Она опять начала возиться с текстом, высунув кончик языка между ровными белыми зубами.

«А что, если она решит?» – предположил Иво. – «Сказать ей правду прямо сейчас, попытаться объяснить? Нет, это неразумно».

– Мрачный дуб, прелестные косы в кружевах, – наконец продекламировала она. – Что-то в этом духе. Больше вариантов нет, и я не знаю, где начать интерпретацию. Боже, как я устала! И зачем ему потребовалось отправлять вам подобное послание?

– Темнота дубравы, расшитая парчой, – сказал Иво.

Она встрепенулась:

– Для вас это что-то означает. Отрывок из стиха?

– Да, – она была слишком умна, а он уж и так сказал слишком много. – Это из вашей прежней работы? Знакомая цитата? Это как-то должно указать вам путь?

– Да, – он понимал, что сейчас она спросит имя автора и не был готов ответить. Она и так его отгадает или... или чем она попробует его соблазнить?

– Теперь могу и отдохнуть, – сказала Афра. Она прошаркала к гамаку и упала в него. Сбросив тапочки, она свернулась, выставив колени. Она забыла, где находиться – или ей действительно было уже все равно. Не иначе, подумал Иво с неожиданной ревностью, привыкла спать здесь. В комнате Брада.

Он посмотрел на нее. Легкие волосы выбились из-под косынки, тонкая рука свисала за край гамака и покачивалась в такт его колебаниям, белые колени, округлые, гладкие...

Иво выругал себя за вожделенный взгляд.

Согласно нынешним ощущениям Иво, Афра была женщиной мечты. Не имело значения то, что мечта воплощалась в реальности. Он приучил себя мириться с людьми с более высоким интеллектом, но не ожидать особых способностей от девушки, на которой придется жениться. Не нужно особой красоты, можно не обращать внимание на мелкие изъяны характера – сотни маленьких предосторожностей ради будущего спокойствия и удобства. Он не был выдающимся человеком, кроме одного качества, которое не давало ему обрести цель в жизни. Заурядный человек вряд ли завоюет расположение незаурядной женщины. А такой как он, и любой женщины.

Теперь ему стало понятно, насколько он недооценивал свою восприимчивость к простой плотской красоте. Он любил Афру с первого взгляда, до того, как узнал что-то существенное о ней. Побежденный, он мог надеяться только на милость.

– Я думала, что хуже уже никогда не будет, – сонно проговорила Афра в подушку, – когда потеряла отца. А теперь Брад – опять все то же.

Иво промолчал, зная, что ответ не нужен. Она забыла о нем, омраченный горем разум все время возвращался к пережитому. Но новость несколько удивила его, раньше она не упоминала об этой трагедии. Должно быть, ее отец умер или потерял рассудок внезапно, и она вспомнила об этом в состоянии сильного стресса, после несчастья с Брадом. Иво отметил про себя, что не следует при ней заводить разговор о родителях.

– Он мне сказал... не могу вспомнить... что-то про Шена.

Внезапно Иво почувствовал, что это касается его. «Он» – это Брад. Что он сказал ей о Шене? Иво ждал продолжения, но Афра уже уснула. Глаза закрыты, на ресницах слезы.

Девушка Брада...

Иво вышел, ему было больно смотреть на нее. Он тоже горевал о Браде, но разве можно сравнить...

Он направился в изолятор. Шесть тел восседали на стульях. Казалось, они так и не сдвинулись. На станции была ночь.

– Здравствуйте, доктор Джонсон, – бросил Брад проходя. Патриарх проводил его взглядом. – Здравствуйте, доктор Смит, доктор Санг, мистер Холт, доктор Карпентер.

Появился, зевая, санитар.

– Что вам угодно?

Иво продолжал смотреть на мирно спящего Брада Карпентера. Тот спал мирно для стороннего наблюдателя, мертвому мозгу было безразлично, что происходит с телом.

Почему Брад пошел на это, он ведь знал цену? Это был акт самоубийства, он ведь мог отказать сенатору, если бы захотел. Повестка, конечно же, вызвала бы страшный скандал, но это все же меньшее зло. Частичная смерть была вдвойне ужасна. Рассудок утрачен, а тело осталось – бремя обществу и мука тем, кто знал Брада при жизни.

– А, вы были с ним друзьями на Земле, – сказал санитар, узнав Иво. – Сожалею.

Брад проснулся. Вялые черты лица задрожали, глаза уставились на Иво. Губы слабо сжались. Казалось, рассудок ненадолго вернулся к Браду.

– Ш-ш-ш... – выдавил Брад.

Санитар успокаивающе поглядел на него.

– Все в порядке, мистер Карпентер. Все в порядке. Расслабьтесь. – Затем санитар обратился к Иво: – Не следует их переутруждать. Может, удастся частично восстановить мозг, если будут соответствующие условия. Мы пока ничего толком не знаем, так что не будем рисковать. Вы понимаете? Вам лучше уйти.

Брад напряженно смотрел на Иво.

– Ш-ш-ш...

– Шен, – сказал Иво.

Тело Брада обмякло. Санитар удивленно поднял брови:

– Что вы сказали?

– Это по-немецки, – коротко бросил Иво.

– Он пытался говорить, это удивительно! Прошло всего несколько часов.

– Это много для него значит.

Брад уже спал, его сверхзадача была выполнена.

– Другие-то несколько дней и рта раскрыть не могли, – продолжал санитар. – Вдруг он не так сильно пострадал и сможет выздороветь?

– Может быть. – Иво покидал изолятор, думая о тщете этих надежд.

Вероятно, одна отчаянная попытка, попытка произнести одно слово – все, на что он был способен. Жуткая в своей простоте истина предстала перед Иво: Брад пожертвовал собой, надеясь таким образом призвать Шена. Он был уверен, что только Шен способен нейтрализовать разрушитель и решить проблему макроскопа.

Но все было зря. Как можно допустить Шена к этому колоссальному источнику знания и власти, зная, что аморальное всемогущество Шена будет ничем не лучше тщеславных устремлений сенатора Борланда? Он не мог этого сделать.

Иво встретил Гротона на полпути к главному залу станции.

– Иво, остановил его Гротон. – Я понимаю, что сейчас не время, но мне хотелось бы от вас кое-что узнать.

– Время сейчас не хуже, чем когда бы то ни было. – Иво был рад поводу отвлечься от мыслей о катастрофе. Он знал, что Гротон не просто надоедливый инженер, как показал его рассказ об опыте преподавания, у него нетривиальные мысли о важных вещах. Опасно поддаваться первому впечатлению и вести себя предвзято, как произошло во время первой встречи с Гротоном.