— Милый пес. — Ко мне подошла Патрис.

— Он свидетель, — ответила я ей.

— Как его зовут?

Я посмотрел на дворнягу, которая тут же лизнула мне руку.

— Без понятия.

— Тебе следует назвать его Ватсон, — сказала Патрис. — Тогда ты сможешь говорить ему «элементарно, Ватсон», когда вы будете раскрывать очередное дело в сиянии интеллектуальной славы.

Интеллектуальная слава. Ну точно. Я помахала перед ней своим отчетом:

— Я покажу тебе мой, если ты покажешь мне свой.

— По рукам.

Я передала ей свои записи.

— Преступник: мужчина, кожа оливкового цвета, рост около шести футов шести дюймов, носит длинный широкий плащ с рваным подолом и любит скрывать лицо под капюшоном.

Она поморщилась:

— Только не говори мне, что это сделал парень в плаще.

Я кивнула.

— Похоже на то. Другие занятные характеристики — сверхъестественно выносливое тело и сверхчеловеческая сила. В баре было около пятидесяти человек, но м-сканер зарегистрировал только одну ярко выраженную магическую подпись, вероятно, нашего убийцы. Пятьдесят ожесточённых парней, и никто не использовал магию.

— Звучит маловероятно, — сказала Патрис.

— Здесь завязалась большая варварская драка. Никто не может мне объяснить, почему она началась, но, видимо, парни разогнались от нуля до шестидесяти за три секунды. Я думаю, что наш приятель в плаще излучает нечто такое, что поражает сознание людей до самых примитивных уровней, делает их действительно агрессивными. Также возможно, что животные пугаются и убегают от него. Но пока у нас есть только один объект исследования. — Я погладила собаку-демона. — Твой черед.

— Он и есть «Мэри». — Патрис вздохнула.

Я кивнула. «Мэри», название появилось после известного случая с Тифозной Мэри, являлись переносчиками болезней — людьми, которые либо распространяли, либо вызывали болезнь.

— К тому же очень, очень сильный, — продолжила Патрис. — Хотя мы не можем с полной уверенностью сказать, что заразил именно наш парень, поскольку жертва могла быть заражена сифилисом до инцидента, но он фактически дал инфекции новую жизнь, сделав ее более сильной и наделил ее своего рода сознанием. В последний раз я видела подобное во время вспышки. Чтобы превратить болезнь в существо, требуется огромная сила.

Если быть точным, божественная сила. За исключением того, что по улицам Атланты не бродили никакие боги. Они выходили поиграть только во время вспышки, которая происходила примерно раз в семь лет, и мы только недавно пережили последнюю. Кроме того, если бы преступник оказался богом, м-сканер показал бы серебро, а не голубой.

— Мы должны найти его как можно скорее. — Лицо Патрис было мрачным. — Из-за него может начаться пандемия. У этого гада есть все шансы стать настоящей катастрофой.

Мы обе понимали, что след остыл. Я упустила возможность пойти за ним, потому что была занята ползанием с мелом по стоянке, пытаясь уберечь город от заражения. Он должен будет нанести новый удар и возможно совершить убийство. И вопрос уже не в том, «будут ли жертвы», а в том «как много».

— Я объявлю его в розыск, — сказала Патрис.

Найти парня в плаще без каких-либо особых примет и задержать его, пока он не позаражал весь город. Просто раз плюнуть.

— Ваши люди могут узнать больше о добром самарянине, который позвонил вам? — Спросила я.

— Зачем?

— Представь, ты обычный рядовой гражданин. Прогуливаешься мимо и видишь, как я ползаю вокруг заросшего пухом столба и рисую какую-то хрень на тротуаре. Ты сразу поймешь, что я пытаюсь сдержать опасную чуму?

Патрис поджала губы. — Скорее всего, нет.

— Кто бы ни позвонил, он знал, что именно я делаю, и ему хватило мозгов, чтобы позвонить в Биологическую Защиту, но не оставаться здесь. Я хочу знать, почему.

Через полчаса я отвела Мэриголд в конюшню Ордена и передала пустынного кролика помощнику хозяина конюшни, который по совместительству отвечал за сбор всех «живых улик». У нас возникли небольшие разногласия относительно «живого» статуса кролика, пока я не предложила ему выпустить его из клетки, чтобы решить эту проблему. Когда я уходила, они все еще пытались его поймать.

Я притащила пса в свою квартиру и сразу в душ, где устроила его шерсти химическую атаку моющими средствами. К сожалению, он настаивал на том, чтобы встряхивать своими лохмами каждые тридцать секунд. Мне пришлось промыть его четыре раза, прежде чем вода стала прозрачной, и к концу всех процедур, влажные брызги залили каждый дюйм стен моей ванной комнаты, слив был полон собачьей шерсти, а от зверя пахло лишь ненамного лучше. Ему удалось дважды лизнуть меня в лицо в знак благодарности. Язык его тоже вонял.

— Ненавижу тебя, — сказала я ему, прежде чем дать остатки болоньи из холодильника. — От тебя воняет, ты пускаешь слюни повсюду, и ты считаешь меня хорошим человеком.

Собака за раз уплела болонье и активно виляла хвостом. Он действительно очень странная дворняга. Как только придут результаты анализов от ОБЗ, если он окажется обычным псом, мне придется найти ему новых хозяев. Домашние животные не особо ладили со мной. И меня слишком часто не бывает дома, чтобы спасти их от голодной смерти.

Я проверила сообщения на телефоне — ничего, как обычно, приняла душ и залезла в кровать. Собака плюхнулась рядом на пол. Последнее, что я запомнила перед тем, как потерять сознание и уснуть, был звук его хвоста, стучащего о ковер.

Я добралась до офиса ровно к десяти. Проспав всего четыре часа, я проснулась в отвратительном настроении, и мое лицо, судя по всему, отражало это, потому что люди на улице старались убраться с моего пути. Конечно, это могло быть связанно с тем, что здоровенная зловонная собака рысцой передвигалась рядом со мной, рыча на любого, кто подходил слишком близко.

Штаб-квартира Ордена Милосердной Помощи располагалась в трехэтажном строении, напоминавшем большую бетонную коробку. Когда в мире царила магия, здание было под защитой первоклассных оборонительных чар, но сейчас, когда технология взяла верх, ничего не отличало этот бастион рыцарской добродетели от других офисных контор. Я поднялась на второй этаж, прошла длинный пустой коридор и очутилась в своем крошечном кабинете, выкрашенном в простой серый цвет. Верный собачий товарищ плюхнулся на ковер.

Я нажала кнопку интеркома:

— Максин?

— Да, дорогая?

— Кажется, мне полагается два печенья.

— Приди и возьми их.

Я посмотрела на своего лохматого компаньона:

— Я за печеньем. Ты останешься здесь.

Очевидно, «остаться» на языке лучшего друга человека означало «следовать с восторженным ликованием». Я могла бы уйти, захлопнув дверь своего кабинета у него перед носом, но тогда он, вероятно, загрустил бы и начал выть. В моей жизни и так было достаточно печали.

Мы прошли по коридору и остановились перед столом Максин. Она несколько секунд ошеломленно смотрела на пса-демона, потом полезла под стол и достала из небольшой жестяной коробки печенье — каждое размером с мою ладонь. До меня донесся запах ванили, и я изо всех сил старалась не пускать слюни. В конце концов, нужно поддерживать безупречный смертоносный образ.

Я схватила два печенья, разломила одно из них по середине, выковыряла из одной половинки шоколадную крошку и отдала ее дворняге. Я откусила вторую половину. Рай действительно существует, и в нем есть грецкие орехи.

— Для меня есть какие-нибудь сообщения? — Обычно я получала одно-два, но чаще всего, люди, которым нужна была моя помощь, предпочитали говорить с глазу на глаз.

— Да, подожди минутку, — она вытащила пригоршню розовых карточек и продекламировала по памяти, не заглядывая в бумажки. — Семь сорок две утра, Мистер Гаспарян: «Я проклинаю тебя. Я проклинаю твои руки, чтобы они усохли, умерли и отпали. Я проклинаю твои глаза, чтобы они лопнули. Я проклинаю твои ноги, чтобы они распухли до синевы. Я проклинаю твой позвоночник, чтобы он сломался. Я проклинаю тебя. Я проклинаю тебя. Я проклинаю тебя.»