- Знаю! – рявкнула ей в ответ. – Сейчас мы это исправим. Дай-ка мне ритуальный кинжал. И варево свое захвати. Оно ведь у тебя осталось?

Глаза колдуньи испуганно расширились.

- Что ты задумала, Марья?..

- Увидишь, - оскалилась я. – Ну, что стоишь? Живо неси, что велено!

Маруша судорожно кивнула и быстрым пассом призвала нужные вещи.

- Я помогу…

- Нет, - качнула я головой. – Это мое дело. Твоя помощь понадобится, если у меня ничего не выйдет.

Теперь главное, все сделать быстро.

…Окунуть кинжал в застывший состав. Полоснуть им себя по рукам, смешивая выступившую кровь с колдовской мазью. Брызнуть ею на снег.

Марена-мать, возьми мою кровь, возьми жизненную силу! Дай взамен моим воинам чудесную броню – мощную, несокрушимую, чтобы разбивалось об нее любое заклятие, гасилось любое колдовство. Чтобы выстояли они против северных супостатов, чтобы защитили от них землю нашу!..

Где-то вдалеке раздался громкий звон – на куски разлетелся еще десяток Кощеевых солдат. Подле меня же встал ряд новых исполинов, только теперь они были не белыми, а стальными, будто выкованными из серого металла.

- Идите! – крикнула я им. – Идите в портал! Помогите своим братьям и своему господину!

Повинуясь приказу, ратники вновь обратились в пургу и влетели в сверкающую воронку.

Я вновь схватила кинжал и полоснула себя чуть выше запястья.

- Марья! – охнула ведьма.

- Нужны еще воины, - пробормотала я. – Много, много воинов!

Кровь лилась на снег и превращалась в снежных солдат.

Я, будто опьяненная, снова и снова окунала кинжал в котелок, после чего резала свои руки, ноги, плечи. Где-то слева кричала Маруша, однако я ее уже не слышала. За мной высокими столбами клубился снег, превращаясь в новых и новый бойцов, которые затем исчезали в окне телепорта.

Со всех сторон, надрываясь, выл ветер, однако его шум теперь казался мне музыкой. Мои распущенные волосы, влажные от пота и крови, сбились и задубели от мороза, сама же я холода больше не чувствовала. Кожа была покрыта сетью кровоточащих порезов, но мне все казалось, что этого не достаточно.

Нам нужны воины! Сильные, непобедимые! Много, много воинов!

Рука с кинжалом потянулась к шее. Мелькнула яркая мысль: если перерезать себе горло, можно добыть много рубиновых капель и поднять не менее сотни исполинов.

Мое запястье перехватили худые цепкие пальцы.

- Умом двинулась, дура? – прошипела Маруша, отбирая ритуальный кинжал. – Очнись! Сама на себя руки наложишь!

- Отдай! – прохрипела я, попытавшись вернуть нож обратно. – Отдай!

Колдунья схватила меня за волосы и, больно дернув их вниз, заставила поднять голову к небу.

- Смотри!

Из груди вырвался вздох. Среди тяжелых серых облаков сияла широкая зеленая полоса.

Где-то рядом послышался шум – знакомый, человеческий. Кричали люди, раздавался топот лошадиных копыт. В схватку вступил Ратибор.

- Победа за нами, - сказала Маруша, склонив голову над моим лицом. – Снеговики разбиты, теперь дело за малым.

Я вздохнула еще раз и осела на землю.

- С тебя на сегодня хватит, - пробормотала колдунья. – Давай-ка я тебя в лагерь перенесу. Увечья смажу, отвара целебного дам…

- Нет, - замотала в ответ головой. – Рано. Есть еще дело.

С усилием поднялась на ноги, побрела к порталу. Мгновение – и передо мной бескрайнее поле, утоптанное сотнями гигантских ног, усеянное осколками льда и высоченными сугробами.

- Кощей! – крикнула я. – Где ты? Кощей!

Бессмертный появился из ниоткуда, просто материализовался на пустом месте. Всклокоченный, с испариной на лице, горящими глазами и обнаженным мечом в руке. При виде меня, его разрумянившиеся щеки побелели.

С трудом передвигая внезапно ослабшие ноги, я подошла к нему ближе и протянула руку. На моей бурой от запекшейся крови ладони лежала длинная Игла с красноватым огоньком на конце.

- Это твое, - тихо сказала ему.

