Увидев однажды мальчика, который проходил так близко от лошади, что животное могло бы навсегда изувечить его ударом копыта, г-н де Тюренн подозвал к себе ребенка и сказал: оМилое дитя, никогда не приближайся к лошади сзади-она может тебя покалечить. Лучше обойди ее. Поверь, что за всю свою жизнь ты не сделаешь и лишнего полулье из-за такой меры предосторожности, и запомни: тебе советует это господин де Тюреннп.

Дидро спросили, что за человек г-н д'Эпине: оЭто человека-ответил он, - который ухитрился спустить два миллиона, не сказав ни одного умного слова и не сделав ни одного доброго делап.

Г-н де Т*, желая дать понять, насколько слащавы пастушеские идиллии Флориана, говаривал: оОни даже понравились бы мне, если бы автор добавил к барашкам немного волковп.

Как-то раз г-н де Фронсак отправился взглянуть на планисферу, которую показывал художник, изготовивший ее. Этот человек, видя на посетителе крест Святого Людовика, но не зная, кто он, употребил при обращении к нему всего лишь титул шевалье. Тщеславный Фронсак, уязвленный тем, что его не назвали герцогом, тут же сочинил целую историю, в которой фигурировал один из его слуг, якобы назвавший хозяина омонсеньерп. При этом слове г-н де Жанлис перебил рассказчика: оКак ты сказал? Монсеньер? Да ведь тебя примут за епископа!п.

Г-н де Лассе, человек очень мягкий, но отлично знавший свет, говаривал, что, если человеку предстоит провести целый день в обществе, он должен на завтрак проглотить жабу-тогда до самого вечера ничто уже не вызовет в нем отвращения.

Г-ну Даламберу случилось повидать г-жу Деки на другой же день. после ее бракосочетания с г-ном Дювивье. Его спросили, счастливый ли у нее был вид. оОчень счастливый,-ответил он. - Поверьте мне, счастливый до тошнотып.

Некто, послушав оГеоргикип Вергилня в переводе аббата Делиля, сказа поэту: оПеревод превосходен. Не сомневаюсь, что как только автора назначат епископом, первый же свободный бенефиций - за вамип..

Господа де Б* и де К* настолько близки, что их чуть ли не почитают образцом истинной дружбы. Однажды де Б* осведомляется у де К*

- Не было ли среди женщин, принадлежавших тебе, какой-нибудь. кокетки, которая спросила бы, кто тебе дороже-она или я, и готов ли ты пожертвовать мною ради нее?

- Была.

- Кто же это?

- Госпожа де М*, - ответил де К*. Речь шла о любовнице его друга.

С возмущением рассказав мне об одной плутне поставщиков провианта, М* воскликнул: оЭто стоило жизни пяти тысячам человек-они буквально умерли с голоду, сударь. Вот уж поистине знатный кусок с королевского стола!п.

Г-н Вольтер заметил однажды по поводу религии, повсеместно приходящей в упадок: оА жаль! Скоро нам нечего будет осмеиватьп. - оУтешьтесь! - возразил г-н Сабатье де Кабр. - Предмет и повод для осмеяния всегда найдутсяп. - оНе скажите, сударь!-сокрушенно вздохнул Вольтер.-Вне церкви нет благодати!п.

Незадолго до смерти тяжелобольной принц Конти пожаловался Бомарше, что не надеется выздороветь-слишком уж он истощен тяготами войны, вином и наслаждениями.

- Что касается походов,-возразил Бомарше,-то принц Евгений проделал двадцать одну кампанию и все-таки умер в семидесятивосьмилетнем возрасте. Что до вина, то маркиз де Бранкас ежедневно осушал шесть бутылок шампанского и тем не менее дожил до восьмидесяти четырех лет.

- Допустим,-согласился принц. - А как насчет любовных утех?

- Вспомните вашу матушку!-отпарировал Бомарше (принцесса скончалась на восьмидесятом году жизни).

- Верно!-обрадовался Копти.-Пожалуй, я еще выкарабкаюсь.

Как-то раз регент обещал позаботиться о молодом Аруэ, то есть подыскать ему должность и сделать из него важную персону. Вскоре после этого юный поэт попался регенту на глаза, когда тот в сопровождении всех четырех статс-секретарей шел с заседания кабинета. Заметна его, регент сказал: оЯ не забыл о тебе, Аруэ,-ты будешь ведать департаментом придворных шутовп.-оЧто вы, монсеньер!-ответил Аруэ.Там у меня нашлось бы чересчур много соперников. Четверых я уже вижуп. Регент чуть не лопнул со смеху.

