Мама Мальки была одинока, что не переставало удивлять и соседей, и близких людей по работе. За ней пытались ухаживать и доктор-офтальмолог из местной больницы, и вдовец тракторист-передовик, и депутат сельского совета, но Кира ни в какую. О ней говорили, что цены себе не сложит. Порой Кира и сама приходила к выводу, что упряма, несговорчива и слишком уж независимая натура. Она все еще любила отца Мальки, и его всплывающий перед глазами образ не позволял заострять внимание на других мужчинах. Она всю жизнь была верна одному человеку.

Дочери Кира почти ничего не рассказывала ни об отце, ни о том, как познакомились, как расстались, и что послужило истинной причиной переезда. Более того,  Малька считала отца погибшим летчиком-испытателем и не затрагивала эту тему, не желая видеть маминых слез. А плакать Кире последние годы доводилось чаще прежнего. Причиной тому послужил переезд Мальки в город, опустевший дом и скучные долгие зимние вечера, заполненные голосами телевизионных ведущих, рассказывающих то о политике, то о сексе. Единственной радостью Киры были выходные, когда Малька приезжала навестить мать. Так и жила Кира — от субботы и до субботы.

Шарлотка с яблоками уже остывала на столе, в холодильнике лежали фаршированные яблоки и цимес[1] из моркови с изюмом и орехами, вулеты[2] из свино-говяжьего фарша, а Мальки все еще не было. Кира уже начинала волноваться и хотела идти встречать дочь к автобусной остановке, но как только накинула на плечи черно-красный вязаный платок, залаяла Булька — дворовая собачка, которую крохотным щеночком принесла в дом Малька, будучи еще в первом классе. Булька всегда встречала свою спасительницу ласковым и звонким лаем, как и сейчас. Кира обрадовалась и выскочила на порог, накинув резиновые калоши. Одного взгляда на счастливое лицо дочери хватило, чтобы догадаться, что в жизни Мальки произошло что-то особенное. «Может она, наконец-то, влюбилась в настоящего мужчину и отшила липучку Емельяна» — предположила Кира первым делом.

Малька была такой же красивой, как мать: те же бирюзовые глаза с оттенком цвета ядра спелой фисташки, то зеленые, то небесно голубые, обрамленные длинными изогнутыми ресницами; черные широкие брови немного приподнятые; приветливая улыбка и легкий румянец на смуглой коже. Кира видела в дочери свое отражение и не могла налюбоваться.

На Мальке хорошо смотрелась длинная шубка под норку и высокие кожаные сапоги на каблуке. Малька умело подчеркивала длинные ноги и зимой, и летом. Цветастая сумочка-сундучок говорила об утонченном вкусе, переданном, видимо, вместе с материнским молоком, а яркий берет и шарф — о неподдельной жизнерадостности. Длинные волосы цвета черного шоколада рассыпались по спине и плечам крупными волнами. Ветер играл с ними, а снежинки все кружили в воздухе, будто боялись растаять, как сахар в чашке горячего кофе.

Кира никогда не приставала к дочери с расспросами. Мальке иногда казалось, что ее мама экстрасенс, потому что интуиция Киры явно была больше развита, чем у обычной женщины. Об этом свидетельствовали и некоторые факты: например, Кира могла с легкостью предсказать дождь, похолодание, потепление, без трудностей могла разгадать любую головоломку и вообще очень хорошо разбиралась в людях. Кира была терпеливой и часто, чтобы докопаться до правды, ей нужно было только подождать, и тогда вся информация преподносилась как яблочко на блюдечке с золотой каемочкой. Как и на этот раз.

— Мама, мы с Емельяном решили пожениться! — объявила Малька, с аппетитом уплетая яблочный пирог. — Он сделал мне предложение, и мы уже подали заявления в ЗАГС.

Кира неодобрительно посмотрела на дочь:

— Но ты ведь его не любишь, — и замолчала, ожидая подробностей.

— Он хороший! Мы встречаемся уже четвертый год, и Емельян ни разу меня ничем не огорчил. Я знаю его как свои пять пальцев. Да, он помешан на своей внешности, да, он часто строит из себя дурачка, но он такой лапочка, когда мы остаемся наедине, — Малька сложила бровки домиком и умоляюще посмотрела на маму. — Если бы видела его в рыцарских доспехах и с букетом роз, ты бы все поняла. Он романтик, каких сейчас мало. И я люблю его хотя бы за это.

— Глупости, Малька, — осторожно возразила Кира. — Ты же не маленькая девочка,  и  должна понимать, что замуж просто так не выходят. И вообще, по статистике каждый второй брак заканчивается разводом. А знаешь почему? Потому что сейчас многие даже не знают, что такое настоящая любовь, — глаза Киры потемнели и наполнились слезами. — Я бы на твоем месте не спешила, — добавила она, стараясь не заплакать.

— Мамочка, ну не надо, я тебя прошу, не начинай.

Они обе замолчали ненадолго. Малька пила малиновый чай и периодически шмыгала носом из-за простуды.

— А давай погадаем? — предложила Кира и тут же вышла из комнаты с интригующим видом.

Она быстро вернулась и принесла с собой маленький мешочек, будто бы с бочоночками лото. Но это было вовсе не лото, а руны древних племен севера — деревянные таблички с непонятными символами, которые, по словам Киры, заключали в себе тайную магическую силу и предоставляли скрытую информацию.

— И откуда у тебя это? — недоверчиво прищурилась Малька. — С каких пор ты веришь во всякую чушь?

— Это вовсе не чушь, моя девочка. Эти руны достались мне от прабабушки Сары, а ей — от ее бабушки Руфины, колдовства которой еще двести лет назад боялись даже самые отважные полководцы. Перед тем, как Руфину сожгли на костре как ведьму, она отдала их Саре и велела беречь во имя наших предков, которые из поколения в поколение передавали свой дар. — Кира спокойно присела рядом с дочерью и взяла ее за руку. — Малька, в тебе течет не просто еврейская кровь. Ты одна из нас.

— «Одна из нас»! «Сожгли на костре!» — скептически отнеслась Малька. — Почему ты раньше ничего подобного не рассказывала? Неужели ты, правда, потомственная, боюсь этого слова, — ведьма? Нет! Какая из тебя ведьма?!

Кира негромко рассмеялась и, не отвечая, перемешала руны на краешке стола.

— Мысленно задай вопрос и выбери руну, — потребовала она серьезно и уверенно.

— Мама, это всего-навсего затертые деревянные таблички, — протестовала Малька, — они не могут дать никакого ответа на мой вопрос.

— Не спорь, Фома неверующий, задай вопрос и тяни.

Малька недоверчиво взяла деревяшку из центра, перевернула ее и положила на стол. Стала рассматривать табличку с изображением мягкого знака в зеркальном отражении. Кира одобрительно кивнула головой.

— Продолжай.

На этот раз Малька взяла близлежащую руну — восьмерка с острыми углами и недорисованной нижней частью.

Лицо Киры изменилось до неузнаваемости. Глаза стали черными, а черты резкими и пугающими.

В печи трещали поленья, ветер настойчиво бился в окно, а со двора доносился вой соседского пса. Малька не на шутку испугалась: видеть мать в образе гадалки ей еще не доводилось.

— Сосредоточься и выбери свою судьбу, — растягивая слова, произнесла Кира и посмотрела дочери прямо в глаза.