Нельзя было не заметить, что обе женщины наблюдали не столько за игрой наших мышц, сколько оценивающе изучали и, видимо, многократно сравнивали другие мужские достоинства… Нам было трудно понять суть их оценок и выводы. Мы только видели нежные улыбки, бродившие по губам этих двух банщиц… Сейчас, после столь сильного алкогольного торможения, мы могли им отвечать только скромными обещаниями, да и то готовыми сорваться с крючка надежды словно проворный пескарик. Перекрестный анализ не ослабевал даже тогда, когда банщицы усиленно скребли жесткими мочалками наши исхудавшие телеса. Но что-то тайное уже начинало бодрить меня и Олега: и вот чудо! – возник не долгий и, может быть, не очень стойкий ответ на женскую ласку и категоричность движения мочалок. Я проследил за направлением взгляда Воскресенской и моей Ирины, стараясь хоть как-то, пусть приблизительно, смоделировать направление и характер их мыслей. Все говорило за то, что мысли те были – исключительно полигамными!..
У Олежека было заметна одна анатомо-хирургическая особенность. Ее нельзя было подвести под великолепие традиционного "обрезания": что-то среднее между врачебной ошибкой и идеологической диверсией против крайней плоти било в глаза. Я-то хорошо знал ту "кровавую историю": один папа-иудей заказал акушеру, чтобы без лишних хлопот его новорожденному сыну за отдельную плату выполнили несложную операцию на пипиське прямо в родильном доме. Годы были пятидесятые, и идеологические расхождения между партией и кашерной медициной тогда существовали. Операцию пришлось для скрытности выполнять в темноте: акушер манипулировал на ощупь и со страху перепутал новорожденных. В темноте Олегу слегка подрезали пипиську. Видимо, "действо" было выполнено неважным специалистом – не имевшим достаточный опыт, хотя и иудейской породы. Известно, что в типичных синагогах, а не в советских родильных домах, после обрезания крайней плоти кровь останавливалась недолгим, но сильным отсасыванием губами. Цадики, производившие важную операцию, обычно с удовольствием выполнял эту процедуру, предварительно прополоскав рот и кариозные зубы самогоном. У Олежека в скором времени рубцовая ткань настолько деформировала венчик головки полового члена, что образовался и фимоз и парафимоз одновременно! Таким образом, закаливание характера ребенка происходило в муках и с максимально раннего возраста. Воля Олежека мужала и крепла, но половой член на всю оставшуюся жизнь сохранился деформирующий головку рубец – это был след мастера не своего дела.
Известно, что мужчину шрамы не портят, а только добавляют шарма, не зависимо от того, где они находятся. И Воскресенская "зависла" на виртуальном смаковании "важной темы". Женщины-стоматологи, оказывается, имеют тяготение не только к анатомии челюстно-лицевой области, но и нижнего этажа. Она пялила глаза на олеговы достоинства без всякого смущения и острастки, полагая, наверное, что находится на сельскохозяйственной выставке или в кунсткамере, созданной в Санкт-Петербурге еще Петром Великим. Но мы были в таком градусе подпития, что это нас совершенно не смущало, а только веселило, бодрило, можно сказать, разум…
Моя красавица наконец-то выправила взгляд и покорилась типично скандинавским атлетизмом "моих красот". Все как-то вязалось с ее глубинными, сугубо личными представлениями о крайней плоти. По этому случаю я даже вспомнил годы моего ученичества – семинарские занятия на кафедре факультетской хирургии под руководством доцента Федоткина. Дело в том, что одна студентка нашей группы никак не могла усвоить различия между "фимозом" и "парафимозом". А ошибка на этом поприще может привести к не правильному выполнению соответствующих операций на жизненноважном мужском органе. Федоткин устал объяснять ей различия в механизмах возникновения патологии. По началу он, как говорится, тщательно подбирал и сортировал деликатные выражения. Но от того толку не было никакого. Через час неустанной работы языком он психанул и перешел на язык народный: "Ты пойми, красавица, разницу! При фимозе член даже не "залупляется", и в таком мешке накапливается всякая грязь и зараза. Очень просто возникает флегмона крайней плоти!.. А вот при парафимозе член "залупляется", но не может прийти в исходное положение. Тогда возникает ущемление головки члена. Тоже, как ты понимаешь, радость не великая. Итак: в первом случае мы делаем хирургическое обрезание, во втором – лишь надрез, полностью расслабляющий оковы!" Простой язык всегда более доступен! Девушка из народа все быстро поняла и теперь могла переходить к практическим действиям…
