«Гракх, мне надо ехать, и я думаю, что мой отъезд не принесет большое огорчение мадемуазель Марианне. Она скоро забудет меня, но я успокоюсь только тогда, когда узнаю, что она счастлива… окончательно. Так вот, если ты согласен, я тебе сообщу, когда вернусь во Францию, а ты пришлешь мне письмо в указанное место, чтобы я знал, все ли в порядке, не грозит ли ей какая-нибудь беда, не…»

— О! — с негодованием прервала его Марианна. — Итак, ты служил ему шпионом, да еще вдобавок он заплатил за это дельце!

— Нет! — возмутился юноша, всем видом стараясь сохранить достоинство, насколько это позволяло его одеяние. — Не надо путать! Деньги — это в благодарность за то, Что я сделал в Шайо. Что касается остального… ладно, если хотите знать, цветы вечером в театре Фейдо, это я их купил и принес вместе с запиской по его приказу!

Букет камелий! Значит, он был все-таки от него! Марианна вспомнила охватившее ее волнение при виде его на ее столе в уборной, а также радость и разочарование, когда она увидела, что Язона нет в зале. Вместо друга она заметила Франсиса…

Вспомнив о испытанном в ту минуту ужасе, Марианна совсем забыла свое недавнее возмущение. После всего это было скорее трогательно: заговор двух мужчин, заботливость Язона, верность Гракха его товарищу по ночной схватке… И затем, это было наилучшим предзнаменованием того, что она ждала от американца.

— Итак, — сказала она с ласковой улыбкой, — к тебе приходили письма от него. Где же ты получал их?

— У моей бабушки, — сознался Гракх, краснея еще больше, — прачки на дороге Восстания.

— Но тогда, если ты знал, что он должен прибыть в Байонну, почему ты не отправился прямо туда? Неужели ты не догадался, что дело идет о нем, когда я послала тебя к господину Паттерсону?

— Мадемуазель Марианна, — с важным видом ответил юноша, — когда вы отдаете мне приказ, я не обсуждаю его. Такое у меня правило. Я-то подумал об этом, но раз вы мне сразу не сказали, значит, у вас были причины.

Против этого доказательства скромности и послушания нечего было возразить. Марианна слегка поклонилась.

— Прошу у тебя извинения, Гракх, я сделала глупость, и ты прав. Ты верный друг. Теперь скажи поскорей, что ответил господин Бофор, когда ты вручил ему мое письмо?

С нетерпеливой радостью ребенка она без церемоний села прямо на кровать. Но Гракх покачал головой.

— Я не встретил его, мадемуазель Марианна. «Волшебница моря» за двенадцать часов до моего приезда отправилась неизвестно куда… Все, что мне могли сказать, это что она взяла курс на север.

Вся только что охватившая Марианну радость исчезла, уступив место прежней тревоге.

— Что ты тогда сделал? — спросила она с внезапно пересохшим горлом.

— А что я мог делать? Вернулся галопом в Нант, думал, может, мсье Бофор там пристанет. Отдал письмо мсье Паттерсону и стал ждать. Но ничего не дождался.

Марианна опустила голову, охваченная горьким разочарованием, скрыть которое у нее не было сил.

— Итак, — прошептала она, — все кончено. Он не получит мое письмо.

— А почему нет? — запротестовал Гракх, придя в отчаяние при виде скатившейся по щеке Марианны слезы и едва не уронив свое одеяло. — Он получит его скорей, чем если бы он жил в Америке. Мсье Паттерсон сказал, что такого не бывает, чтобы он прошел мимо Нанта без остановки. Он сказал, что у «Волшебницы моря», должно быть, срочное дело, но она обязательно зайдет в Нант. Я мог бы еще подождать, но уже стал бояться, что вы волнуетесь. И я был прав, — рассудительно добавил он, — раз вы считали меня мертвым… В любом случае, — продолжал он с силой, стараясь вернуть Марианне уверенность, — консул обещал сказать всем капитанам проходящих кораблей, чтобы при встрече с «Волшебницей» передали, что в Нанте ее ждет срочное Письмо. Так что не огорчайтесь!

— Ты славный мальчик, Гракх, — вздохнула, вставая, немного успокоенная Марианна, — и я вознагражу тебя по заслугам.

— Да чего там! Вы довольны? Это правда?

— Правда, правда. Ты сделал все, что было возможно сделать. Остальное не в наших силах. Теперь отдыхай…

Сегодня вечером ты мне не нужен.

