— По-моему, из этой затеи ничего не выйдет, — сказал Трауб. — Хотя то, что вы мне рассказали, довольно занятно. На будущее это может пригодиться. Ну-ка, еще раз — с карандашиком — изложите ваш план. И подробней остановитесь на том, что мне может грозить. Последнее не от страха, а из любопытства и разумной предосторожности — надо спрятать дневники.

— Ну, это рано...

— Я не знаю, что такое рано, я знаю, что такое поздно. И потом, в вашей программе слабый пункт: с этим самым папашей Либо. Какой он? Его фото у вас есть? Я ведь его не видал ни разу в жизни.

— Фото у нас нет.

— А вдруг они мне покажут с десяток фото и спросят: «Ну, какой из них папа Либо?» Что я отвечу?

— Вы убеждены, что у них остались эти фото?

— А почему не допустить такую возможность?

— Вообще-то, эта тема для раздумья.

— В том-то и дело.

— Здесь только одно «за» — они не успеют затребовать из картотеки гестапо эти карточки, если они даже есть.

— То есть?

— Прихлопнут. По всему — очень скоро наступит конец.

— Очень вы оптимистично говорите с немцем. Осторожней надо, сердце-то у меня немецкое и мозг — тоже.

— Чем скорее наступит конец теперешним вашим хозяевам, тем будет лучше для Германии.

— Это слова, Тромп, слова... Гнев против наших вождей обратится в глумление над нацией.

— Я думаю, вы не правы.

— Ладно, милый мой представитель низшей расы, давайте попробуем спасти Краков вместе. Хоть подыхать будет не совестно. Вы, кстати, никогда не видели тот циркуль, которым наши идиоты промеряют черепа у неполноценных народов?

— Видел.

— Где?

— Меня промеряли.

— Простите.

— Завтра я заеду за вами, да?

— Видимо, заезжать за мной не стоит. Давайте мне адрес, и я там поброжу.

— Бродить не надо. Либо — человек аккуратный, он возвращается из казармы вечером между семью и семью пятнадцатью.

— А как я его узнаю?

Тромпчинский достал из кармана фотографию и положил ее на стол.

— Вот, — сказал он, — запоминайте.

— Ладно, — сказал Трауб, — попробую.

— Спасибо, писатель.

— Э, бросьте. За это не благодарят. Я это делаю для себя. Не тешьте себя надеждой, что вы меня к этому подвели. К этому меня подвел фюрер, моя фантазия и деревянные циркули, которыми промеряют полноценность.