— М-да, немного людей у нас в стране могут такое про себя сказать: хватит, мол, денег, проживем!

Они еще посидели немного за столом, разговорились. Мартин рассказал другим про свой страшный ночной сон. Ли тоже пытался рассказать, как он до смерти перепугался от вопля Мартина, но ему не хватило слов — он только махнул рукой и умолк.

Тони был понятен этот испуг мальчика, но он и сам не знал, как растолковать Ли, что он его понимает.

— Зачем Ли в Швецию податься хочет? — спросил Тони.

— Он не только в Швецию хочет, он до России добраться думает!

— До России? А что он там будет делать, в России? — Тони от удивления даже разинул рот.

— Говорят, там, в России, люди помогают детям родителей отыскивать. А здесь ему все равно нельзя оставаться, так ведь?

— Почему нельзя?

— А потому, что он уже во всех детских домах Европы перебывал и эта жизнь ему осточертела. Он отца своего отыскать хочет… и мать.

— А где они, его родители?

— Не знаю, может, где-то в Индии или в Китае…

Тони ненадолго задумался, потом сказал:

— Нет уж, Мартин, давай-ка оставайся здесь. Само собой, дела у нас тут скверные, но, может, мы все вместе как-то их уладим. А если все время только удирать да удирать, ничего и не уладишь. Нельзя же так: собраться в путь, и привет! А какой это путь и куда он тебя приведет, даже не знаешь.

— Так как же мне быть-то?

— Мать разыщи. У нее уже и руки опустились. Она с бедой своей не справилась. А этот ее подонок вдобавок еще и фашист. Они всегда тут как тут, эти типы: он, мол, «поможет» ей. Геллу он выставил из дома и напоследок сказал: «Ступай, девушка, ступай и не возвращайся, а жалованье мамаши твоей мне самому пригодится. Привет!..»

Гелла понурила голову, но не проронила ни слова.

А Мартина так и подмывало ответить им, но он тоже не находил слов.

Тони продолжал:

— Хочешь и вправду доброе дело сделать — не только для матери и для Геллы, но и для самого себя — оставайся с нами! Здесь надо бороться, на своей земле. А не где-нибудь там — в Швеции или в России. И бороться надо за социализм — попросту говоря, за то, чтобы у всех в нашей стране равные права были — у нас и у поганой знати в богатых кварталах. Само собой, чтобы у тебя были те же возможности, что и у детей этой знати. А не то, чтобы им жилось столь же худо, как тебе и Ли.

Ли закурил сигарету. Тони щелкнул пальцами — попросил, чтобы ему тоже дали закурить.

— А будешь по белу свету шататься, только самому себе потрафишь, да и то до поры до времени.

Тони глубоко затянулся:

— А знаешь ли ты, что в России после революции было? Я хочу сказать: знаешь, что там было с детьми?

— Нее…

— А я расскажу тебе. Тысячи и тысячи детей в ту пору остались сиротами. И эти дети — а было их очень, очень много — все до единого получили образование. Все обрели профессию — бездельников из них не растили. Теперь они взрослые, у них у самих не только дети, но уже и внуки есть. И ни в одной стране мира у детей рабочих нет таких безграничных возможностей, как у тамошних детей. Вот ты говоришь, у вас завелись деньжата… Это хорошо. А вот сколько у вас денег этих и где вы их взяли? Надолго ли хватит вам этих денег? И что вы станете делать, когда они кончатся?

Мартин прикусил губу, но промолчал.

Тони понимающе кивнул.

— Так я и думал… Мартин, друг милый, а ведь это ни к черту не годится. Неужто ты сам не понимаешь?

Ли засуетился, вскочил и, глядя на Мартина, сказал:

— Слушай, пошли, а?

Мартин потянулся за своей курткой. Когда он встал, то увидел, что Ли подсунул под пепельницу бумажку, сложенную вдвое. Он догадался, что цена той бумажке пятьсот крон, не меньше. Но он промолчал, даже не повел бровью. Он уже успел многому научиться у Ли.

Мальчики ушли.

Когда они уже были в дверях, Тони вдогонку бросил Мартину:

— Смотри, Мартин, одумайся, черт возьми, пока не поздно… А мы будем ждать тебя к ужину!

