— Нужно их подогнать, — сказал спутник Азека с другой стороны проспекта. Его броня цвета железа в черно-желтую полоску влажно блестела под дождем. Воин говорил по внутреннему воксу, обводя толпу расчетливым взглядом. — Я получаю сообщения о задержках и пробках по всему городу.

Форрикс, это обычные люди, а не скот, — возразил Ариман. И не твои легионеры. Они не могут маршировать в нашем темпе. Если мы заставим группу идти быстрее, их страх перерастет в панику. Будут жертвы.

Форрикс был Железным Воином, и Азек знал, что IV легион нетерпим к слабостям смертных. Ариман дважды сражался рядом с отпрысками Пертурабо, но это было до того, как они воссоединились с примархом.

Для Тысячи Сынов такой же великий день настал тринадцать лет назад; в случае Железных Воинов не прошло и четырех.

— Они должны бояться, — ответил Форрикс. — Страх — отличный стимул.

— Я предпочитаю надежду.

Азек ощутил, что собеседник удержался от едкой отповеди.

— Ты не согласен? — спросил он.

— Нет, но сейчас не время для пустых пререканий. График моего примарха не предусматривает отклонений.

— Думаю, нас должен больше заботить график саморазрушения планеты, — заметил Ариман. — Она тоже следует плану твоего примарха?

Почувствовав, что Форрикс принял это за выпад в адрес его прародителя и рассердился, Азек добавил:

— Я никого не хотел обидеть.

— Тогда думай, что говоришь, — бросил Железный Воин.

— Так поступает любой из Тысячи Сынов.

— А к Четвертому это, видимо, не относится?

Ариман вздохнул. Бойцы IV легиона обладали методичным складом ума и быстро находили изъяны в окружающих.

«Сгладит ли влияние примарха эту особенность?»

— Я этого не говорил, Форрикс, и, если ты продолжишь выискивать мнимые оскорбления в каждой моей фразе, нас ждет очень долгий день. — Азек легким псионическим касанием ослабил гнев в ауре Железного Воина.

— Прости, легионер Ариман.

— Меня зовут Азек.

— Кидомор, — отозвался Форрикс. — Мое имя — Кидомор.

«Время жатвы» поднялось с дальней радиальной платформы на грязных колоннах реактивных струй. Громадное судно неуклюже набирало высоту, борясь с притяжением Моргенштерна, но затем выровнялось и кое-как легло на предписанную траекторию.

Астинь Эшколь следила через бронированные окна диспетчерского центра Калэны за тем, как агровоз взбирается на орбиту, и почти безосновательно надеялась, что примитивные двигатели вытащат корабль в космос. Семь месяцев назад Астинь запретила «Времени жатвы» полеты до переоборудования, но составленный Пертурабо план эвакуации требовал использования всех звездолетов, даже самых ветхих.

Теперь фуражные когорты скитариев обшаривали каждую свалку, зернохранилище и ульевый отстойник в радиусе шестисот километров, разыскивая транспорты, способные хотя бы на один атмосферный рейс.

— Госпожа, у вас повысилось содержание адреналина в кровотоке, — сообщила магос Тесша Ром из центра зала.

— Вас это удивляет? — спросила Астинь, шагая к своему пульту управления, простой консоли с латунной отделкой и множеством инфопланшетов. Отсюда Эшколь могла напрямую подключаться к бортовым приборам любого отбывающего судна, наводить защитные турели космопорта и наблюдать за сложнейшим танцем летательных аппаратов.

— Вовсе нет, — ответила Ром. — Ваш уровень адреналина подскакивает при каждом старте. Классическая реакция «бей или беги» — мощный каскад гормональных выбросов, повышение артериального давления, резкое высвобождение нейромедиаторов.

— Бить или бежать? Я точно знаю, что выберу, — произнесла Астинь, отслеживая маршрут «Времени жатвы» на переходе из тропосферы в стратосферу. Еще секунд шестьдесят, и транспорт выйдет из ее зоны ответственности.

— Бить, — сказала Тесша, и Эшколь ухмыльнулась.

— Всегда, — подтвердила она. — Но сейчас, думаю, мне нужно немного расслабиться.

Астинь приложила ладонь к ключице, и гаптические имплантаты в кончиках пальцев активировали подкожный резервуар биостабилизаторов. Зрение тут же прояснилось, Эшколь моргнула и почувствовала, что сердце забилось ровнее.

