Что в истории Мейчена вымысел, а что — реальные факты? Почему Мейчен осмелился разгласить — пусть даже в форме художественного произведения, полного намеков и недомолвок — так много страшных тайн, которые мир не должен был знать? Почему Тайные Вожди Ордена позволили Мейчену опубликовать эту ужасную историю? Сэр Джон не на шутку задумался о мрачном предупреждении преподобного Вири: «мир доживает свои последние дни, и скоро все мы станем свидетелями последней битвы Добра и Зла». А ведь Грейстоки, у которых были хорошие семейные связи во всех без исключения правительственных кругах, в последнее время все чаще поговаривали о том, что вот-вот начнется величайшая за всю историю человечества война…
Вне себя от волнения, сэр Джон выскочил из кровати, достал с полки «Облака без воды» и перечитал отрывок, который поразил его сильнее всего. Это был комментарий преподобного Вири:
Бессовестный древний Змей поднимается до небес; бесстыдный Зверь и Блудница в пурпуре воспевают в богохульных литаниях свой блуд. Воистину чаша их мерзостей переполнилась! Воистину те, кто ждут пришествия Господа нашего, готовы считать это неистовство зла верным признаком того, что мы доживаем последние дни и что Он грядет…
А что, если цель «Золотой Зари» — не просто помочь человечеству установить контакт с божественным началом, но подготовить воинов господних к битве с силами дьявольской магии, угрожающими планете? Ведь главная заповедь Ордена гласит: «Страх — поражение и предвестник поражения». Для чего членам Ордена такая необычная заповедь, если только они не собираются сражаться с самыми ужасными силами зла?
Сэр Джон тщательно и добросовестно выполнил Изгоняющий Ритуал, выпил двойную порцию коньяка и вернулся в кровать. В его голове теснились самые мрачные мысли, поэтому неудивительно, что в ту ночь ему снились кошмары.
Отшельник с красным фонарем вел его по темной аллее в каком-то бедном районе Лондона. Со всех сторон ухмылялись и скалились отвратительные рожи с гравюр Доре и Хогарта. Сэр Джон поравнялся с винным погребком, из которого выходили Оскар Уайльд и лорд Альфред Дуглас, окруженные фиолетовым сиянием. Они вразнобой тараторили: «любовь между Иисусом и Иоанном… любовь между Давидом и Ионафаном… любовь, которая не смеет назвать себя». Отшельник начал подталкивать сэра Джона в спину, чтобы тот не задерживался, и тут раздался оглушительный взрыв, от которого содрогнулась земля. «Они бросают бомбы с аэропланов! — раздался женский крик. — Антихрист грядет! Лондон в огне!» Кто-то запел «Интернационал», и по улицам побежали мародеры, сжимая в руках ярко-синие подвязки и коробки с движущимися картинками. «Наверное, это как-то связано с магнетизмом, — спокойно заметил старый Челине. — Я никогда не отваживаюсь задавать вопросы».
«Вот он, ужас, — прошипела Eutaenia Infernalis, — и вот она, тайна великих пророков человечества. Моисей, Будда, Лао-цзы, Кришна, Иисус, Осирис и Христиан Розенкрейц — все они познали Истину. Но все они были связаны заклятьем Тота, и потому, охраняя Истину, помогали распространению лжи, ибо Истина не может быть выражена ни на одном из языков человека».
Лола запела чистым, слегка дрожащим сопрано:
Это была игра в прятки. Семилетний сэр Джон едва успел спрятаться в шкафу, как в комнату вошла графиня Солсбери. Он забрался в самый дальний угол шкафа, за мамины юбки. Графиня рывком распахнула дверцы шкафа и схватила его за горло. Он попытался было крикнуть ей, чтобы она немедленно прекратила, но не смог издать ни звука и почувствовал, что вот-вот задохнется. Потом он понял, что это не графиня Солсбери, а Лола вцепилась ему в шею мертвой хваткой.
«Что, скверный мальчишка, — сказала Лола, — опять играл с голубыми подвязками и юбками своей матери?» С этими словами она резко швырнула его на пол. Над ним тут же черной тенью навис граф Дракулаталис и прошептал: «Причастие крови — вот истинное причастие. Его принимают раз в месяц, когда Луна заключает Землю в свои объятия. Бери и пей».
Какие-то странные люди с кроваво-красными глазами и в балахонах бродили, ссутулившись, по саду и распевали: «Йо Йо Йо Сабао Курие Абраксас Курие Мейтрас Курие Фалле. Йо Пан Йо Пан Пан Йо Ишурон Йо Атанатон Йо Абротон Йо ИАО. Хайре Фалле Хайре Панфаге Хайре Пангенитор. Хагиос Хагиос Хагиос ИАО!»
Оскар Уайльд в кепи Шерлока Холмса склонился над пенисом сэра Джона, изучая его в увеличительное стекло. «Очень, очень длинный, — торжественно произнес он, — но очень, очень красивый».
Какая-то форма материализовалась во влажном воздухе: синяя лента, отделанная золотом по краям, голубая вельветовая мантия, золотая нагрудная цепь из двадцати шести звеньев, Святой Георгий, сражающийся с драконом…
И вдруг за всем этим из темноты возник огромный и ужасающий Пан, и Лола нагнулась, чтобы поцеловать его гигантский восставший орган.
«Черинг-Кросс! Черинг-Кросс! — прокричал проводник. — Все мистики сходят на Черинг-Кросс!»
Когда сэр Джон сошел с поезда, взгляды всех, кто стоял на перроне, немедленно обратились на него. Он посмотрел вниз и с ужасом обнаружил, что на нем надета юбка его матери.
Сэр Джон моргнул и начал медленно преодолевать зыбкую границу между сном и явью. Когда он окончательно проснулся, комнату уже заливал теплый солнечный свет. Ночь и ее темные слуги исчезли, растаяли в воздухе, прямо в воздухе прозрачном.
Он позавтракал в очень плохом настроении. «Близится война между сверхдержавами, которая может уничтожить европейскую цивилизацию или отбросить нас в средние века», — всего лишь несколько недель назад с неподдельной тревогой в голосе заметил Грейсток. Неужели злые боги древних языческих культов, те злые сущности, которых Лола и ее друзья пытаются снова выпустить на волю, готовят такой страшный конец эпохе просвещения и прогресса? А может быть, он просто слишком серьезно воспринимает хаотический символизм сна, в котором причудливо смешались элементы готического романа и черной магии?
Сэр Джон решил прогуляться. Медленно шагая по лесной дороге, он задумчиво повторял свои любимые слова из формулы посвящения «Золотой зари»: «Мы поклоняемся тебе и в форме птицы, и в форме зверя, и в форме цветка, которые равно проявляют красоту твою в этом мире». Повторяя эту фразу снова и снова, он вдруг заметил, что в нем просыпается какое-то новое чувство, чувство единства со всем живым. Он услышал, как птицы и цветы вокруг него говорят ему о том, что Бог поистине добр, и что для тех, кто наделен духовным зрением, божественный свет сияет даже в этом проклятом материальном мире. Олени — веселье Бога, деревья — Его милосердие, ручьи — Его неиссякаемая любовь.
Рядом с ним на землю опустилась малиновка и начала с важным видом расхаживать взад-вперед, поклевывая что-то в траве. Сэр Джон наблюдал за ней с радостью и благоговением. Ему неожиданно пришло в голову, что это создание ему так же незнакомо и непонятно, как марсиане из фантастического романа Герберта Уэллса, и все же оно способно чувствовать и мыслить. Боже, люди живут среди таких чудес и даже не замечают их! Сэр Джон вспомнил слова из псалма: «Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук его вещает твердь»[49].
Увидев лис, увлеченных любовной игрой, он покраснел и отвернулся, стараясь отогнать прочь греховные мысли. «Мы должны любить красоту этого мира, ибо она дарована нам Господом, — напомнил он себе, — но не должны ни забывать о его падшей природе, ни поддаваться его соблазнам, которые мешают нам искать красоту духовного мира. Ибо тот, кто обожествляет природу, повторяет ошибку сенсуалистов и сатанистов, ошибку Хелен из „Великого Бога Пана“.
Возвратившись в библиотеку, сэр Джон снова раскрыл книгу Мейчена и прочитал еще два мрачных рассказа — «Черную печать» и «Белых человечков». Оба рассказа были основаны на древних кельтских преданиях о «маленьком народце», однако автор был далек от той сентиментальности, с которой Шекспир изображал фей и эльфов в «Сне» и «Буре» и которую впоследствии наивно копировали почти все писатели. Мейчен разделял верования простых ирландских и валлийских крестьян, а они считали «маленький народец» злыми обманщиками, которые своими трюками и чудесами заманивали людей в нереальный мир, мир химерических форм и ночных кошмаров, от которых люди теряют рассудок. Сэр Джон, который хорошо познакомился с кельтским фольклором, когда изучал средневековые мифы, сразу же понял, что описание Мейчена гораздо ближе к истине, чем очаровательные фантазии всех остальных писателей. Ирландцы, вспомнил сэр Джон, называли фей «добрым народцем» не из любви или уважения, а из страха, ибо эти маленькие божества очень жестоко наказывали тех, кто относился к ним пренебрежительно. Очевидно, Мейчен понимал, что феи — это обитатели Черной Башни, которые каким-то образом попали с астрального плана в наш материальный мир. Именно с одним из этих загадочных существ играла на лесной поляне Хелен, девушка из «Великого Бога Пана».
