Улегшись в кровать, я еще несколько минут помедитировал на загрунтованную поверхность будущей фрески и заснул умиротворенный, мечтая скорее завершить начатое сегодня дело.

К сожалению или к счастью, но когда нахожусь в творческом экстазе, я мало реагирую на окружающую обстановку. Поэтому, когда, наконец, завершил свой эпохальный труд и прилег на покрывало, дабы оценить результат, то про валяющийся на столе разряженный айфон так и не вспомнил. Занятый размышлениями о том, как оформить край моей фрески, не сразу понял, что же именно меня так раздражает. Малодушно подавил желание сделать вид, что никого нет дома, все-таки поднялся с кровати. Консьерж внизу был дотошнейшим малым, в молодости работавшим на режимном объекте. Мимо него и муха без уведомления куда и зачем она следует не пролетала. Так что если он и пустил гостя внутрь святая святых – подъезда, то однозначно был уверен, что я дома.

– Иду я, иду, – тапок почему-то никак не находился, и плюнув на обувание, я пошел открывать босиком. Благо семнадцатый этаж, полы достаточно теплые.

За дверью оказался жутко недовольный мужик в черном пальто. Он кутал нос в поднятый воротник и недобро смотрел на меня.

– Чему обязан? – нелюбезно спросил я.

– Вы есть Серж Вагин? – уточнил гость по-английски, сверля меня жгучими карими глазами.

– Да.

– Я Гвидо Ди Стефано, – отрывисто сказал он.

– О! – только и сумел выдавить я и посторонился: деваться все равно было некуда. Выставить нового родственничка обойдется себе дороже.

– До вас невозможно дозвониться, – заявил он в прихожей, снимая пальто.

– Проблемы со связью, – туманно ответил я. Логично же: незаряженный телефон по определению их имеет. С другой стороны представляю, как тяжко пришлось иностранцу в нашей стране. Беднягу впору пожалеть. За такси отдал, наверное, тысяч пять, в аэропорту дешевле вряд ли получилось бы взять машину. А добираться общественным транспортом я бы тоже не рискнул.

Гвидо что-то пробурчал себе под нос на родном языке, повесил пальто на вешалку и, разувшись, пошел в сторону кухни, оставляя мокрые следы – где-то успел промочить ноги. Приказав совести заткнуться и идти спать, я поплелся следом: как хороший хозяин я должен был предложить ему чаю, да и горячий душ не помешал бы.

От чая он не отказался, правда, посмотрел скептически на пакетики, но от комментариев воздержался. Идея с душем Гвидо тоже понравилась, хотя он и огорчился, что ванны у меня нет, только кабинка. Опять что-то сказал на итальянском, выслушал ценные указания типа: «Здесь кран, здесь мыло, а тут полотенце» - и закрыл за мной дверь. Я пожал плечами – если еще что-то понадобится, или сам найдет или позовет, спросит.

Я порылся в холодильнике: из еды были покупные котлеты и пачка пельменей. Майонеза, сметаны и кетчупа у меня не водилось, зато нашлось сливочное масло, по мне так пельмени были даже вкуснее, а уж под водочку... Ладно, выйдет из душа – предложу. Может быть, сто грамм примирят его с суровой действительностью в моем лице.

Вообще Гвидо произвел странное впечатление. Не вязались в моем представлении хорошие вещи, надетые на нем, с общей какой-то неухоженностью. Или мне просто так кажется? И в европах трехнедельная небритость и отросшие до состояния бесформенности волосы самый писк? Хотя, какое мне дело? Я поскреб рукой подбородок – да уж, не мне кидать в нового родственничка камни. Сам неделю не брился. Или больше?

Я скучал на кухне за чашкой остывшего чая. Что можно делать в ванной полтора часа? По мне, принять душ можно за десять минут. Разве что замерз настолько? В морозилке стыла литровая «Финляндия». Купленная полгода назад в порыве непонятного вдохновения, она так и стояла на нижней полке в шкафу – желание напиться прошло так же внезапно, как и накатило. Так вот, от ста грамм однозначно было больше проку, чем от часового стояния под душем. Согрелся, накатил и как огурец! Кстати, об огурцах – вспомнил о банке маринованных корнишонов и поставил на стол.

Гвидо появился внезапно. Тихо просочился на кухню, распаренный, розовый от горячей воды и гладко выбритый. Мокрые волосы, зачесанные назад, открывали высокий лоб. О! Мне стало стыдно за свой видок.

И как, интересно, по-английски «С легким паром?». Пришлось вместо этого спрашивать:

– Все хорошо?

– Да, спасибо.

Убиться, какие мы вежливые тут собрались.

– Обедать будешь?

– А что на обед? – хороший вопрос! Еще бы знать, как перевести про пельмени.

– Вот, – я вытащил из морозилки пресловутую пачку, – сейчас сварим и съедим.

Выражение его лица мне не понравилось. Как будто отраву предлагают.

– Больше ничего нет, – я демонстративно распахнул холодильник, – но под водку будет очень хорошо.

Гвидо скептически покачал головой, снова что-то выдал по-итальянски и полез искать кастрюлю. Я не возражал. Кто я такой, чтобы мешать профессионалу?

– Я пока тоже схожу в душ.

– Это быстро сварится, – попытался задержать меня он.

– Пока вода закипит, пройдет минут десять, потом еще пять на варку, успею.

Гвидо пожал плечами и отвернулся, а я быстренько смылся в душ, все же очень хотелось привести себя в порядок.

Я успел как раз к тому моменту, когда сварились пельмени. Гвидо хмыкнул, но промолчал, накладывая их в тарелки. Он даже умудрился накрыть стол правильно, я тоже хмыкнул – ну раз так нравится, то и пусть.

– За встречу? – поднял я первый тост.

– Чин-чин, – улыбнулся Гвидо, а у меня внутри что-то екнуло, на секунду показалось, что изгиб губ похож на «котика». Но это была всего лишь игра воображения. Этот хрипловатый голос мало напоминал тот, который я помнил и тщательно берег в душе.

– За здоровье? – предложил я и поднял рюмку.

– Да, очень хочется. Что-то простуда не отпускает, – согласился он и стукнул краем стопки о мою. – Странная традиция.

Если бы познаний в английском хватило, я бы рассказал, откуда это пошло – еще с тех временем, когда феодалы и прочие рыцари опасались за свою жизнь, боялись отравы и сильно стукались кубками, дабы вино смешивалось, чтобы доказать, что яда нет. Может быть, когда-нибудь и поведаю, а пока можно просто улыбнуться. Улыбка у нас универсальный ответ на множество вопросов.

– Прости, я немного устал и хотел бы отдохнуть. Помоги вызвать такси, где-то у меня забронирован отель.

– Не находишь, что это глупо? Могу предложить совершенно новый диван в гостиной или, если, хочешь, можешь занять спальню, – я прикусил язык, – хотя нет, я там работаю.

Надо же быть таким идиотом? Совсем забыл про картину. Ее как-то не хотелось никому показывать.

– Ничего страшного, – он двинулся по коридору, – я не претендую, но хотелось бы посмотреть на твои работы.

Глупо было удерживать его. Разве что попытаться грудью закрыть дверной проем.

Гвидо вошел в спальню, благо искать ее было не нужно – приоткрытая дверь выдавала. Картина, расположенная справа от входа, сразу в глаза не бросалась. Зато манекен с надетым на него карнавальным костюмом не заметить было нельзя. Гвидо замер. Сделал шаг в направлении манекена, покосился на картину и медленно обернулся ко мне.

– Птичка? – срывающимся голосом прошептал он и нервно облизал губы. – Птичка?!

Я захлебнулся воздухом: ну это же надо такому случиться! Гвидо разразился речью на итальянском. Ругается? Радуется? Не понять, по лицу не определишь, но глаза горят и дышит неровно. То ли прибить хочет, то ли еще чего. На второй вариант я бы согласился, от воспоминаний о том, что мы вытворяли в том убогом номере, бросило в жар, щеки запунцовели. Гадство! Мужики, которым к тридцатнику, не должны так неприлично краснеть. Не должны!

– Не понимаю, – безнадежно сказал я, устав слушать.

– Ты зачем ушел тогда? – задал он вопрос по-английски, с трудом подбирая слова. – Зачем? Почему? Я искал по всей Венеции!

Ну что ему ответить? Что не придал значения, что решил не продолжать случайное знакомство, что хотел избежать утренней неловкости между двумя случайными любовниками? Все вроде и так и не так, ведь понял я, что влюбился, уже гораздо позже, но как донести все эти тонкости и нюансы на чужом языке? Я вздохнул и улыбнулся.