— Понести он готов… Значит так, про плен — забыть, ты уже несколько часов, как снова полноценный боец Красной армии! Ладно, считай, ничего не было. Ну, успокоился?

— Так точно, успокоился.

— Вот и добренько, значит, еще повоюем. Но за проявленную бдительность — хвалю. А вот за неверную оценку боевой обстановки — как раз наоборот, выношу устное порицание. Кстати, коль уж ты воевать собрался, автомат нужно с предохранителя снимать, он без этого, видишь ли, стрелять не станет… Не понял, это еще что за фигня?

Последнее, понятно, относилось вовсе не к облегченно выдохнувшему заряжающему, а к доносящимся снаружи резким звукам, слышимым даже сквозь гул танкового двигателя.

— Так это, сигналит кто-то, тарщ старший лейтенант, — бесхитростно подсказал Егор. — Бибикает. Видать, пропустить просит, на обгон идет.

— Вот то-то и оно, — мрачно буркнул себе под нос Алексеев, стягивая с головы каску. — А у них тут такой трафик, мать его за ногу, что и не протолкнешься, не разъедешься. Особенно по ночам. Если что, подашь автомат.

Заряжающий с готовностью закивал, даже позабыв спросить, что означает непонятное слово «трафик».

Откинув створку командирского люка, морпех без особой опаски высунулся из башни и осмотрелся: от поста они отъехали уже прилично, метров на сто пятьдесят, так что никто не разглядит, есть у него штатная панцерпилотка под наушниками, или нет. А вообще, перемудрили они что-то с головными уборами — точнее, «недомудрили». Стоило ради маскировки прихватить с собой первую попавшуюся фуражку — в кинохронике Степан не раз видел, как командиры немецких панцеров торчат из люков как раз таки в фуражках, поверх которых, безжалостно сминая тулью, надет обруч наушников. Помнится, он еще удивлялся, отчего так, а не в нормальных шлемофонах. А оно вон как вышло — нету у них танкошлемов, отсутствуют, как класс…

Со стороны развилки двигался, постепенно нагоняя колонну, легковой автомобиль, шофер которого практически непрерывно давил на клаксон, пытаясь перекричать рев десятка куда как более мощных моторов. Намек был вполне понятен — их просили остановиться. И вряд ли это как-то связано с оставленным за кормой постом фельджандармерии.

— Всем номерам — остановка, — прорезался в наушниках голос Ардашева. — Приказ «Главного» (это был позывной контрразведчика). Двигатели не глушить, машины не покидать, быть готовым уничтожить противника, ждать приказа. «Второй», тебя вижу, оставайся на месте, наблюдай.

Легковушка, объехав по обочине замыкающий бэтээр и грузовики, притормозила возле радиомашины. Партизаны, и те, кто переобмундировался в трофейную форму, и те, кто остался в своей одежде, дисциплинированно сидели под наглухо зачехленными тентами и ждали сигнала к атаке — ситуация с внезапной остановкой была оговорена заранее.

Из броневичка, согнувшись в три погибели, выбрался Шохин, переодетый в немецкого полковника. Лениво оглядевшись (еду себе по делам, понимаете ли, а тут появляются всякие разные, сигналят почем зря, приказ вышестоящего командования выполнять мешают), охлопал о колено фуражку, надел на голову, заученным жестом убедившись, что кокарда находится точно на уровне переносицы. И китель с заправленными в начищенные сапоги галифе, и расстегнутая шинель сидели на нем, как влитые — Степан аж залюбовался. Да и ведет себя полностью в соответствии с отыгрываемой ролью. Старлей даже вздохнул завистливо — вот он, настоящий профессионализм! То самое мастерство, которое, согласно народному выражению, не пропьешь. Куда там ему самому. Ну, натянет он фрицевское фельдграу, подгонит по фигуре, ремни, где требуется, подтянет — и что? Сумеет он так сыграть? Хренушки, спалится в первые же мгновения…

Единственным, что несколько выбивалось из обшей картины, был намотанный на шею белый шелковый шарф: капитан госбезопасности все-таки не настолько полагался на свое знание языка, чтобы не подстраховаться. Зато не подкопаешься: простудился Herr Oberst, горло, понимаете ли, болит. Оттого и голос такой хриплый, и с акцентом никак не определишься — то ли есть оный акцент, то ли нет его.

