Эльфийка в ответ лишь угукнула.

Я улыбнулся и достал из кармана вещицу древних. Ангел назвал её ментальным дневником, но ни вещь, ни бластер не тронул, значит, они не запрещённые.

Подумав так, я заложил дневник за ухо. Вдруг призрак снова заговорит.

* * *

Пламя. Справа от меня яростно заревело пламя, охватившее неизвестно откуда взявшееся громадное здание. А ещё Ночь, мрак которой разгонял бушующий огонь, она обрушилась на меня так внезапно, словно солнце задули, как зажигалку.

Жар кусал щеку, словно пытался запечь её до хрустящей корочки, хотелось отвернуться. Оранжевый свет волна за волной штурмовал руины, окружавшие нас. Чёрный жирный дым тянулся к небу взбешённым змеем, решившим укусить низкие тучи.

Я хотел повернуть голову, но не мог, но вскоре она повернулась сама, а затем я увидел руку. Она была моя, но в то же время чужая, потому как не была послушна моей воле.

— Хватит, Коринр! Оставь пилота. Он наверняка уже мёртв! — выкрикнули мои губы чужим голосом. И в то же время я узнал голос — он принадлежал тому призраку, хотевшему что-то мне поведать.

Глаза привыкли к тьме, и я увидел гнома в странных доспехах. Гном стоял на четвереньках, на груди раскуроченного механического великана, и пеной из какого-то баллончика рисовал на стальном нагруднике большой квадрат.

— Отстань, человек, я выколупаю этого недоноска из-под брони и насажу его башку на ближайшую ветку.

Гном соскочил с павшего великана, и в тот же момент пена вспыхнула белым пламенем, словно пожара было мало. В разные стороны хлынул поток искр от горящего железа.

— Коринр! — снова закричал я, — уходим! Сейчас здесь будет десант!

— Бесполезно, Никит! — раздался рядом ещё один голос. — Никто не может ненавидеть Гнома сильнее, чем гном из другого клана! Он сейчас как бешеная собака.

— Да, твою мать! Сейчас здесь десант будет! — взорвался криком тот, в чьей шкуре я сейчас был.

Перед глазами мелькнул здоровенный мужчина в зелёной броне и с большим, похожим на ружьё бластером. Он схватил гнома за шиворот и потащил подальше от обгорелого механического великана.

— И угораздило же нас встрять за один из кланов! Нахрен нам такое бояраниме! — громко ругался я чужим голосом.

Это было похоже на сон, когда ты вроде бы и не ты, и сам себе не хозяин. Сон идёт своим чередом, заставляя тебя быть лишь марионеткой. Даже если это ужасный кошмар, от которого пытаешься сбежать, но не можешь.

А вскоре земля в полусотне шагов от меня вспучилась и лопнула. Из трещины вырвался полированный до серебристого блеска быстровращающийся бур.

— Десант южных кланов! — прокричал здоровяк, а затем мир замер, как фотография. Застыло пламя. Перестал крутиться бур. Превратились в статуи гном и волокущий его человек.

«Срочно зарядите аккумулятор!» — больно резанул слух знакомый женский голос со стальными нотками.

* * *

И наваждение исчезло, словно его и не бывало. Переход от сна к реальности был столь резок, что я не сразу осознал, что меня кто-то трясёт за грудки.

Как сквозь вату просочился взволнованный вопрос Кисы:

— Иван, Иван, что с тобой?

А потом эльфийка залепила мне пощёчину.

— Всё, хватит, — ослабевшим голосом ответил я и попытался отстраниться.

Не получилось. Зато я смог оглядеться. В километре от нас по-прежнему безмятежно стоял гномий городишко. По-прежнему неспешно удалялся обоз коротышек. По-прежнему были день, поле, солнце и редкие облака.

— Что случилось? — тихо спросил я, опустив взгляд на эльфийку.

— Это я хочу знать, что случилось? — протараторила девушка. — Ты замер на месте и бормотал. Что такое бояраниме? Кто такой Коринр?

— Не знаю, — пробормотал я и тряхнул головой, а потом протяжно выдохнул и добавил: — Не знаю, но очень хочу узнать.