— В самом деле, — с обидой воскликнул Гракх, — как же вы обходились эти дни без меня? Вы нашли мне заместителя?!

Марианна пожала плечами и улыбнулась.

— Очень просто, мой мальчик. Я никуда не выходила, вот и все. Ты прекрасно знаешь, что ты незаменим…

И, оставив просиявшего при этих словах Гракха, Марианна направилась к себе. Но тут же встретила Жерома, более мрачного, чем обычно. С вытянутым лицом он ожидал у подножия лестницы в такой угнетенной позе, словно произошло какое-то стихийное бедствие. Марианна прекрасно знала, что ничего не случилось, и обычно ее забавляла странная склонность мажордома с самым зловещим видом извещать об обыденных вещах: визите кого-нибудь из друзей или приготовленной трапезе, но сейчас нервы у нее были напряжены до предела, и фигура Жерома вывела ее из себя.

— Ну, что еще? — воскликнула она. — Лошадь потеряла подкову или же Виктория испекла к ужину яблочный пирог?

Подавленность мажордома вдруг сменилась оскорбленным изумлением.

Торжественным шагом он направился к столику, взял с него серебряный поднос с письмом и подал его своей хозяйке.

— Если бы мадемуазель так не торопилась, — вздохнул он, — я имел бы возможность вручить мадемуазель это срочное письмо, которое отдал мне покрытый пылью гонец незадолго до возвращения нашего кучера.

— Письмо?

Это был узкий пакет, запечатанный красным воском, очевидно, проделавший дальнюю дорогу, ибо его плотная бумага была измята и загрязнена. Коснувшись его, пальцы Марианны задрожали. На печати отчетливо был виден только крест, но она сразу узнала почерк крестного. Это письмо было ее приговором, более ужасным, может быть, чем смертный приговор.

Не вскрывая письма, Марианна очень медленно поднялась по лестнице. Она всегда знала, что наступит день, когда оно придет, это послание, но так надеялась, что у нее к этому времени будет готов ответ! И теперь она по возможности старалась оттянуть момент, когда оно будет вскрыто, момент, когда ее глазам откроются строки, таящие ее судьбу.

Войдя в свою комнату, она нашла там горничную Агату, складывавшую белье в комод, и хотела отослать ее.

— Мадемуазель так бледна! — сказала девушка, бросив встревоженный взгляд на обескровленное лицо хозяйки. — Будет лучше, если она позволит мне раздеть ее и снять туфли.

Она почувствует себя лучше. А затем я найду для нее что-нибудь потеплей.

Марианна заколебалась, затем со вздохом положила письмо на секретер.

— Вы правы. Агата. Спасибо. Так действительно будет лучше.

Еще несколько выигранных минут, но, пока Агата меняла ее выходную одежду на мягкое домашнее платье из зеленой шерсти и теплые туфли, ее взгляд был прикован к письму.

Наконец она снова взяла его и, стыдясь своей детской боязни, расположилась у камина в своем любимом кресле. В то время как Агата бесшумно вышла, Марианна решительным движением сломала красную печать и развернула письмо. Содержание его было очень лаконичным. В нескольких словах кардинал уведомлял свою крестницу, что она должна 15 — го числа следующего месяца прибыть в Тоскану в город Лукку и остановиться в гостинице «Дель дуомо». Он добавлял:

«Полиция не будет чинить тебе никаких препятствий при получении паспорта, если ты заявишь о желании поправить здоровье на водах в Лукке. С тех пор как Наполеон сделал свою сестру Элизу великой герцогиней Тосканской, он стал благожелательно относиться к поездкам в Лукку.

Постарайся не опоздать».

И ничего больше! Марианна недоверчиво осмотрела письмо с обеих сторон.

— Как, это все? — с изумлением прошептала молодая женщина.

Ни одного задушевного слова! Ничего, кроме места встречи, без каких-либо объяснений, никаких указаний, кроме совета получить паспорт. Ни слова о самом главном: о человеке, которому она предназначена!

Очевидно, такая категоричность объяснялась тем, что у кардинала была твердая почва под ногами. Эта встреча означала, что брак с Франсисом Кранмером расторгнут и где-то под солнцем существует неизвестный, готовый жениться на ней. Почему кардинал не хочет понять, что этот неизвестный пугает Марианну? Неужели так трудно было написать хотя бы несколько слов о нем… Кто он?