Когда маршал Ришелье после взятия Маона явился ко двору, первые, вернее, единственные слова, сказанные ему Людовиком XV, были таковы: оЗнаете, маршал, а ведь бедняга Лансматт умерп. Лансматтом звали старого камер-лакея.

Когда оЖурналь де Парип напечатал чрезвычайно глупое письмо г-на Бланшара о воздухоплавании, кто-то заметил: оГосподину Бланшару уже незачем подниматься в воздух - он и без того воспарилп.

Монтазе, епископ Отенский, а затем архиепископ Лионский, был не только священник, но и отменно ловкий царедворец. Доказательство тому-хитрость, на которую он однажды пустился. Зная за собой грешки, могущие легко погубить его в глазах театинца Буайе, епископа го

рода Мирлуа, он сам написал на себя анонимное письмо, полное клеветнических и явно нелепых измышлений. Послание это он адресовал епископу Нарбоннскому. Тот имел с ним объяснение, и Монтазе намекнул ему на коварство своих тайных недругов. Когда же последние действительно прибегли к анонимным письмам, где была изложена доподлинная правда, Вуайе решил пренебречь ими: обманутый первым письмом, он счел за благо не доверять и остальным.

Людовик XV заказал свой портрет Латуру и во время сеансов часто разговаривал с художником. Ободренный тем, что король доволен его работой, живописец, естественно, осмелел и однажды позволил себе сказать: оА ведь ваши адмиралы не в ладах с морем, государьп.-оВот как ? - сухо отозвался король.-Зато с ним в ладах мой Бернеп.

Герцогиня де Шон, жившая в разводе с мужем, находится при смерти. Е.К докладывают:

- Вас пришли соборовать.

- Еще минутку)

- Вас желает видеть герцог де Шон.

- Он здесь?

- Да. - Пусть обождет. Впустите его вместе со святыми дарами.

Как-то раз, когда я гулял в обществе одного своего друга, с ним раскланялась довольно подозрительная личность. Я спросил, кто это такой. Мой друг ответил, что это человек, совершающий ради отечества то, на что не решился бы даже Врут. Я попросил собеседника низвести свою высокую мысль до уровня моего убогого разума и узнал, что его знакомец-полицейский шпион.

Г-н Лемьер, сам того не подозревая, отменно сострил, когда сказал, что между его оМалабарской вдовойп в постановке 1770 года и той же трагедией в постановке 1781 года такая же разница, как между вязанкой и возом дров. В самом деле, успех этой пиесе после ее возобновления принес именно костер на сцене, устроенный гораздо более эффектно, нежели в первый раз.

Некий философ, решив начать уединенную жизнь, прислал мне письмо, дышавшее рассудительностью и добродетелью. Кончалось оно такими словами: оПрощайте, друг мой! Не старайтесь подавить в себе интересы, связующие людей с обществом, но непременно развивайте в себе чувства, которые отдаляли бы вас от негоп.

Дидро, и в шестьдесят два года остававшийся любителем женщин, сказал однажды кому-то из друзей: оЯ то и дело твержу себе: ?Ах, старый дурак, старый юбочник) Когда же ты перестанешь подвергать себя риску получить позорный отказ или дать осечку и осрамиться?"п.

Г-н де К* распространялся о преимуществах английского образа правления в собрании, где присутствовало несколько епископов и аббатов. Один из них, аббат де Сегеран, возразил ему: оСударь, то немногое, что я знаю об этой стране, отнюдь не пробуждает у меня желания поселиться в ней. Уверен, что мне там было бы очень плохоп.-оИменно потому эта страна и хороша, господин аббатп, - в простоте душевной ответил де К*.

Несколько французских офицеров посетили Берлин, и один из них явился на прием к королю в партикулярном платье и белых чулках. Король, подойдя к нему, осведомился, как его зовут.

- Маркиз де Бокур.

- Какого полка?

- Шампанского.

- А, того самого, где плюют на дисциплину) . . И король заговорил с остальными офицерами, на которых были мундиры и ботфорты.

Г-н де Шон, заказав портрет своей жены в образе Венеры, никак не мог решить, в каком же виде ему самому позировать для парного портрета. Он поверил свои сомнения мадмуазель Кино, и та посоветовала: оВелите изобразить себя Вулканомп.