— Да. Мы весьма активно разыскиваем эту миссис Бартлетт.

— Мне не удалось идентифицировать ее напарника. Но я вроде бы краем уха слышал его имя: Свинг. Или капитан Свинг.

Брови Фрейзера чуть приподнялись.

— Вы сказали об этом мистеру Олифанту?

— Нет. — Мэллори чувствовал, что идет по тонкому льду.

Фрейзер задумался.

— Может, оно и к лучшему, — сказал он в конце концов. — У мистера Олифанта иногда разыгрывается фантазия, а “капитан Свинг” весьма популярен в среде заговорщиков. Мифическая личность, вроде Неда Лудда — “генерала Лудда”. Когда-то банды Свинга были, так сказать, сельскими луддитами. Мелкие вредители — сено поджигали и все такое прочее. Но в смутные времена они совсем распоясались, перебили уйму дворян, пожгли дотла их усадьбы.

— Понятно, — кивнул Мэллори. — Так вы что, думаете, этот малый луддит?

— Луддитов больше нет. — В голосе Фрейзера звучала легкая насмешка. — Они вымерли, как ваши динозавры. Я скорее подозреваю, что это какой-то зловредный любитель старины. У нас есть его описание, есть собственные методы — когда мы его возьмем, непременно поинтересуемся, с чего бы это такой странный псевдоним.

— И этот парень был ничуть не похож на батрака — этакий тебе ипподромный щеголь, подделывающийся под француза. Когда я вступился за леди, он выхватил стилет! Зацепил меня по ноге. Слава еще Богу, что клинок не был отравленный.

— Возможно, и был, — заметил Фрейзер. — Яды — распространенные яды — вовсе не так сильны, как принято думать…

— Так вот, я сбил мерзавца с ног, после чего он и его сообщница сбежали, оставив свою жертву в кэбе. Сукин сын дважды поклялся, что убьет меня. “Уничтожит”, так вот красиво он выражался… Затем я понял, что загадочная дама не кто иная, как леди Ада Байрон. Она говорила весьма странным образом — словно была чем-то опоена или потеряла разум от страха… Она просила меня проводить ее к королевской ложе, но, когда мы туда подошли, сбежала без единого слова благодарности.

Мэллори немного помолчал.

— Вот, в общем-то, и все. Вскоре после этого я выиграл значительную сумму денег, поставив на гоночный пароход, построенный одним из моих друзей. Он дал мне очень полезную информацию, и в один миг она превратила меня из скромного ученого в состоятельного человека. — Он подергал себя за бороду. — При всей разительности этого превращения, в то время оно казалось меньшим из чудес.

— Понимаю. — Фрейзер надолго замолчал. Они вышли на уголок Ораторов, где потные, раскрасневшиеся мужчины поливали скептически настроенную толпу потоками пламенного красноречия; трибунами им служили ящики из-под мыла.

Все так же молча они пересекли шумный, суматошный Найтсбридж. Мэллори ждал, что Фрейзер заговорит, но тот молчал. У высоких кованых ворот Грин-парка полицейский повернулся и несколько секунд изучал улицу, по которой они только что прошли.

— Мы можем срезать через Уайтхолл, — сказал он наконец. — Я знаю, как там пройти.

Мэллори согласно кивнул.

У Букингемского дворца менялся караул. Королевская семья по обычаю проводила лето в Шотландии, но гвардейская бригада отправляла свой ежедневный ритуал и в отсутствие королевы. На горделиво вышагивающих лейб-гвардейцах было крымское полевое обмундирование — бесформенные тускло-коричневые куртки и брюки, беспорядочно заляпанные темными и светлыми пятнами. Новейшая, разработанная британскими учеными ткань делала солдат почти невидимками и, судя по восторженным отзывам военных корреспондентов, приводила русских в полное замешательство. Вслед за гвардейцами упряжка артиллерийских лошадей тащила большую армейскую каллиопу; веселые трели альтов и воодушевляющее гудение басов звучали в гнилом, неподвижном воздухе странно и жутковато.

Мэллори ждал, когда же Фрейзер что-нибудь решит. Наконец он не выдержал.

— Вы верите, что я встретился с Адой Байрон, мистер Фрейзер?

Фрейзер прочистил горло и несколько смущенно сплюнул.

— Да, сэр, верю. Мне не слишком нравится вся эта история, но я не нахожу в ней ничего необычного.

— Ничего необычного?

— Да, сэр. Мне понятно, как такое могло случиться. Это игорные дела. У леди Ады есть “Модус”.

