С последним словом мы шагнули вперед.

Сверкнул зеленоватый блеск, и я в испуге зажмурил глаза. Когда я их открыл, вокруг шумела листва, перекликались птицы, теплые солнечные пятна ползали по прошлогодней хвое. Данила стоял рядом со мной и, закрыв глаза, улыбался. Я повернулся и посмотрел назад. Старый пенек и рябинка стояли на своих местах, а между ними чернела полоса перевернутой хвои. Моя попытка замаскировать переход оказалась напрасной. Он был односторонним и разовым. Наверное, еще не успел созреть. Теперь нам предстояло найти дорогу домой, в свой родной мир. Данила вздохнул и сделал первый шаг по тропинке, бегущей к солнцу.

Мы с Данилой брели по лесу уже около двух часов, когда до наших ушей донеслись звонкие, ритмичные звуки барабана. Они складывались в какую-то знакомую мелодию, которую я никак не мог уловить. Мы переглянулись и двинулись в сторону барабанной дроби. Через несколько минут лес слегка расступился, и в просвете мы увидели большую поляну, заросшую высоким разнотравьем, с большим количеством желто-фиолетовых цветов, напоминавших наши родные иван-да-марья. Посреди поляны стоял... Заяц.

Заяц был темно-бурого цвета и совершенно невероятного размера. Если бы я встал с ним рядом, он ушами доставал бы мне до пояса. Задние лапы Зайца тонули в траве, а в передних он сжимал деревянную толкушку для картошки и такой же молоток для отбивания мяса. Этими кухонными принадлежностями он колотил по барабану, который располагался перед ним, извлекая слышанную нами бравурную мелодию, в которой я наконец узнал марш из оперы Джузеппе Верди «Аида». При этом Заяц в такт ударам мотал ушастой головой, а из-под верхней губы у него задорно поблескивали два огромных белоснежных резца. Я сразу вспомнил свой сон, с которого начался сегодняшний сумасшедший день.

Данила стоял рядом разинув рот и с восхищением наблюдал за музыкальными упражнениями сказочного животного. Я наклонился и прошептал ему на ухо:

– Сейчас он бросит свои колотушки и достанет губную гармошку...

Заяц тут же прекратил колотить в свой барабан и повернулся в нашу сторону. Он действительно, как в моем сне, внимательно вгляделся в скрывавшую нас листву, а затем шагнул в нашу сторону, но, вместо того чтобы бросить в траву свою кухонную утварь и достать губную гармошку, шепеляво проговорил:

– А я фаш фижу. Фыхотите, а то... – И он вскинул свой деревянный молоток.

Я невольно засмеялся и, раздвинув кусты, вышел на поляну. Данилка двинулся за мной.

Фигурка Зайца вдруг подернулась странной рябью, в воздухе что-то негромко хлопнуло, и на месте Зайца оказалась маленькая девочка лет шести. Кроме коротенького бурого платьица на ней ничего не было. Лохматая, темноволосая головка не носила даже следов здоровенных, лопоухих ушей, которые украшали голову Зайца. Сжимая в тоненьких ручках свои колотушки, она, наклонив голову, с бесстрашным интересом разглядывала нас своими черными, блестящими глазенками.

Данила остановился. Его подвижное личико выражало такое изумление, что девчушка заливисто рассмеялась. А когда Данилка начал озираться по сторонам в поисках того замечательного Зайца, который только что выколачивал дробь на барабане, эта хохотушка просто присела в траве и согнулась пополам от хохота. Я, признаться, тоже был несколько озадачен, хотя быстро сообразил, что веселый Заяц и эта не менее веселая девчушка – одно и то же существо. Мне только было непонятно, был ли это наведенный морок или девочка действительно может перекидываться зайцем. Я слегка подтолкнул Данилку в спину, и мы двинулись к центру поляны.

Девчонка наконец перестала хохотать и, сидя на корточках, разглядывала нас хитреньким глазом. Когда мы подошли поближе, она без всякой шепелявости произнесла:

– Какие вы смешные... – Мы присели рядом с ней и немного помолчали, разглядывая друг друга. Наконец девочка не выдержала и сказала: – Меня зовут двуликая Соня, это не потому, что я спать люблю, просто так меня мама называет. А вас?..

– Меня зовут Илья, или дядя Илья, как тебе больше понравится, а моего друга, – я положил руку Данилке на голову, – Данила. А ты откуда здесь в лесу появилась? – попытался я перехватить инициативу.

– А я живу здесь...

– В лесу?

Девчонка снова захихикала.

– Нет. Как можно жить в лесу. Я же человек, а не зверек... Вон там наша деревня. – Она ткнула своим деревянным молотком в сторону зарослей за своей спиной.

– А что ты здесь делала? – вступил в расспросы Данилка.

Девчонка лукаво взглянула на него.

– Ты же видел – на барабане играла. Я всегда играть на барабане в лес ухожу. Мама говорит, что в деревне я уже всех оглушила, а в лесу я никому не мешаю. А барабан мне дедушка подарил, – гордо добавила она.

– А мне показалось, здесь заяц был... – разочарованно протянул Данила. Девчонка снова захихикала.

– Был заяц, был... – успокоил я Данилу. – Вот он, этот заяц. – Я кивнул в сторону девочки.

– Ты – заяц?.. – недоверчиво протянул Данила.

– Ага. – Девчонка утвердительно мотнула головой, а затем внимательно посмотрела Даниле в лицо.

– А ты кто? Тоже зайчик?.. Нет, непохоже! Ты, наверное, волчок, да? – Девочке очень хотелось угадать.

– Я – человек, и больше никто! – гордо отрезал Данила.

Девочка недоверчиво уставилась на него.

– Ты что, до сих пор одноликий? – В ее глазенках плясало недоверие. – Врешь, да? Ты, наверное, в хорька перекидываешься, только признаться стыдно! – Она явно начала поддразнивать Данилу. Тот выпрямился во весь свой восьмилетний рост.

– Кто в хорька перекидывается? Сама ты – хорек ушастый! – От обиды он, казалось, готов был расплакаться. Мне, пожалуй, пора было вмешаться.

– А в кого ты еще умеешь перекидываться? – спросил я у девчушки, отвлекая ее внимание и остренький язычок от Данилки. Она сразу повернулась ко мне, и ее глазенки засветились, изучая меня.

– Я же сказала – я двуликая. Заяц – мой второй лик. Но дедушка говорит, что я еще не один лик получу. Он говорит, я... талантливая. Вот. – Слово «талантливая» ей, по-видимому, очень нравилось.

– А дедушка твой тоже может перекидываться? – Я старался забросать девчушку вопросами.

– Дедушка уже старый. У него только три лика осталось – дедушка, лев и коршун. Да и те... – она пренебрежительно махнула ручкой, – ...дряхленькие.

– А раньше он много ликов имел? – не давал я ей передыху.

Она смущенно потупилась, словно ее поймали на хвастовстве, и тихо пробормотала:

– Нет, всего четыре. Только кот совсем плохо получался, а лев без гривы, а коршун зеленый...

– Да?.. А вот твой заяц – хорош! Прямо загляденье! – похвалил я.

Ее личико сразу засияло:

– Правда?!

Данила, конечно, тут же встрял.

– Ага! Только здоровый, как телок, и зубы на лопаты похожи...

Напрасно он так. Девчонка обиделась. Повернувшись к нему, она распахнула свои глазки, набрала полную грудь воздуха и, задержав дыхание, лихорадочно придумывала, как ему отомстить. Наконец она, не в силах уже больше удерживать воздух внутри, выдохнула:

– Сам... хорек!

– Так, – немедленно вмешался я, – ты, Данила, перестань ее дразнить. Я сам видел, что заяц тебе очень понравился. А ты, Сонюшка, не смей обзывать старших! Данила старше тебя и никакой не хорек, а очень симпатичный мальчик!

Девчушка повернулась ко мне, уперлась в меня взглядом и, запинаясь, переспросила:

– Ты... как меня назвал?

Я слегка растерялся.

– Сонюшка... А что, так тебя называть нельзя?

– Нет, называй, пожалуйста. Меня так еще никто не называет. – Она наклонила головку, на секунду задумалась, а потом на ее личико вернулась довольная улыбка. – Мне нравится...