— Теперь вы снова спокойны, — отметила Ром. — Хорошо.

Пульт Тесши находился на возвышении позади Астинь: химерическое тело механикума висело в центре невидимого шара из ноосферных инфопотоков, поддерживаемое системой креплений. Благодаря нейроокулярной аугментации Эшколь видела то же, что и Ром, и морщилась всякий раз, когда осознавала, как высока опасность столкновений в ее воздушном пространстве.

Персонал вышки из тридцати техников и сервиторов работал до изнеможения, координируя громадные объемы перевозок с поверхности на орбиту. Большая часть сотрудников подсела на стимуляторы, и после окончания эвакуации их ждала чудовищная ломка. Возможно, некоторые даже не выживут, но сейчас все выполняли тяжелейшие задачи без единой жалобы.

Астинь почти сразу же нашла траекторию «Времени жатвы». Судно уверенно поднималось к построениям флота Железных Воинов на низкой орбите. Если не произойдет катастрофы, уже скоро с агровоза высадятся восемь тысяч пассажиров.

— «Жатве» больше шести веков, — заметила Эшколь. — Это ржавое корыто еще несколько десятилетий назад следовало законсервировать. Оно летит на одной надежде и слепой вере.

— Да, «Время жатвы» давно отслужило свой срок, — признала Тесша, — но ввиду сложившихся обстоятельств мы обязаны смиряться с такими нарушениями.

— Оно уже сделало двенадцать рейсов, и мы серьезно рисковали, отправляя его в тринадцатый.

— Суеверие? — уточнила Ром.

— Здравый смысл, — пояснила Астинь.

— Не вижу особой разницы.

— Шутите?

— Знаю по опыту. Кольцевой узел эпсилон-пять-альфа запрашивает передачу контроля, — проговорила магос, как только метка «Времени жатвы» вспыхнула янтарем.

— Вижу. Разрешение дано, пусть забирают агровоз.

— Готовлюсь к передаче контроля орбитальным диспетчерам «Железной крови». Пять, четыре, три, два, один, ноль.

Янтарный оттенок светящейся траектории сменился темно-синим.

— Еще один прошел! — воскликнула Коринна Морено, один из старших диспетчеров. Триумфально воздев кулак, она обнажила гладкую, как фарфор, аугментическую руку, расписанную извивающимися змеями. Персонал командного центра отозвался ей хриплыми криками радости.

— Что дальше в меню? — поинтересовалась Эшколь.

— «Кавалер» и «Вос Шерментов», — доложила Морено, вызвав гололит-изображение с двумя каркасными моделями и техническими описаниями. — Парочка вонючих прометиевых танкеров. Успели доковылять сюда перед экваториальной магнабурей.

— Прометиевые танкеры? Шикарно, — вздохнула Астинь. — Уже предчувствую самый безопасный запуск.

Ариман и Форрикс следовали в космопорт по грандиозным проспектам западных районов столицы. В беспокойное небо тянулись колонны инверсионных следов взлетающих кораблей; над огромным, как утесы, хребтом «Люкс ферем» смутно мерцал энергетический ореол.

Тучи по-прежнему изливали потоки ионизированной воды. Азек на мгновение увидел образ из будущего — другой растерзанный бурей город, исхлестанный ливнем и умирающий.

Назвав друг другу свои имена, легионеры вроде бы нашли общий язык и теперь разговаривали отрывистыми фразами, как люди, которые еще могут стать братьями.

— Ты на Олимпии родился? — спросил Ариман, когда они проходили под отполированной аркой из оуслита, воздвигнутой в честь прибытия имперских флотов в систему Моргенштерна.

— Нет, я один из немногих терран, оставшихся среди Железных Воинов, — ответил Форрикс. — Детство я провел в тени великого пика Эйте-Мор, но душой верен Олимпии. Впервые ступив на ее скалистые нагорья, я почувствовал себя как дома.

— Расскажешь о ней?

— О, как я могу описать дом? — произнес Кидомор, и от приятных воспоминаний его аура приобрела теплый медовый оттенок. — Азек, на Олимпии воспаряет душа. Это планета бесконечных вершин с их мрачной красотой и чудно пахнущих хвоей высокогорных лесов, что тянутся до самого горизонта.