— “Модус”? Что это такое?

— Это легенда игроков, доктор Мэллори. “Модус” — игорная система, секретная машинная программа, способная взять верх над всеми исхищрениями букмекеров.

Каждый жуликоватый клакер мечтает о “Модусе”, сэр. Это — их философский камень, способ сотворить золото из ничего.

— Это что, правда? Такой сложный анализ, неужели он возможен?

— Не знаю, сэр, но, если возможен, леди Ада Байрон вполне могла его осуществить.

— Друг Бэббиджа, — задумчиво проговорил Мэллори. — Да, я могу в это поверить. Вполне могу.

— Так вот, — продолжал Фрейзер, — возможно, ей только так кажется. Я не математик, но я знаю, что до сих пор ни одна игорная система не работала. Как бы там ни было, наша леди снова вляпалась. — Фрейзер сокрушенно вздохнул. — Она гоняется за этим клакерским фантомом уже много лет, а попутно якшается с шулерами, низкопробными клакерами, ростовщиками, а то и с кем похуже. Ее игорные долги достигли скандальных размеров!

Мэллори задумчиво сунул большие пальцы за ремень.

— Ну что ж! Если Ада действительно нашла “Модус”, у нее больше не будет долгов!

— Простите, сэр, но я никак не ожидал от вас подобной наивности. — Фрейзер смотрел на ученого с искренним состраданием, как на сельского дурачка. — Появление настоящего “Модуса” подорвет саму концепцию скачек! Все эти наши околоспортивные господа лишатся средств к существованию… Видели когда-нибудь, как ипподромная толпа бьет проштрафившегося букмекера? Будь эта ваша Ада хоть самый великий синий чулок, здравого смысла у нее не больше, чем у курицы!

— Она — великий ученый, мистер Фрейзер! Истинный гений. Я читал работы леди Байрон, применяемая в них математика…

— Леди Ада Байрон, королева машин. — В голосе Фрейзера было больше усталости, чем презрения. — Сильная женщина! Совсем как ее мать, да? Носит зеленые очки и пишет ученые книги… Она хочет опрокинуть вселенную и сыграть полушариями в кости. Женщины не умеют вовремя остановиться…

— Вы женаты, мистер Фрейзер? — улыбнулся Мэллори.

— Бог миловал, — пробурчал инспектор.

— Я тоже, пока. А леди Ада никогда не была замужем. Она обручилась с наукой.

— Каждая женщина нуждается в муже, чтобы тот держал ее в узде. — В голосе Фрейзера звучала страстная убежденность. — Так и только так промыслил Господь.

Мэллори нахмурился.

Заметив это, Фрейзер несколько изменил формулировку:

— Это эволюционная адаптация рода человеческого.

Мэллори медленно кивнул.

Инспектор Фрейзер явно не горел желанием встретиться с Бенджамином Дизраэли; он не слишком убедительно объяснил, что необходимо наблюдать за улицами на предмет шпионов, однако было вполне очевидно, что полицейский наслышан о хозяине дома и не доверяет его сдержанности. И с должным на то основанием.

Мэллори встречал в Лондоне немало деловых людей, но Диззи[97] Дизраэли был всем лондонцам лондонец. Мэллори не питал к Дизраэли особого уважения, однако находил его занятным собеседником. Дизраэли знал — или делал вид, что знает, — все закулисные интриги в Палате общин, все свары среди издателей и ученых, все званые вечера и литературные четверги у леди Такой-То и леди Как-Бишь-Ее-Там. Его умение казаться всеведущим граничило с чудом.

Мэллори случайно узнал, что Дизраэли, вполне добропорядочного агностика, забаллотировали на выборах в три или четыре клуба, возможно — из-за его еврейского происхождения. Впрочем, образ жизни и манеры этого человека оставляли стойкое впечатление, что всякий лондонец, с ним не знакомый, либо имбецил, либо безнадежно отстал от жизни. От Диззи исходили какие-то эманации, какая-то мистическая аура, и даже Мэллори при всем его скептицизме не мог этого не ощущать.

Одетая в домашний чепец и передник служанка сообщила гостю, что хозяин уже встали и завтракают. “Господи, — вздохнул Мэллори, глядя на Дизраэли, с энтузиазмом поглощающего тушенную в джине макрель, — эта рыба воняет почище лондонской подземки”. Утренний туалет литератора состоял из шлепанцев, турецкого халата и бархатной фески с кисточкой.