Эдмонд не любил свою будущую жену, что не мешало ему желать ее, и он собирался в самом скором времени уложить ее в постель. То, что она была вдовой, только упрощало дело. Ее почтенный супруг скорее всего не слишком усердствовал по ночам. Внешне Беатриса была очень хороша — копия своего брата, только более женственная и изящная. Ее волосы были цвета воронова крыла, а глаза напоминали оттенком густую и темную зелень дождливого лета. Высокая, с тяжелой грудью, она едва начинала набирать вес и должна была еще долгое время оставаться физически привлекательной.

Эдмонд быстро пришел к выводу, что брат и сестра не особенно привязаны друг к другу. Если так, не было ничего странного в том, что Беатриса помогала ему фактически обобрать Хока, вместо того чтобы этому противиться. Виконт очень рассчитывал на невежественность будущего шурина в вопросах племенного коневодства.

— Почему бы тебе не пригласить брата на обед, Беатриса? Я тоже буду здесь и найду подходящий предлог, чтобы повернуть разговор на интересующую нас тему.

— Превосходная мысль! — загорелась Беатриса. — Только разыскивать Хока придется тебе.

— Не ехать же мне с визитом к его любовнице, — сухо заметил Эдмонд. — Это был бы поступок дурного тона.

— Не думаю, что Хок заточил себя в стенах ее дома.

Эдмонд ограничился улыбкой, потом поднес к губам ладонь Беатрисы и коснулся ее легчайшим, щекочущим поцелуем. Пульс на ее запястье тотчас забился быстрее, и на груди под тончайшим муслином обрисовались бугорки сосков.

— Всему свое время, — повторил он и вышел, не оборачиваясь.

Да-да, она колдунья, думал Эдмонд, спускаясь по лестнице, а колдунья в постели — это сокровище.

Несколько часов прошло в поисках Хока, и в конце концов удача улыбнулась виконту: он заметил своего будущего шурина в читальном зале игорного дома, где тот сидел в окружении завсегдатаев, каждый из которых был старше него минимум на два поколения.

В помещении царила полнейшая тишина, нарушаемая только случайным шелестом переворачиваемой газетной страницы. Это неестественное безмолвие произвело на Эдмонда угнетающее впечатление, и он поспешил привлечь внимание Хока, коснувшись его плеча.

— Неважные дела, — сообщил тот, поздоровавшись и указывая на статью в «Газетт», посвященную военным действиям. — Что ты здесь делаешь, Эдмонд? Как здоровье Беатрисы?

— Она находится в добром здравии. Я здесь по ее поручению. Как насчет того, чтобы отужинать с нами сегодня в Дансмор-Хаусе?

На бесстрастном лице Хока ничто не отразилось, но он подумал: «Еще один допрос насчет моего брака!» Впрочем, он достаточно долго откладывал визит к сестре и сейчас почувствовал себя неловко. Несмотря на то, что Беатриса удивительно походила на него внешне, Хок никогда не чувствовал особенного тепла по отношению к ней. Они почти не общались, когда были подростками, а когда их дедушка умер и семья маркиза перебралась в «Чендоз», они и вовсе встречались от случая к случаю (Хок тогда находился в Сэндхерсте).

— Я с удовольствием отужинаю с вами обоими, Эдмонд, — спохватился он, сообразив, что так и не ответил на приглашение.

Они дружески поболтали о войнах вообще и текущей войне в частности, и Хок сам не заметил, как поддался обаянию будущего шурина и нашел, что тот на редкость эрудирован. Это не какой-нибудь пустоголовый аристократ, который только и умеет что молоть светскую чушь, думал он восхищенно.

— Вам не нужно беспокоиться о том, что Беатриса устроит допрос насчет вашей женитьбы, — сказал Эдмонд, уже собираясь уходить. — Я убедил ее, что это ее совершенно не касается. И меня тоже, разумеется.

— Должен заметить, что вы не робкого десятка, — усмехнулся Хок. — Я слышал разговоры о том, что смерть лорда Дансмора — единственный поступок, который он совершил по собственной воле.

— Говорить такое о сестре! — Эдмонд всплеснул руками в преувеличенном негодовании. — У нее всего лишь пылкий темперамент. Уж не думаете ли вы, что мне уготована безвременная смерть?

Хок расхохотался и был немедленно призван к порядку раздраженным хмыканьем, раздавшимся со всех сторон сразу: подобные вольности не поощрялись в здешнем читальном зале. Эдмонд Лэйси направился к выходу. Хок проводил его взглядом, размышляя о том, что вот-вот обретет очередного незаурядного друга. Виконт Чалмерс показался ему превосходным образчиком современного джентльмена: ничего помпезного, никакого бессмысленного следования моде, никакой изнеженности. Эдмонда Лэйси невозможно было представить себе унизанным перстнями и увешанным цепочками, как это было принято среди светских щеголей. Хок, цинично усмехнувшись, сказал себе, что этот человек, без сомнения, создан для того, чтобы поставить Беатрису на место.

Бог знает почему ему вдруг вспомнилась Фрэнсис, и чем больше он старался выбросить ее из головы, тем настойчивее и живее становились воспоминания. Выйдя из игорного дома, Хок праздно пошел вниз по улице, ведущей к Темзе, спрашивая себя, уехал отец из Десборо-Холла или до сих пор обретался там. Последнее казалось более вероятным: кто-то же должен был держать в руках прислугу, время от времени напоминая лакеям и горничным, что невзрачное создание, тенью скользящее по коридорам, — их новая хозяйка. Возможно, если достаточно долго кудахтать над Фрэнсис, она расхрабрится настолько, что купит себе пару новых платьев. Возможно, она даже перестанет забиваться в углы при первом же шорохе или стуке. Может быть, написать ей письмо? Пожалуй, это не повредит.

Постояв немного на мосту, Хок вернулся на Портланд-сквер в свой лондонский дом. За исключением Граньона, там почти не было слуг, но это не имело значения, поскольку Хок там никогда не ужинал.

Мажордом Роланд был даже старше Отиса из Десборо-Холла, а величественный Шипп из «Чендоза» выглядел бы рядом с ним резвым и неуклюжим щенком. Единственной обязанностью, с которой он теперь удовлетворительно справлялся, было отпирание дверей на стук. Все остальные обязанности ложились на Граньона. Поэтому, когда Хок распорядился подать ему в библиотеку бумагу и чернила, все это принес камердинер.

Как Роланд? — спросил Хок, благодушно усмехаясь.

— Прилег отдохнуть после того, как впустил вас.

— Бедняге давно пора на заслуженный отдых, но у старика нет ни одного родственника, который мог бы о нем позаботиться. Он пережил их всех — уму непостижимо! Я слышал от отца, что он был в семье последним — девятым — ребенком.

— Долгожитель! — заметил Граньон с уважением. — А кому это вы затеяли писать? Неужто леди Фрэнсис?

Это была фамильярность ординарца, прошедшего со своим командиром огонь и воду и давным-давно уяснившего, за что ему могут снять голову с плеч, а за что — нет.

— Ты угадал, — ответил Хок, обмакивая перо в чернила. — Сегодня вечером я обедаю с моей сестрой и виконтом Чалмер-сом. Подбери мне что-нибудь из одежды, приличествующее случаю.

— Само собой, милорд. Кстати! Передайте леди Фрэнсис мои… э-э… наилучшие пожелания.

— Распоясавшийся болван!

— Шедевр портновского искусства! — воскликнул камердинер вечером, оглядывая стоящего перед зеркалом Хока.

— Что ты сказал?

— Я слышал, как такое говорили о вашем прошлом костюме. Этот, пожалуй, будет пошикарнее.

— Какая ерунда! Я вовсе не собираюсь становиться щеголем. Шедевр, скажите на милость! Бьюсь об заклад, ты понятия не имеешь, что это значит.

— Это значит, милорд, что у вас хороший портной. Ну и, конечно, что у вас в этом наряде элегантный вид. Что такое элегантный, я тоже знаю.

Хок ограничился ехидным смешком, принял плащ, перчатки и трость и вышел раньше, чем прозвучала очередная реплика камердинера.

До Гросвенор-сквер было недалеко, и он предпочел нанять кеб. В дверях Дансмор-Хауса его встретила сияющая Беатриса, переполненная восторгом по поводу встречи с ненаглядным братом. Хок стоически выдержал горячий сестринский поцелуй в щеку и осторожные объятия — чтобы не смахнуть пудру с плеч на его одежду. Эдмонд, разведя руками за спиной своей невесты, стушевался, предоставив ей свободно изливать родственные чувства.