Я онемела и только улыбалась направо и налево. Правда, у меня еще хватило мозгов не вскочить вместе со всеми. Тут Декстер хватил свой бокал об пол, и все последовали его примеру, а я чувствовала себя как Озма, когда она снова стала Озмой, и ежесекундно напоминала себе о гриме.
Чуть позже, когда мне все-таки удалось заглотнуть желудок на его природное место, и когда перестали дрожать коленки, мы с Декстером снова танцевали. Он сказочно танцует, ведет даму твердо и уверенно, но не превращает танец в схватку на татами.
– Декстер… – сказала я ему посреди медленного вальса, – признайтесь, ведь вы нарочно пролили свою содовую.
– Признаюсь… А как вы догадались?
– Но у меня же и в самом деле голубое платье и серебристые туфли. Таких совпадений не бывает.
– Сдаюсь, – ухмыльнулся он, ничуть не смутившись. – Сперва я поехал в ваш отель, а там битых полчаса копались, прежде чем выяснили, куда и с кем вы поехали. Я был буквально вне себя: ведь папа велел непременно вас отыскать. Но я все-таки нашел.
Я попробовала все это на вкус и мне не понравилось.
– Значит, вы взялись меня развлекать потому, что так велел мистер Куна. И потому, что я племянница Томаса Фрайза.
– Ну что вы, Подди…
– Расклад выходит именно такой, припомните-ка…
– Нет, Подди. Папа никогда не стал бы поручать мне ничего такого. Вот если бы вы были у нас в гостях, так сказать, официально, и сидели бы за столом слева от меня, тогда – другое дело. Он просто показал мне вашу фотографию и спросил, найдется ли у меня время. Я решил, что найдется. Теперь я вижу, что фотография была плохая, да и чего еще ожидать от слуг в «Тангейзере».
(Я решила при случае избавиться от Марии и Марии: должна же быть у девушки личная жизнь.)
Хотя, честно признаться, все сложилось не так уж плохо.
– А когда я все-таки нашел вас, – продолжал он, – вы оказались просто ослепительны, никакого сходства с фотографией. Я оробел и не знал, как к вам подступиться. Вот тогда мне и пришла в голову идея спровоцировать аварию. Признаюсь, я долго стоял позади, прислонив этот несчастный стакан чуть ли не к самому вашему локтю; из содовой все пузырьки вышли. А когда вы все-таки шевельнулись, то толкнули стакан так слабо, что мне пришлось самому себя окатить, чтобы создать достаточный повод для извинений.
Тут он улыбнулся самым обезоруживающим образом.
– С вами все ясно, – сказала я. – Однако вы напрасно ругаете фотографию. Это не настоящее мое лицо.
Я рассказала, что со мною сотворила Герди.
Он пожал плечами.
– Тогда я не оставляю надежду, что когда-нибудь вы умоетесь, и я увижу настоящую Подди. Держу пари, я ее узнаю. Кстати, если уж пошло начистоту, авария эта была сфабрикована лишь наполовину.
– Как это так?
– Меня назвали Декстером ["Декстер" по-английски означает «правый»] в честь деда по материнской линии, а потом обнаружили, что я левша. Оставалось два выхода: или назвать меня Синистером, а это не слишком благозвучно, или переучить меня на правшу. Остановились на втором варианте, и в результате я стал самым неуклюжим человеком на всех трех планетах. – Все это он заливал, выписывая со мною изящные восьмерки вальса. – Я всегда что-нибудь проливаю или опрокидываю. Меня очень легко найти по звону бьющегося стекла. Пожалуй, самым трудным для меня было не пролить содовую до нужного момента.
– Он опять улыбнулся во все лицо. – Я горжусь, что мне это удалось. А когда меня переделывали в правшу, возник один неожиданный эффект: я стал мятежником в душе. Вы, я думаю, такая же.
– Э-э… Возможно.
– А я – наверняка. Все ждут от меня, что со временем я стану Председателем Правления Корпорации, как отец и дед. Как бы не так! Я решил работать в дальнем космосе.
– Ой! И я тоже!
Мы бросили вальсировать и разговорились о космосе и космонавтах. Оказалось, что Декстер собирается стать капитаном исследовательского корабля, как и я. Конечно, я не стала болтать, что мечу в капитаны: не следует говорить мужчинам, тем более – открытым текстом, будто вы способны на то же, что и они. Декстер собирается поступить в Кембридж, изучить там парамагнетику и дэвисову механику, чтобы быть готовым к тому моменту, когда построят первые межзвездные корабли.
