бортового башенного люка.

— Чтоб дыма не надышаться, да сознание не потерять, вот зачем. Все, вспоминай матчасть, я пока наверху посижу, понаблюдаю. Смотри только снова не задрыхни, иначе самого себя проспишь, да и всех нас заодно…

Снова высунувшись из башни, морпех поправил сползшую набок каску. Привычных танкошлемов у фрицев, к его несказанному удивлению, не имелось — вместо них использовались либо уже отмененные к этому времени береты, либо самые обычные пилотки, поверх которых надевались наушники. Это Степан не информацией из будущего в очередной раз воспользовался — один из танкистов, когда орудийным прицелом пользоваться обучал, объяснил. Поначалу старлей хотел просто остаться во флотской ушанке — кто там в темноте разглядит? Зато и удобно, и от ударов башкой об броню защищает, поскольку Леха Гускин, вполне возможно, до войны был прекрасным трактористом, но вот с танком он пока что управлялся, мягко говоря, так себе. При движении по прямой все вполне нормально, а вот на поворотах или переключении скорости мотало, мама не горюй. Но по здравому размышлению передумал: вот как раз из-за таких мелочей — «кто там в темноте разглядит» — все проблемы и начинаются. Найдется кто-то излишне глазастый, заметит явное несоответствие в облике торчащего из люка панцермана — и привет.

Устроившись поудобнее, Степан поднял к глазам бинокль (с оптикой после разгрома штабного эшелона проблем больше не было), пытаясь высмотреть впереди окраины станицы Натухаевской…

ПРОРЫВ. НАЧАЛО

Станица Гостагаевская, 15 февраля 1943 года

Почему поехали через достаточно крупную по местным меркам станицу, хоть изначально собирались пользоваться второстепенными дорогами? Ну, с этим все просто: во-первых, после вдумчивой работы с картами и консультации с партизанами выяснилось, что подходящих дорог не столь уж и много. А во-вторых, в общих чертах прикидывая план прорыва, Степан никак не предполагал наличия целой колонны аж из одиннадцати единиц автобронетехники, которая, по вполне объективным причинам, не по всякой дороге и пройдет. Встретится на пути глубокий овраг или размывший путь полноводный ручей — и все, приехали. Танк, а тем паче грузовик — не запряженная лошадкой телега, ручками на противоположную сторону не перекатишь. Придется или импровизированный мост, теряя драгоценное время, строить, или искать обходной путь — а попробуй, разверни колонну на узкой лесной грунтовке!

Вот потому-то и приняли решение до Гостагаевской двигаться по магистральному шоссе, напрямую соединявшему Варениковскую с Анапой, а уж дальше действовать по обстоятельствам, благо после станицы дело с окольными дорогами обстояло несколько лучше. Поскольку до рассвета еще оставалось пару часов, поселок планировалось миновать затемно, с рассветом уйдя в лесные массивы. Наглость, понятно, второе счастье, но исключительно до определенного предела — поездка по светлому времени могла закончиться серьезным боем буквально на первом же посту фельджандармерии. Собственно, через саму станицу ехать и не собирались. На северной окраине от большака, как иногда называли в этих краях главную дорогу, отходил на юго-восток подходящий проселок, судя по картам, вполне пригодный для их целей. Главное беспрепятственно до него добраться, не всполошив ненароком местный гарнизон…

Поскольку рассмотреть впереди ничего не удавалось — раскинувшийся в полукилометре впереди населенный пункт вполне ожидаемо оказался погружен в темноту, — морпех опустил бинокль, от нечего делать вспоминая их отъезд из Варениковской.

Колонну сформировали быстро — с водителями, в отличие от мехводов, проблем не было. Да и местные железнодорожники, трое из которых решили уходить вместе с партизанами, помогли. Разобрались с трофейным оружием, загрузили в кузова боеприпасы. Все, что нельзя было забрать с собой, подожгли вместе с вагонами, заодно взорвав в нескольких местах подъездные пути и обе стрелки, и выведя из строя отогнанный для технического обслуживания паровоз. Шохина старлей все это время не видел, и чем тот занимался, не знал. Контрразведчик появился перед самым выездом, да не один, а с двумя пленными станичниками, конвоируемыми мрачными партизанами. Судя по весьма помятому виду, предварительную «беседу» с ними уже провели, после чего связали руки в положении за спиной и зачем-то притащили сюда.

Заметив вялый (поскольку и без того хлопот хватало) интерес Алексеева, капитан госбезопасности пояснил, не дожидаясь вопросов:

— С нами поедут. Догадываешься, кто такие?