Еще мгновение, и они оказались на улице. Ли закурил, прищурился, взглянув на солнце, и мальчики зашагали к площади Кристиансхавн-торв. Где-то в глубине души Мартин чувствовал, что приключения их подходят к концу — во всяком случае, здесь, в Дании. Они свернули направо и зашагали к мосту Книпелльсбро. Мост был поднят. Друзья остановились и стали смотреть, как сквозь узкий проход, пыхтя, проплывает угольная баржа. Наконец мост опустился, и мальчики пошли дальше.

— Швеция? Куда ходить? — спросил Ли.

— Не волнуйся, мы уже на пути туда.

— Пассы?

— Какие еще пассы?

Ли попытался нарисовать в воздухе маленькую книжечку.

— Пассы? Пассы?

— Ах, вот оно что! Паспорт? Нет, паспорта не надо. А если спросят, скажешь, что ты эскимос, и точка. Все равно ведь все принимают тебя за эскимоса.

Ли удовлетворенно кивнул.

Мальчики подошли к порту. Они хотели отплыть на одном из больших шведских пароходов, что держат курс на Мальме. Ли с любопытством огляделся вокруг: ни полиции не видно, ни даже таможенников. Может, они сидят где-то поблизости, за чашкой кофе? Мартин купил два билета, и они снова вышли на улицу. До отплытия парохода оставалось больше получаса, так что времени у мальчиков было еще достаточно.

У причала уже толпились люди, которые ждали, что их пустят на борт. Старые люди по большей части. Были здесь и две пожилые дамы, говорившие друг с другом по-шведски. Дамы явно были под мухой и все время громко смеялись.

— Слушай, Ли…

Ли повернулся к нему.

— Знаешь, наверно, я здесь останусь. Тони, должно быть, прав. — Он судорожно сглотнул, прикусил губу и повторил: — Наверно, я здесь останусь…

Ли кивнул.

— Так-так, — только и сказал он.

Мартин почесал нос.

— Уж очень далеко до России, — сказал он.

Ли похлопал его по плечу:

— Мартин, так-так! Ли не пропадет, Мартин не пропадет, все будет так-так…

И Ли поднялся по трапу на корабль. Мартин долго ждал у причала. Он хотел помахать другу на прощание, но тот не подошел ни к одному из иллюминаторов и не показался на палубе.

Корабль отчалил, в кильваторе вихрем закружились пивные банки и доски.

Так закончился совместный поход Мартина и Ли.

Мартин постоял, провожая глазами корабль, затем повернулся и зашагал к Кoнгенс Нюторв.

Поднимаясь по Стoре Кoнгенсгаде, Мартин заглядывал в витрины, но ничего не видел вокруг. Неожиданно он очутился у отделения полиции. Мартин немного постоял, словно чего-то выжидая, потом вошел внутрь. За барьером сидел молодой бородатый полицейский. Мартину показалось, что лицо у него доброе.

— Привет! Чем могу служить? — спросил он Мартина.

Тот вздохнул…

— Мне бы с кем-нибудь из детского отдела поговорить, — наконец выдавил он из себя.

— Так уж приспичило? Что, в переплет попал?

Мартин кивнул.

— Сбежал откуда-нибудь?

— Ага!

— Откуда сбежал? Из дома?

— Нет, из интерната. И я туда ни за что не вернусь…

Полицейский вставил лист бумаги в пишущую машинку.

— И не вернешься! Обещаю тебе. Разве что в другое место мы тебя пошлем, где получше будет. Не бойся, я тебе помогу. Значит, как тебя зовут?

Полицейский начал писать.

— Кстати, не хочешь ли стаканчик содовой?

— Хочу. Спасибо. А что теперь со мной будет?

— Из детского отдела придет человек, немножко поговорит с тобой. Ничего страшного. Но давай к работе приступим. Имя и адрес?

Мартин сказал.

Полицейский оторопел.

— Послушай, не ты ли сбежал из «Птичьего гнезда»?

— Я, конечно. Но туда я нипочем не вернусь…

— Упаси господь! — рассмеялся полицейский. — Хочешь верь, хочешь нет, но я сам побывал там в свое время. Нет уж, тебя мы туда не отправим. — Внезапно улыбка сошла с лица полицейского. — А второй мальчик где?