Скорее бы!
– Возможно, мы попадем в один экипаж. Женщины в космосе тоже нужны, – сказал он, а я молча кивнула. – Но бог с ним, с космосом. Лучше поговорим о вас, Подди. Меня очаровала вовсе не ваша внешность…
– А что же? – я почувствовала легкое разочарование.
– Я знаю, вы всю жизнь провели в Марсополисе. А я побывал везде, где возможно. Я учился в школе на Земле, совершил там кругосветное путешествие, и на Луне побывал, и по всей Венере поездил. Бывал я и у вас на Марсе, вы тогда были совсем еще маленькой. Хотел бы я тогда вас встретить.
– Спасибо… – промямлила я, чувствуя себя бедной родственницей.
– Я хорошо понимаю, что Венусбург – городишко типа «боже упаси», и какой шок он вызывает с непривычки, особенно у тех, кто воспитывался в сдержанном и цивилизованном Марсополисе. Конечно, я люблю свой город, но хорошо знаю, чего он стоит, – мне есть с чем сравнивать. Так вот, Подди, меня совершенно восхитил ваш апломб.
– Апломб? У меня?
– Точнее, изумительная и совершенная светскость в новых условиях, Мистер Фрайз побывал везде, да и Герди, я полагаю, тоже много путешествовала. Большинство женщин, впервые оказавшись в нашем злачном Венусбурге, ведут себя просто устрашающе, буквально сходят с ума. А вы держитесь, словно наследная принцесса. Одно слово – светскость.
(Он меня просто очаровал! Честное слово. Когда много лет подряд слышишь, что у тебя, мол, «нос не дорос», и вдруг тебе говорят такое… словом, с женщиной при этом что-то происходит. Я даже не заподозрила, что он говорит это всем девушкам подряд. Я просто не хотела об этом думать.)
Вечер пролетел быстро. Вскоре Герди шепнула мне, что пора вкушать «сон для красоты». Кларк в сопровождении Жозе вернулся за карточный стол. Хотела я приказать ему мотать домой, но потом раздумала. Во-первых, это отдавало бы дурным тоном, а во-вторых, он все равно бы не послушался. Декстер отвез нас в «Тангейзер» на «роллсе» своего отца, а может, на собственном, кто знает. На прощанье он поцеловал мне руку.
Я всю дорогу ждала, что он поцелует меня по-настоящему, и решила оказать ему при этом всемерную поддержку. Но он даже не попытался. Может, у них в Венусбурге такого не заведено.
Мне хотелось поболтать и я уговорила Герди подняться ко мне.
– Ой, Герди, – призналась я, забравшись с ногами в кресло, – это был самый чудесный вечер в моей жизни!
– Мне тоже понравилось, – тихо ответила она. – Для меня весьма полезно знакомство с сыном Председателя Правления.
Туг– то она и объявила, что остается на Венере.
– Но почему, Герди?!
– Мне нужна работа. Я вконец поиздержалась.
– Зачем тебе работа? Ты же богата, это все знают.
– Была богата, дорогая, – улыбнулась она. – Но мой бывший муж пустил все по ветру. Он был веселым парнем и отличным человеком, но вовсе не таким деловым, как ему самому казалось. Так что придется бедняжке Герди затянуть поясок и заняться делом. Венусбург – как раз то, что мне нужно. На Земле мне оставалось бы только паразитировать на старых друзьях, рискуя надоесть им до тошноты. Представляешь, этакая безвылазная гостья. Конечно, любой из них дал бы мне работу, но я ведь ничего не умею и не хочу становиться объектом благотворительности. Можно было еще забраться в какую-нибудь нору поглубже и сменить имя… А здесь всем на все наплевать, и всегда для всех есть работа. Я не пью, не играю, словом, Венусбург как по мерке сшит для меня.
– Но кем ты будешь работать? – Мне трудно было вообразить Герди кем-нибудь, кроме богатой дамы из высшего общества: ведь слухи о ее приемах и о ее чудачествах докатывались даже до Марсополиса.
– Надеюсь дослужиться до крупье. Они прилично зарабатывают… к тому же для этой работы нужно не так уж много, были бы хорошие манеры. Я могла бы работать банкометом за столами, где играют в «блэк-джек», «фараон» или «железку». Но, скорее всего, придется начинать разменщицей.