– К чему ты клонишь?

– Храм Вечного Ристалища соткан из света и мрака примерно в равных пропорциях. Вот я и подумал, что для того, чтобы пройти лабиринт, нужны тоже двое. Мрак с его изворотливостью, напором, честолюбием и энергией – это, разумеется, Мефодий. И свет – с его оптимизмом, идеализмом, хорошим настроением, способностью к любви и самопожертвованию…

– Ты говоришь о Дафне? – спросил Арей.

– Да. О девчонке, беглом страже света… Она пришла к нам более чем кстати.

– Откуда ты знаешь про девчонку? Тухломон проболтался? Или снова этот? – Арей неприязненно кивнул на скулившего за рамой висельника.

Лигул потер сухие ладошки.

– Ты будешь смеяться, но ни Тухломон, ни висельник тут ни при чем. Ты меня недооцениваешь, Арей! Ты меня всегда недооценивал… Я считаю не просто на ход вперед, я вижу всю партию… – прошуршал он.

– Ты о чем это?

– Все о том же… – хихикнул горбун. – Не забудь напомнить Даф, чтобы она взяла с собой украденный рог! Сдается мне, он ей пригодится!.. До встречи, Арей! Когда мои болваны очнутся, передай им, что они уволены! И не забудь разбить их дархи! Сам бы я поступил точно так же. Прощай!

Горбун внезапно вскинул вверх длинные тонкие руки и резко, как взлетающая птица, взмахнул свободными рукавами цветастого халата. Арей невольно зажмурился, ослепленный колким голубоватым сиянием. Когда же предметы вновь обрели четкость, он обнаружил, что кресло опустело. Горбун исчез.

– Как бы там ни было, а свое исчезновение он подготовил красиво! Трусы всегда продумывают детали! – заметил Арей.

Мечник подошел к черному зеркалу и, скрестив на груди руки, долго разглядывал свое отражение.

– Хотел бы я знать, почему Лигул так уверен, что девчонке можно доверять? Что оказавшись в дальней комнате Храма, она первой не получит то, что должно достаться мраку, и не передаст это свету? Скорее гиена станет вегетарианкой, чем Лигул сделает что-то без расчета… – пробормотал он, вглядываясь в свое разрубленное лицо, теперь кажущееся ему втройне безобразным.

Арей повернулся и пошел, а отражение так и осталось в стекле, глядя ему в спину. Потом повернулось и тоже пошло – неизвестно куда, неизвестно зачем.

В тот вечер Мефодий уже не видел Даф. Глумович, напуганный и мрачный более обыкновенного, увел ее в другое крыло, где жили девчонки. Потом Глумович еще раз мелькнул в дальнем конце коридора, но Дафна так и не появилась. Должно быть, она обустраивалась на новом месте, знакомилась со своей соседкой по комнате и вообще осваивалась в лопухоидном мире. Мефодий испытал разочарование.

«А что я хотел? Чтоб она ни на шаг от меня не отходила? Торчала тут в комнате и любовалась полосатыми носками Воввы Скунсо?» – подумал он, злясь на себя. А еще он вспомнил, что уже несколько дней не заходил к Ирке и даже не звонил ей, хотя временами почти ощущал исходившие от Ирки импульсы обиды, беспокойства и удивления. «Надо ей позвонить!» – говорил он себе и не звонил, именно потому что надо было.

Весь вечер Вовва доставал Мефодия расспросами о магии. Под конец Мефодий, отлично понимавший, что искренность здесь неуместна – и ситуация не та, и человек не тот, – даже рассердился:

– При чем тут магия? Магия – это для даунов! Я занимаюсь энергетической йогой!

– Йогой? Или ты меня научишь, или я тебя заложу! Все наши подтвердят. Заплеваев, Андрюха Бортов, Дрелль… – начал перечислять Скунсо. Его глаза забегали, как тараканы.

– Ладно, – вздохнул Мефодий. – Тогда урок первый! Сядь в позу лотоса, указательный палец правой руки положи на солнечное сплетение и четыре часа массируй его по часовой стрелке, а потом четыре часа против. И так каждый день на протяжении трех лет.

– И что, стану таким как ты?

Мефодий передернул плечами:

– Гарантию дает только страховое общество.

Скунсо, задумавшись, потрогал пальцем свой живот и вздохнул. Видно, понял, что йогом ему никогда не стать.

– Хм… А что у тебя в футляре?

– В каком?

– Ты спрятал футляр под кровать, когда я входил. Не притворяйся! Я ведь все равно посмотрю, когда тебя не будет! Или ночью! – прищурился Скунсо.

– Посмотри! – разрешил Мефодий. – Чего откладывать-то? Все там будем, у Мамзелькиной!

За меч он не боялся. Магические мечи непросто украсть, если они сами этого не захотят.

Он выключил свет и повернулся к стене. Скунсо ему окончательно надоел. Надоел с этого момента и до своего могильного памятника. Некоторое время перед глазами Буслаева еще мелькали какие-то лица: Улиты, Тухломона, а потом все их вытеснило улыбающееся лицо Даф с веселыми белыми хвостами, торчащими так мягко и непредсказуемо. В какой-то момент Мефодий испытал острую тревогу, будто кто-то очень дурной вспомнил о нем и протянул к нему когтистую лапу. Это было примерно в то самое время, когда на асфальт у дома № 13 ступила нога горбуна.

А потом… потом Мефодий просто заснул, нокаутированный усталостью, уже без кошмаров и видений. А перед рассветом у Скунсо внезапно зазвонил мобильник. Скунсо с трудом нашарил его и поднес к уху.

– Кто еще там? Совсем чокнулись? – спросил он. Спросонья «чокнулись» вышли у него как «чукнулись».

Ему ответили. Судя по всему, раза три подряд. Несколько секунд Скунсо слушал, а потом, щелкая от страха зубами, уставился на Мефодия.

– Это, к-кажется, т-тебя! – сказал он.

Звонила Улита. То, что это именно Улита, Меф сообразил сразу, как только вылетевший из динамика сноп звуков врезал ему по барабанным перепонкам.

– Алло, Меф! Как слышишь меня, прием?

– Уже плохо… Мне срочно надо к ухо-горло-носу, – сказал Мефодий, с трудом сдерживаясь, чтобы не посоветовать ей повесить трубку и орать просто так, открыв окно. Подумаешь, какие-то полкилометра – такому голосу перекрыть их не проблема.

– Не выдумывай! Живо бери ноги в руки и беги в контору! – рявкнули ему в ответ.

Мефодий осторожно переложил трубку к другому уху.

– А в чем дело-то? – спросил он.

– Придешь – узнаешь!

«Ох уж эти наши секреты!» – с тоской подумал Буслаев и спросил:

– Улита, а по телефону нельзя?

– Если бы было «льзя», я бы сказала. Конец связи!

– А так нельзя было позвать?.. И откуда узнала номер Во… ввввввы! – последнее Мефодий добавил, взглянув на хозяина мобильника.

Вопрос, откуда она узнала номер, Улита проигнорировала. Видно, для серьезного стража мрака он звучал по-идиотски.

– Я уж было телепортировать к тебе хотела, да только платье прожигать в лом! Да и потом, твой гормонально продвинутый Скунсо мне мало интересен… Ты в книгу-то давно заглядывал? Забываете инструкции, мла-адой члавек! Стыдна-а! – смягчаясь, ехидно сказала Улита.

Мефодий уставился на тумбочку, где алела и вспыхивала Книга Хамелеонов. Она была так возмущена, так полыхала, что Мефодий не слишком удивился, обнаружив, что она называется теперь «Двести блюд из гороха», автором которой значился известный в узком кругу широких масс господин Урюкин.

– А Да… Дашу брать с собой? – спросил Мефодий, вспоминая о Скунсо, который, даже зевая, слушал во все уши.

Улита засмеялась:

– Ее я уже вызвала! Уж она-то в магии булькает чуть-чуть повыше ватерлинии! Ты еще там? Говорят тебе, одна нога здесь, а другую тебе сейчас вообще оторвут!

Мефодий быстро оделся и, кинув изумленному Вовве мобильник, стал выбираться в окно. Потом вернулся и захватил с собой футляр с мечом. Прыгать было невысоко – со второго этажа в сирень. Он ощущал, что идти сейчас через школу не стоит.

– А если кто-то спросит?.. – ехидно начал Скунсо.

Оглянувшись, Буслаев многозначительно провел большим пальцем по своему горлу. Он сам не понял, что уж там появилось в его глазах, но Вовва торопливо отодвинулся.

– Понял! Все уже спросили! – сказал он бодро.

Мефодий спрыгнул, и сирень приняла его в упругие объятия, в негодовании хлестнув веткой по щеке. Потирая щеку, он выбрался из кустарника. Скунсо наверху захлопнул раму, причем, что Мефодий невольно оценил, без особого шума. Мефодий скользнул вдоль школы к крылу девчонок, не понимая, куда запропастилась Дафна. Все было тихо – во всех окнах плескалась ночь.