Похоже, что у моей дамы сердца не было недопонимания относительно тонкостей оперативного вмешательства ни при фимозе, ни при парафимозе… А Воскресенская, как истый врач-стоматолог, смотрела на прелести Олежека, сравнивая их с анатомией и физиологией нормального "зуба". Ею, видимо, предполагалось и сверление, и бужирование, и пломбирование – только все это она мечтала получить в обратном порядке. Чего греха таить, мы млели под взглядами опытных львиц. Нам только становилось томно и душно – мы молили Бога, чтобы Он быстрее вернул нашим пещеристым телам прежнюю упругость и прочность. Мы алкали у матери-природы восстановления способности к моментальному восторгу и настойчивому движению к Победе Чувств над практикой жизни!.. Мы обещали и клялись, что больше не будем так рисковать – вызывать у себя раннюю импотенцию пагубными алкогольными излишествами!..
Наши женщины бодрили нас взглядом, понукали к возрождению… Я поймал себя на мысли, что было бы неплохо и их обоих затянуть прямо сейчас в ванную: ведь известно, что функция формирует орган! А если объединить функции, то и КПД, по моему не совсем трезвому разумению, должно резко повыситься. Так стоит ли ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача!.. Похоже, что наши дамы держались иных представлений о сексе: в них вдруг проснулся атавизм собственницы. Они почему-то перековались в индивидуалисток до мозга костей, хотя обе имели классическое медицинское образование. С такими дефектами установки ничего нельзя было поделать. Я только заметил, что моя Ирина Яковлевна, будучи врачом-терапевтом все чего-то прикидывает, шевелит губами и шепчет себе под нос какие-то таинственные шифры. Я понял, что она рассчитывает дозу препаратов: ясно, что нас ждет серьезное лечение, нам будут поставлены освежающие капельницы с витаминами, глюкозой и прочей мутатой…
Скоро нас с Олежеком протерли махровыми простынями, переодели в свежие пижамы и развели по разным комнатам. Далее уже на первых же каплях лекарственного вливания я словно провалился – заснул сном праведника!..
Сколько времени длился мой сон не ведаю, но проснулся я глубокой ночью, видимо, не в тот же день, а через несколько суток. Сперва, не оглядываясь, шмыгнул в туалет и быстренько привел себя в порядок. Потом спокойно оценил ситуацию… На моей широкой тахте, тут же под боком посапывала Ирина Яковлевна, завлекающе разбросав чресла по поверхности "траходрома". И я, естественно, не упустил момента!.. Она была отзывчива и нежна, как гусеница перед самой интимной фазой продления рода – перед окукливанием. Мы трудились, не покладая конечностей. Тут только я понял, что рецептура капельницы была составлена мастерски. Помощь, как говорится "извне", возрождала во мне многократные желания и восторги…
За стенкой, в другой комнате шла аналогичная работа: там брал свое от отечественной стоматологии мой друг! Не было слышно голоса неугомонного "бура", но "ахи" и "охи" протискивались сквозь неплотно прикрытую дверь, возбуждая перекрестный аппетит. Порой чувство мужской солидарности смыкало железные объятья: наши ритмы попадали в резонанс. Старое строение отзывалось понимающим нас стоном. Мы не стеснялись своей работы! Наверное, мы гордились бытовым усердием. В чем, собственно говоря, нас можно было обвинить? Мы никого не грабили и не насиловали! Мы выполняли важнейшую государственную программу – вели демографический посев на временно заброшенных землях, на необъятной женской целине. Все напоминало вещие слова: "Я живу на высоте небес и во святилище, и также с сокрушенными и смиренными духом, чтоб оживлять дух смиренных и оживлять сердца сокрушенных" (Книга Исаии 57: 15).