Кощей несколько долгих секунд смотрел на свой артефакт, а потом осторожно сжал мои пальцы своими, вынуждая спрятать Иглу в кулаке.

- Оставь себе, - серьезно ответил он.

Я подняла на него удивленный взгляд и – забыла, как дышать. Бессмертный смотрел с такой щемящей, искренней нежностью, что земля поплыла под моими ногами, причем, в самом прямом смысле.

Силы, бурлившие во время битвы, куда-то делись. Обнаженную кожу резанул студеный пронзительный ветер. Перед глазами появились разноцветные круги, а потом наступила темнота.

Холод. Повсюду холод. Он обжигает сильнее огня, сковывает, как тяжелые железные цепи. От него нельзя укрыться. Он держит меня в плену. Я будто вмерзла в лед огромного озера и больше не могу ни дышать, ни шевелиться.

Минуты текут, как столетия. В голове же звучит вкрадчивый, едва различимый голос: «Покорись… покорись… Довольно бороться… Неужели не устала ты от звона мечей? Неужели не устала тащить на себе целое царство?.. Усни, отдохни, ни о чем не думай...»

Устала. Святые небеса, как же я устала!

Да только что с того? Царство, звон мечей… В этом вся моя жизнь, а другой у меня никогда и не было.

Покориться? Перестать бороться?

Я бы перестала, кабы за мной не стояли тысячи людских жизней. Которые меча в руках отродясь не держали, которые могут созидать, а от врага защитить себя не сумеют. Не для того ль мать моя пила Марушин отвар, а отец согласился отдать меня в услужение Марене, чтобы было кому отгонять от них вооруженных бешеных псов?

Отдохни… Отдохнуть было б не худо. Да только, как это сделать, когда ты одна? Всегда и везде. И во дворце среди придворных, и на поле сечи среди сотен ратников, и на колдовских сборищах среди собратьев-чародеев. Друзей, приятелей, прислужников верных – хоть ложкой ешь. А случись беда, думай, Марья, как от нее избавиться сама.

Что там говорил покойный Иван? Мы за тобой, как за каменной стеной. Стена я и есть, все меня такой видят – крепкой и холодной. А потому чуть что, прячутся за мою спину. И Маруша прячется, и Ратибор, а Иван из-за нее так и вовсе не выходил. Один раз высунулся – когда меня Кощей в свой замок унес, а потом уж сидел тихохонько, деньги в казне пересчитывал, да споры купеческие разрешал.

Как тут покориться? Как замерзнуть? Прав Бессмертный, пока не нашла я себе достойного преемника, государство бросить не могу. А значит надо выбираться из этого ледяного плена.

Стоило подумать, как замерзших щек коснулось мягкое тепло. Воздух снова наполнил легкие, ожили руки и ноги, а потом сами собой открылись глаза…

Свет резанул по глазам так сильно, что я сразу же смежила веки. А когда открыла их вновь, увидела перед собой лицо Кощея. Еще несколько секунд понадобилось, чтобы осознать: я лежу в своей дворцовой опочивальне, в теплой пуховой постели, в его теплых уютных объятиях.

- Проснулась, спящая царица?

Голос супруга был тих и ласков, совсем как на снежном поле после битвы с северными исполинами. Я открыла рот, чтобы ответить, однако тут же закашлялась. Кашель сотрясал меня почти минуту, а когда закончился, ему на смену пришли слезы.

Я смотрела в лицо Кощея, а они сами собой текли из моих глаз. Чародей притянул меня ближе, а потом крепко прижал к себе. Я вцепилась руками в его рубаху, уткнулась носом в грудь и отпустила все свои внутренние щиты.

Напряжение последних дней хлынуло, как вода из рухнувшей плотины. Я ревела навзрыд, а Бессмертный баюкал меня, как ребенка, гладил по голове и едва слышно бормотал:

- Бедная моя, бедная… Ослабла совсем, обескровила…

Я перевернулась на спину. Он накрыл меня собой, как одеялом, и принялся собирать мои слезинки губами. Когда же рыдания, наконец, сошли на нет, я крепко обняла его за шею и тихо произнесла:

- Ты не взял Иглу.

- Не взял, - согласился Кощей. – Я подумал, что у тебя она будет целее. Сама посуди, спрячу я ее снова на каком-нибудь острове Буяне, а потом явится туда какой-нибудь дурак-королевич, отыщет ненароком, сломает… А у тебя в сундуках ее никто не найдет. Даже искать не станет – побоится без головы остаться.