В ответ на появление лже-полковника из «Опеля» вылез фриц куда как менее презентабельного вида — помятый какой-то, что ли? Зиганув Шохину — контрразведчик вальяжно ответил тем же, — о чем-то торопливо заговорил, возбужденно размахивая руками. Особист молча слушал, периодически вставляя несколько фраз, а в конце разговора неожиданно сделал приглашающий жест в направлении своего радиофицированного бронеуродца. Поколебавшись несколько секунд, гитлеровец кивнул, соглашаясь, коротко переговорил с водителем и вытащил из салона пухлый кожаный портфель.

Если бы Алексеев присутствовал при разговоре и понимал немецкий язык, он бы услышал примерно следующее:

— Доброе утро, господин полковник! Майор Винтергальтер, сто двадцать пятая пехотная дивизия. Насколько я понимаю, ваша колонна двигается в направлении Новороссийска?

— Полковник Вагнер, — назвал фамилию прежнего владельца формы Шохин. Кем был этот самый оберст, один из четверых захваченных при штурме эшелона пленных, он выяснить не успел — просто времени не было. Нехорошо, понятно, но кто ж знал, что их вот так внезапно остановят?

И добавил, равнодушно пожав плечами:

— Возможно, мы едем именно в этом направлении, а, возможно, и нет. Сами понимаете, господин майор, я вовсе не обязан раскрывать вам данную информацию. Почему вы потребовали остановиться? У вас какие-то проблемы?

— Именно так, господин полковник! — зачастил тот. — Везу в штаб дивизии документы особой важности. Я должен был добраться туда еще вчерашним вечером, но, к сожалению, бронетранспортер сопровождения сломался, серьезные проблемы с мотором, пришлось заночевать в этом поселке. Хотел выехать перед рассветом, но передвигаться без охраны небезопасно, в районе действуют русские партизаны, а тут весьма кстати подвернулась ваша колонна.

— Вы хотите присоединиться к нам? — проявляя «чудеса догадливости», с деланным равнодушием в голосе осведомился особист. Чего ему стоило это равнодушие, знал лишь он сам.

— Так точно, господин полковник! Полагаю, в вашей компании ни мне, ни документам ничего не угрожает. Напасть на вас не рискнут даже все окрестные бандиты вместе взятые!

— Вообще-то, я не имею права включать в состав колонны посторонние транспортные средства… — задумчиво сообщил особист, глядя сквозь собеседника.

— Но это крайне важно! — заволновался Винтергальтер. — Это касается нашего контрудара по захваченному русскими прибрежного плацдарму! Документы и карты ждут в штабе дивизии!

— И будут весьма недовольны случившейся по вашей вине задержкой, — с усмешкой докончил лже-полковник, весьма правдоподобно хрипло закашлявшись. — Хорошо, я помогу вам добраться до места — в конце концов, мы делаем общее дело. Ваш автомобиль может ехать следом за моей бронемашиной. Но лично вам я категорически советую пересесть ко мне.

— Благодарю, господин полковник! — расслабился майор. — Но к чему мне стеснять вас? Я прекрасно знаю, как тесно внутри, поэтому наоборот, приглашаю вас к себе.

— Вы не поняли, майор, — усмехнулся Сергей. — Точнее, просто не в курсе последних новостей. Знаете, что произошло сегодняшней ночью в Варениковской?

— Нет, даже не в курсе, где это… — захлопал тот глазами.

— Совсем неподалеку, меньше десяти километров. Буквально несколько часов назад партизаны разгромили и дотла сожгли железнодорожную станцию, перебив расквартированный там гарнизон и уничтожив два воинских эшелона, в том числе тот, в котором возвращались на фронт наши доблестные офицеры и их румынские камрады. Не выжил никто. Теперь понимаете, почему я предложил вам ехать в бронеавтомобиле? Эти бандиты прячутся где-то тут, в этих лесах. Ваш автомобиль — никудышная защита от русских пуль, поверьте. За броней все-таки немного надежнее. Да и танкисты прикроют, поскольку знают, где едет их командир. Решайте, только быстро, я и так задержался из-за вас.

— В таком случае, я безусловно принимаю ваше предложение! Одну секунду, только предупрежу шофера и сопровождающего, и заберу портфель.