«А за мной не дали даже медной монеты», — невольно подумала Фрэнсис, обводя взглядом внушительное двухэтажное здание.

— Десборо-Холл по традиции передается во владение старшему сыну. Уже во втором поколении здесь был заведен племенной завод и конюшни для скаковых лошадей. В течение многих лет это был почитаемый знатоками конный завод, не говоря уже о том, что некоторые из рысаков Дес-боро-Холла прославились на всю Англию. Чего стоил один Счастливец — рысак, который опережал своих соперников на целый круг! Это было в 1785 году, и я никогда не забуду скачек в Ньюмаркете. Какие страсти кипели тогда на ипподроме! Я не буду сравнивать его со знаменитой Эклиптикой, но среди жеребцов ему не было равных. Это был жеребенок от чистокровной кобылы и берберийского жеребца. Выносливый, как сам дьявол.

На сей раз слух не обманул Фрэнсис: Хок действительно скрежетал зубами.

Маркиз галантно провел ее в величественный холл, представлявший собой вычурную гостиную высотой в оба этажа здания. Камин и круговой балкон ограждала витая железная решетка. Белые мраморные колонны вздымались вверх, создавая впечатление необъятного пространства над головой.

Рука об руку с Фрэнсис маркиз проследовал по коридору западного крыла особняка, через курительную комнату в Западную гостиную. Повсюду были развешаны полотна Джорджа Стабса, изображающие лошадей, а открытое пространство стен было таким белым, что слепило глаза. Мебель показалась Фрэнсис сказочно — даже пугающе — элегантной.

— Взгляните на пилястры! — воскликнул маркиз. Благодарная за то, что ее внимание наконец обратили на что-то конкретное, Фрэнсис завертела головой. Оказалось, речь идет о бесчисленных колоннах Десборо-Холла.

— Здешние аркады славятся на всю Англию. («Это всего-навсего арки, дурочка, и не стоит так трепетать!»)

Каждую из колонн венчали лепные карнизы (на этот раз она знала, что это такое, знала хоть что-то из архитектуры, и то слава Богу!), органично вплетающиеся в сплошную лепнину потолка. Маркиз так и сыпал терминами — довольно неожиданно для человека, только что назвавшего стиль палладиум полной бессмыслицей.

— Как здесь элегантно, милорд… как изысканно… как чудесно… — повторяла Фрэнсис снова и снова, постепенно впадая в зачарованное состояние и не принимая всерьез угрожающее молчание мужа.

— Вам пора отдохнуть, дорогая, — вдруг сказал маркиз, остановившись на полушаге. — Миссис Дженкинс подобрала для вас горничную помоложе.

Он дернул ближайший шнур, и откуда-то (ошеломленная Фрэнсис не заметила, откуда именно) выпорхнула застенчивая и очень юная девушка. Она присела в глубочайшем реверансе:

— Меня зовут Агнес, миледи.

Этот старый мошенник обо всем позаботился, угрюмо подумал Хок. Он так и кипел от возмущения и очень сомневался, что сможет сдерживать себя много дольше.

— Благодарю вас, милорд! — искренне сказала Фрэнсис маркизу, который улыбнулся в ответ на эту пылкую благодарность и ласково потрепал невестку по щеке.

— Отдыхайте до ужина, дорогая.

Фрэнсис посмотрела на мужа. Его лицо не выражало ничего, кроме едва сдерживаемого бешенства. Она с тяжелым чувством последовала за горничной к холлу.

— Старый интриган! — взорвался Хок, стоило только женщинам исчезнуть за поворотом. — Ты все это подстроил, чтобы вынудить меня жениться! Подумать только, притвориться умирающим! Уму непостижимо!

— Но ведь ты простишь эту невинную шалость старику отцу?

К несчастью, Фрэнсис все еще была достаточно близка к спорящим и могла разобрать каждое слово. Непроизвольно она ускорила шаг.

— Ваши комнаты — все называют их «комнатами леди Дауни» — смежные с комнатами графа, — говорила Агнес, поднимаясь по широкой лестнице в восточное крыло особняка.

— Прекрасно, — не слушая, ответила Фрэнсис. Ей казалось, что она нечаянно забрела в сумасшедший дом и волей-неволей присоединилась к его обитателям. Слава Богу, хоть Агнес не читала ей лекций об аркадах и пилястрах.

А в курительной Хок продолжал бесноваться:

— Так, выходит, я прав?! Твои актерские способности, отец, могли бы прославить тебя в веках! А я-то, стреляный воробей, попался на приманку!