Я непослушными руками подхватил поводья Гнедыша и направился к Сосновым Норам.

Глава 5. Гномьи щедроты

Я умостился за столиком в арендованной палатке и ковырялся ложкой в тарелке. Столик был гномий, поэтому очень низкий, и размещаться за ним приходилось, сев на положенную на пол подушку и вытянув ноги. В тарелке была гречка с тушёным кроликом. Дорогой ужин, но после долгой дороги хотелось чего-то хорошего и очень вкусного, а вкуснее кролика, чем у гномов, не бывает. Коротышки вообще помешаны на кролях. Можно найти здоровенные мясные породы, можно мелкие и костлявые, суповые, а также меховые и даже голые кожаные.

После приезда я долго сидел на краю столешницы и молча глядел на зажатый в пальцах дневник мертвеца. Сидел, словно по голове ударенный, под впечатлением от увиденного. Не мог забыть горящий город и гнома, ломающего механического великана.

Долго сидел. И только примерно через час разложил вещи по углам и заказал еду у бродячих и очень шумных торговок с корзинами.

Убранство палатки состояло из сбитых из досок четырёх кроватей с очень низкими ножками, столика, нескольких подушек для сидения, тусклой лампочки под потолком, довольно хорошей печки, жрущей всё, начиная дровами и кончая мазутом, и тяжеленного сейфа. Прямо с потолочной перекладины свисали вешалки.

За матерчатой стенкой палатки шумно фыркнул Гнедыш. Мерин медленно опустился на землю и прислонился к нашему убежищу, отчего ткань угрожающе натянулась.

— Тихо ты, — пробурчал я и хлопнул ладонью по шевелящемуся бугру на стене.

А потом поглядел на эльфийку, которая вяло жевала то же самое блюдо, что и я. Лучи закатного солнца нахально заглядывали сквозь незадёрнутый полог входа, нагревая правый бок моей рубахи и просвечивая сквозь длинные уши Кисы. Можно было различить все жилки и сосудики, а их у эльфов было больше, чем у человека. Очень интересным было то, что при наличии такой длинной конструкции, пригодной для обильного пирсинга, ни разу не видел ни одно дитя Вечного Древа с серьгами или иными украшениями на ушах. Даже не слышал о подобном.

Зато тонкие височные косички они украшали изрядно. Вот и моя спутница, сняв после аренды палатки неказистую шапочку и оглянувшись на вход, принялась заплетать косички и вдевать в них разложенные на толстом льняном полотенце медальончики. Те были маленькие, не больше ногтя, по форме круглые, треугольные и квадратные с отверстиями для шнурков.

Немного посидев с пустым взглядом, она вздохнула, быстро расплела волосы и надела шапку. А украшения убрала в свою сумку.

— Я, наверное, сам схожу на рынок, — пробурчал я и с кряхтением встал.

— Я с тобой, — тут же протараторила девушка, бросив недоеденный ужин и вскочив с серой, набитой соломой подушки.

— Там тебя могут узнать.

— Не хочу оставаться одна.

Я пожал плечами, поднял с тщательно утоптанного и подметённого земляного пола свою сумку, взял небольшую корзинку и пошёл к выходу.

— Тогда не отставай. Гнедыш, ты за старшего.

Конь фыркнул, будто не хотел брать на себя бремя власти, но деваться некуда, мол, так и быть, человек, побуду. За коня не переживал. Гномы хорошо охраняют стоянку, к тому же на шею скакуну прицепили бирку, как в гардеробе, так что без меня коня за пределы гостевого посада не вывести.

Посад был маленький — всего на пять десятков палаток, да и рынок немногим больше.

Через сотню шагов мы оказались на мощёной кирпичом площадке, заставленной сбитыми из дерева торговыми лавками. В это время года народа тоже было немного.

Я вытянул шею, выискивая нужный ряд.

— А, вот оно, — бодро произнёс я и прошёл мимо телеги с большими мешками с зерном.

Здоровенный мужик в джинсах и потёртой жилетке поверх старой рубахи ругался с гномом: