Опять немецкий генофонд заговорил утробным голосом и полились из моей памяти стихи Райнера Марии Рильке. Он считался самым значительным поэтом Австрии, но родился-то в 1870 году в Праге, а умер в 1926 году в Швейцарии. Воспринимал я его, словно бы нашего доморощенного – скитальца и "перекати-поле", с большим изломом генофонда и конфликтом с социумом. Если верить Михаиле Ломоносову, то все славяне – плохие немцы, когда-то давшие деру из кондовой Германии, да Австрии. "Wie soll ich meine Seele halten, daв sie nicht an deine ruhrt?"… Эти волшебные слова квакнули в душе, как зеленая германская жаба. Они и по звучанию, и по замыслу очень соответствовали деликатности моего славянского разгильдяйства: "Как сдержать мне душу, чтоб она не трогала твоей?"… Вот вам, господа американцы и англичане, – учитесь главному принципу жизни цивилизованного общества. Помните, что ваши калоши не должны стоять в нашей прихожей, если не хотите чтобы теми калошами мы да не съездили вам по наглой роже!..

Я с восторгом переводил полюбившуюся немецкую фразу, но пересыпал ее исключительно татаро-русским матом… Да, конечно, как и все головотяпы я был склонен с уверенностью смотреть в будущее! Хотя это будущее, честно говоря, попыхивало кровавым заревом. Вот откуда растут ноги у общероссийской тяги к алкоголю: нет у русского человека уверенности в завтрашнем дне, от того он старается каждый день воспринимать как последний в жизни. От того россиянин старается устроить себе прощальный банкет каждый вечер. Вот почему мы с Олегом, даже если бы и хотели того, то все равно не могли бы минуть недавно открытый ЛИВИЗовский магазин в доме номер 25 по Садовой.

Здесь, в виде полнейшего интернационала, сходились все – немец, славянин, татарин и еврей… – мы черпали из таких очагов душевного единения уверенность в светлое будущее. Хорошо, что теперь в таких магазинах не теснятся покупатели – может быть, потому что вяло тянулось рабочее время. Хотя и это не помеха для русского человека, уже наделенного житейской мудростью. В период рыночных отношений многие перестали пить на работе.

Было приятно, что милая девушка-продавщица встретила нас чарующей улыбкой, как бы приободряя наше естественное желание изучить весь богатый ассортимент спиртных напитков. Мы разглядывали чудеса творчества промышленного и кустарного производства милого сердцу продукта, стараясь не выпустить слюнки, активно переползающие через нижнюю губу на волю… Однако нельзя было оторвать взгляд и от самой продавщицы: она была в том качестве полноты и гладкости тела, которая очень соблазнительна для мужчин зрелого возраста. На груди девушки красовалась табличка: "Тося Водопьянова – старший продавец". Я еще подумал: "Как классно в ЛИВИЗе подбираются старшие продавцы, по фамильному созвучию, что ли?"

Да, наши глаза разбегались, как и у любых других алкоголиков с внушительным стажем. Нас не ограничивали денежные возможности, но мы не захватили сумку-тачку для тяжелой ручной клади, а потому размышляли как бы по проворнее осуществить транспортировку искрящейся на солнце "огненной жидкости", заполняющей стеклянную тару с привычными этикетками. Сам характер наших переживаний наводил на мысль, что период "искусственной релаксации" может затянуться на долгий период – уж слишком неприятна была нам дружба с Депрессией.

Хорошо, что нам догадалась помочь все та же миловидная продавщица: она самостоятельно разгадала наши муки и предложила простецкий, как все гениальное, вариант. Из-под прилавка были извлечены две картонные коробки со специальными ячейками, предназначенные для транспортировки бутылочной посуды, и мы стали с чувством, с толком, с расстановкой загружать импровизированные саквояжи напитками по вкусу. Затем безопасную тару мы погрузили в пластиковые пакеты. Не более двадцати минут хватило нам на формирование задела на первый "звездный марш", а далее мы надеялись пополнять свой "кладезь антитрезвости" уже ближе к дому… Мы понимали, что предстоит борьба с Депрессией ни на жизнь, а на смерть. Нам, видит Бог, удалось хорошо подготовиться к длительной осаде болезни.

Приятно отяжеленные мы наконец-то явились ко мне домой – сюда было ближе, чем к Олегу на Петроградскую сторону. Я внес поклажу, а сам продолжал думать о социальных реликтах. "Российская экспансия всегда присутствовала: наши монархи, часто совершенно бездарно гробя жизни славян, покоряли другие народы, увеличивая тем самым прирост населения. Но мы пытались ассимилировать не "друзей", а стопроцентных "врагов", чем, конечно, создавали постоянные проблемы, терзающие изнутри наше государство. Простая статистика пялила на мой аналитический разум бесстыжие глаза. К 1897 году на территории, инкорпорированной Россией после 1646 года, проживало 76,9 миллионов человек, из них только 12,2 миллиона (15,7%) составляли русские. Все это неважнецки соотносилось с предыдущим периодом: на территории, заселенной до 1646 года проживало 52 миллиона человек из них только 8,5 миллионов (16,3%) были нерусскими. Иначе говоря Россия пыталась откусывать пирог, явно плохо помещающийся во рту. К 1914 году на территории Российской империи проживало 178 миллионов человек, но в большинстве своем то был генетический мусор, воспитательной возни с которым предстояло очень много и на необозримо долгие годы. Так Россия и завязла в утомительной и крайне неблагодарной работе. Словно в пику нам, например Англия, грабонув Индию, быстро откатилась из колонии, предпочитая тратить деньги и благоустраивать исключительно англичан. Мы же корячились на целинных землях, в северных тундрах, на Кавказе, пытаясь создать несоздаваемое"…

Я подумал, что судьба нас и наказала в период, так называемой "перестройки" вполне закономерно. Не правы "красные кликуши", с пафосом возвещающие о "драматическом развале нерушимого Союза". Не было никакой нерушимости, да и в силу демографических законов не могло быть! Славянский этнос истощал себя такой "нерушимостью", он не был способен ассимилировать чужой, дикий генофонд, в огромном количестве свалившийся на него!..

Многие ученые, в том числе и зарубежные – например, швейцарец А.Каппелер – предупреждали, что вплоть до XIX века российская экспансия определялась не экономическими, а военно-политическими, порой чисто престижными интересами. А такая борьба за "престижность" чаще всего оборачивалась ударом "в поддых". Срабатывала "благодарность" благодетелю от благоденствующего на босяцкий манер. Россия очень много теряла на ублажении "порабощенных народов", ибо она стоически следовала железным принципам национальной политики. Она не высасывала из инкорпорированных территорий все соки, подобно, скажем, Англия. Первым принципом было оставление административного порядка, местных законов, и учреждений, отношений земельной собственности, верования, языка, культуры. Второй принцип заключался в широком сотрудничестве центрального правительства с нерусскими элитами, получавшими, как правило, статус равноценности русскому дворянству. Третий принцип дарил некоторые заметные преимущества в правовом отношении нерусским по сравнению с русскими – сниженные налоги, освобождение от рекрутчины и другие.

Примечательно, что процент, например, евреев в гимназиях заметно вырос с 1865 года (3,3%) к 1881 году (12,3%). Тоже наблюдалось и в высшей школе: например в Харьковском университете доля евреев на медицинском факультете составляла 41,5%, в Одесском – 30,7%; на юридическом факультете – 41,2%. Среди евреев были генералы и адмиралы, министры и епископы. Но для обеспечения такой карьеры им было необходимо принять православие. Так лихо продвинулся православный еврей Александр Кржижановский (1796-1863), став архиепископом, а в советские годы его отпрыск возглавлял политику ГОЭЛРО. Доля нерусских среди чиновников в 1730 году составляла 30%, в 1850 году – 16%. Докторская степень открывала интеллигенции получение дворянского звания".