— Глуп тот сын, который недооценивает своего отца, — безмятежно заметил маркиз, тем самым подливая масла в огонь.

— Теперь я еще и мишень для идиотских поговорок!

— Это не поговорка, а экспромт. Впрочем, я не претендую на авторство: глупых сыновей, должно быть, всегда хватало. Не понимаю, Хок, почему ты так сердишься? Ну же, мой мальчик…

— Почему? — вскричал Хок, начиная мерить комнату быстрыми гневными шагами. — Хорошенькое дело, почему!

Маркиз с интересом следил за тем, как он носится, огибая курительный столик то с одной стороны, то с другой.

— Ты бессовестно манипулировал мной!

— Этого я не стану отрицать. Но даже если и манипулировал, то не без пользы для тебя. Всему свое время, Хок, и тебе пора остепениться. Брак, жена, детская, полная непоседливых детишек, — вот то, что нужно мужчине твоих лет. Или ты по-прежнему считаешь себя мальчишкой?

— Мне всего двадцать шесть! По-твоему, мне уже пора присоединиться к тебе и миссис Дженкинс, чтобы вместе впадать в старческое слабоумие?

— Не двадцать шесть, а почти двадцать семь.

— Это, конечно, большая разница! Позволь спросить, откуда тебе известно, что ее зовут Фрэнсис? У графа Рутвена не одна дочь, а три. Я мог выбрать любую из них… по крайней мере мне так казалось!

Маркиз не мог не признать, глядя в разгоряченное лицо сына, что создал себе проблему слишком теплым приемом, оказанным невестке.

— Я всегда знал, что граф Рутвен любит Фрэнсис больше других дочерей, и естественным образом предположил, что он будет склонять тебя к браку именно с ней.

— Граф Рутвен пока еще в своем уме! Ты что, не разглядел ее? Да это какой-то страх Божий, а не де-

Вушка! Кикимора, пугало, ведьма! Я всю дорогу боялся, что. когда ты увидишь ее — со своего смертного одра, разумеется, — у тебя случится удар! Я даже собирался — ради тебя — заставить ее снять эти проклятые очки!

Маркиз хранил у себя миниатюру с изображением Фрэнсис, сделанную год назад, и от души надеялся, что именно эту девушку Хок выберет в жены. Интересно, что заставило ее прикидываться огородным пугалом… Увы, сын не замечал, что это всего лишь маскарад. Ситуация впервые показалась маркизу затруднительной и странной.

— Зачем же ты женился, если она тебе противна? — спросил он, надеясь, что ответ прольет хоть какой-то свет на происходящее.

Хок начал чересчур тщательно отчищать рукав. Он почувствовал, что краснеет, и разозлился на себя чуть ли не сильнее, чем на отца, который был ко всему прочему проницательнейшим из людей, которых он знал.

— Что все это значит, Хок?

— Ладно, я выскажу все как на духу! — Хок смущенно развел руками. — Ее сестры, Виола и Клер, были по-настоящему красивы, бойки на язык и вдобавок очаровательны. Каждая из них прямо дала мне понять, что желает вращаться в высших лондонских кругах, каждая собиралась не отходить от меня ни на шаг. А мне, отец, нравится холостяцкая жизнь! Так уж вышло, что Фрэнсис, при всей ее невзрачной внешности, оказалась куда предпочтительнее своих сестер. Она застенчива и послушна. Из нее почти клещами приходится вытягивать каждое слово. Если бы ты только знал, как прекрасно сидеть с ней за завтраком! Тишина, благословенная тишина. Развлечения, всякие там ликующие толпы ей безразличны. Кроме того, она хорошо воспитана и не потребует от меня… не потребует…

— Ты собираешься поселить ее в поместье и продолжать свою вольную лондонскую жизнь, не так ли? — спросил маркиз голосом сухим, как листья поздней осенью.

Хок что-то пробормотал не слишком внятно.

Маркиз мог бы сказать сыну, что тот ведет себя точь-в-точь как какой-нибудь лицемерный буржуа, но он не сделал этого по очень простой причине: Фрэнсис не нуждалась в его защите. Судя по словам графа Рутвена, она была наделена всеми возможными достоинствами: красотой, обаянием, остротой ума, рассудительностью… и своенравием. Каковы бы ни были причины, по которым Хок выбрал ее, его выбор был единственно правильным.