В этой немой сцене "встречи" был очевидный подтекст: значит Олег и "Кудрявый" были знакомы раньше, их что-то связывало, причем, что-то важное. Но "Кудрявый" прошел мимо нас, не поздоровавшись с Олегом, затем он прибавил шага, перешел на другой берег канала через Банковский мостик и, как говорится, слинял. Верещагин еще несколько мгновений провожал взглядом неожиданного посланника из "тайного мира", а затем обратился ко мне с вопросом:
– Саша, ты не знаешь этого типа?
– Я с ним не знаком, но мы видели его с Владимиром несколько раз у нас во дворе ночью, в том числе и тогда, когда сгорел автомобиль. Помнишь?
Олег кивнул головой, но ничего не сказал. Тогда я решил попробовать прояснить кое-что методом радикального нажима. Кто знает, может быть, сексуальные волнения заблокировали у моего друга нейроны головного мозга. Хотя, кто знает: что и чем блокируется? Один известный политический деятель утверждал, что голова не может болеть – там же сплошная кость…
– Хотелось бы знать, где этот парень живет? И что делает по ночам, когда вдруг неожиданно загораются дорогие автомобили у богатых людей? – подал я вещий голос, сниженный до вкрадчивого шепота, чтобы не спугнуть робкую птицу-откровение.
– На первую часть вопроса я могу тебе ответить. – молвил Олег, доверчивый и наивный, как ребенок, воспитанной матерью-девственницей, что случается крайне редко.
– В том нет никакой тайны. – наращивал обороты маховик олеговой совести.
– Живет он в доме номер 39 по каналу Грибоедова, в квартире на последнем этаже, окна ее выходят на набережную. Вон они, посмотри, видны отсюда. – начал смелее и смелее исповедоваться Верещагин…
Я, естественно, попытался развить успех моего невольного допроса. Кто знает может откровение у Олега – это только минутная слабость, рожденная под действием гормонального стресса, обрушенного на его яйца и простату активностью Лады Борисовны. Никто и никогда не сомневался в том, что у евреек особые таланты возбуждать даже совершенно невозбудимое. Все большевистские комиссары быстро это поняли и женились практически только на еврейках. Но то было лишь продолжение "хазарской ассимиляции", идущей уже по совершенно накатанному пути. И я, грешник, в свое время имел возможность провести "жизненные параллели", изучая "женский" и "еврейский" вопросы. Теперь, вспоминая на досуги некоторые коллизии, впадаю в "резонансную тряску", но мне помогают остатки моего прибалтийско-немецкого рационализма и медицинское образование. Правда, у абсолютно русских есть замечательная поговорка: "Свинья всегда грязи найдет"… Однако и это – еще одна детективная история с огромной примесью экзистенциализма, порнографии и психотерапии отчаянья… Я быстро и незаметно сглотнул скупую мужскую слезу, предательски томно выползающую из левого глаза, да переложил кое-что "возрождающееся" справа налево рукой, глубоко сунутой в карман брюк. Пришлось поменять и походку…
– Но почему, Олег, он так пристально тебя разглядывал, если ты с ним не знаком?
– Знаком я с ним заочно. Просто этот человек должен быть мне благодарен, если, конечно, он не свинья законченная.
Олег наклонился к моему уху, гася звук собственного голоса, дабы оградить ушки Лады Борисовны от скромной чисто мужской пошлости.
– Дело в том, что, уходя от Владимира тогда ночью, я сперва забрел во двор к своей "соблазнительнице" и стал свидетелем того, как она провожала этого субчика. Видимо, проводы состоялись после аналогичной "ночи восторгов". Парень не видел меня, но я проследовал за ним до самого парадного его дома.
Затем Олежек смело повысил голос, работая теперь уже на свой имидж: молотом здесь, естественно, была мужская спортивно-героическая спесь, а наковальней, та самая лохматая киска, свернувшаяся в клубочек у женщины между ног.
– Кстати, он точно заходил предварительно во двор Владимира: рассматривал там что-то минут пять, затем вернулся на Гороховую…
Внимание мое напряглось до невероятности: неужели мы напали на след истинного "поджигателя"? И я стал уточнять события… Олег же плавился словно свечной воск на подставке перед Иконой Казанской Божьей Матери, лицезреемой при всех зажженных свечечках. Мне показалось, что уже закончилась Проскомидия – первая часть Литургии. Была употреблена одна просфора (Агнец), как бы по слову апостола: "один хлеб, и мы многие – одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба"… Вот уже началась и Литургия оглашенных, то есть готовящихся к принятию Святого Крещения, состоящих из кающихся, отлученных ранее за тяжкие грехи от Святого Причащения… Диакон, получивши благословение, выходит из алтаря на амвон и громко восклицает, добиваясь звонкого эха в церковном куполе: "Благослови, владыко!"… Последовательно является и священник с просветленным ликом и прославляет Святую Троицу: "Благословенно царство Отца, и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков". Певчие ударяют дружно: "аминь"… Мурашки пробегают по спине от шеи до … Пусть до пят…
Так и не избавившись от благотворных судорог, я в уме отрапортовал все положенные псалмы – 102, 145… Разделились и расставились единой чередой псалмы с малой ектенией: "паки и паки миром Господу помолимся". Тут уже не удержаться от слез. Я чуть-чуть с размаха не ляпнулся на колени и не влепил лбом по мостовой! Олег что-то заметил, догадался и придержал меня под локоток крепкой рукой искреннего друга… Я устоял на ногах. В глазах Лады Борисовны мелькнул неподдельный интерес к моей овеянной чистотой Православия персоне: но ей мешал еврейский радикализм, что-то искаженное, скорее всего, идущее от сектантства, присущего фалаши, и неунывающая тяга к общечеловеческому блядству.
Меня же понесло в Литургию верных. При словах священника, громко звучавших в моем перегретом солнцем черепе, показалось, что за моей спиной выросли крылья, как у истребителя "Миг – 21, БИС – 2002". Закрылки уже наводились внутренней командой "Взлет, мать вашу так!" Набережная канала была свободна от транспорта, и ничто бы не помешало моему стартовому разбегу. Главное, чтобы хватило для разбега длинны свободной полосы отсюда до Каменного мостика. Из-под фронтона финансово-экономического института звучало безумной чистоты и силы контральто: "И вас всех православных христиан, да помянет Господь Бог!"
Как бы почувствовав торжество момента, сбившиеся в кучку у Банковского мостика красавицы-кобылицы – студентки и аспирантки – вытянулись по стойке смирно, отдавая почему-то левой рукой пионерский салют… Кто знает, может быть, после серии испытательных экзаменов крыша едет даже у таких выносливых особ? Тут уж я не постеснялся ни рыданий, ни святого речитатива: "и священство твое да помянет Господь Бог во царствии Своем всегда, ныне и присно, и во веки веков"…
Не помню что именно, но значит что-то меня остановило от крайностей. Я как бы спустился с небес на грешную землю, и шизуха отползла к гранитному спуску, к каналу. Великого писателя и дипломата Грибоедова рядом не было: я понял, что никто не собирается надо мной насмехаться. И аффектация моя, словно зеленая жаба, энергично квакнув, плюхнулась в мутные воды. Теперь и на Олега с Ладой Борисовной я смотрел иными глазами – серо-голубыми лучами холодного детектива.
– Олег, постой, не спеши! Давай, выкладывай все подробности! Из нашего двора парень двинул сразу же домой? Ты это видел точно?..
– Я не только это видел, но успел поучаствовать, как тебе уже говорил, в его спасении от нападения троих подонков.
О, как это было похоже на моего друга – рыцаря и атлета до мозга костей, до излома всех двадцати articulacio metacarpophalangea обеих кистей рук! Лада Борисовна моментально выбросила из головы "мое православие" и устремила глаза, полные очарования, с великолепным блядским прищуром, на Олега. Я тут же догадался обо всем остальном, о развитие ситуации. Олег же продолжал с наигранной скромностью и наивностью подтверждать мои догадки о внутренних мужских помыслах:
