Последнюю фразу я не понял, но уточнять не стал — меня в тот момент интересовало другое.

— Что делать-то?

— А я откуда знаю? — хмыкнул старик. — Это тебе надо в ломбард, я с тобой просто так увязался, от скуки. Можем плюнуть и пойти туда. Только дождемся, когда патруль пройдет, а то уже скоро. Можем повернуться и уйти. Можем еще подождать — выбор, как видишь, широкий.

Ни один из вариантов мне не понравился, но я выбрал последний, о чем и сказал спутнику.

— Хороший выбор. Ну, ты сиди тут, а я пока прогуляюсь. Если что — встречаемся у тебя дома, лады?

С этими словами старик шустро скрылся в переулке. Я уже успел заметить, что когда ему нужно, он двигается очень быстро и очень тихо, так что никаких шансов остановить его у меня не было. Да я и не был уверен, что хочу. Мне до сих пор было не ясно, зачем он ко мне присоединился, и что вообще доминусу Рубио от меня нужно. Конечно, в то, что он предатель и провокатор, мне не верилось. Не после того, как он расстрелял целый отряд чистых. Да и до того у него было достаточно возможностей сдать меня церкви, и ни одной он не воспользовался. А вот помощи от него было много. Не уверен, что мне удалось бы благополучно добраться до города, не будь со мной такого подготовленного спутника. И все-таки я почувствовал облегчение, когда он ушел. Его постоянные подколки и подначки успели здорово надоесть, хоть я и старался не показать виду, что меня они задевают.

Время тянулось, как жвачка, прилепленная невоспитанным юнцом под стул в школе. По патрулю жандармов можно было сверять часы — они появлялись напротив моего убежища каждые пятнадцать минут. Я успел изучить их форму и походку до мелочей, а также шестнадцать раз услышать куски разговоров, в которых в разных вариациях описывались их победы на личном фронте, тяготы службы, а также зловредность язычников и их собственного начальства. И выходило так, что начальство еще могло дать нам фору. Я уже почти плюнул на все мнимые опасности и готов был отправиться в ломбард, все царапины на двери которого я тоже изучил уже лучше, чем собственное лицо, когда кто-то вдруг схватил меня за ногу. Не могу даже подобрать слов, чтобы описать тот ужас, который охватывает лежащего в засаде человека, когда к нему прикасается кто-то неизвестный. Все попытки описать, используя фразы «я чуть не напустил в штаны» и «я чуть не поймал инфаркт» не могут даже близко описать это короткое мгновение, в течение которого кажется, что душа вот-вот оторвется от тела без всяких физиологических причин.

— Тшшш, тихо. Ты чего так напрягся? — знакомым голосом прошептали сзади, и я вдруг ощутил чистое и незамутненное желание убивать.

— Ты меня прикончить решил? — выдавил я из себя, когда смог дышать.

— Не, решил бы убить — уже бы давно справился, — махнул рукой с зажатой в ней газетой старик. — Просто хотел показать, что когда бдишь, за тем, что происходит сзади, тоже следить надо. Эффектно получилось, да?

Я думал, зубы у меня раскрошатся — так сильно я их сжал, чтобы не высказать всего, что хотелось. И сдержался только по одной причине — кое-что меня интересовало гораздо больше, чем издевательства Мануэля.

— Ну чего ты смотришь? Да, газета. Дать почитать? Просто подумал, что зря сидеть, если можно с пользой прогуляться? Информация — она ведь не только у людей. Есть еще периодическая печать. Удобная штука, да?

Газету я молча выхватил из рук спутника, и принялся жадно пожирать глазами текст. Первые полосы были посвящены происходящим в последние дни событиям, и действительно проливали свет на случившееся:

«Бунт неблагонадежных!» — гласил первый заголовок.

«Как известно читателям, третьего Брюмера[21], пятого года от явления бога, парламентом был принят закон о принудительной экстрадиции неблагонадежных граждан и освобождении нечистых гетто от потенциально опасного человеческого элемента. Сейчас, в то время, когда благодаря явлению чистого бога и даруемого им флогистона наступает золотой век, в наших рядах не остается места для замшелых язычников, поклонников ложных богов и им сочувствующих, каковые являются тяжким грузом, гирей на ногах нашего просвещенного общества. Закон был принят единогласно, и уже пятого Брюмера началась экстрадиция. Однако отбросы общества, собранные в гетто, не пожелали подчиниться законным требованиям жандармов и контролирующих их чистых братьев. В результате сразу в нескольких городах возникли спонтанные, неорганизованные бунты. На подавление волнений были направлены отряды жандармов и боевых спир чистых братьев, с указанием жестко пресекать преступные выступления. Большинство очагов бунта было оперативно подавлено, однако жандармы во главе с чистыми братьями по-прежнему остаются в состоянии повышенной боевой готовности. В некоторых городах, особенно, традиционно связанных с добычей угля и прочих ископаемых, бунт был поддержан рабочими заводов и шахт. В республике введен комендантский час, передвижение по улицам в ночное время для благонадежных возможно только по пропускам, в остальных случаях — запрещено. Правительство обращается ко всем законопослушным гражданам: Пожалуйста, сохраняйте спокойствие, соблюдайте требования жандармов и чистых братьев. В противном случае вы можете пострадать! Не оказывайте помощь неблагонадежным — это карается по закону. Все неблагонадежные, подчинившиеся законным требованиям, уже экстрадированы. Если вы видите язычника, значит, он нарушил закон и подлежит очищению. Так же объявлено, что за сообщение о местонахождении поклонников ложных богов положена награда, в случае, если информация подтвердится»

Это была основная статья, в остальной части выпуска было множество подробностей, описывающих зверства повстанцев и успехи доблестных карабинеров. Так же там было сказано о финансовых потерях, в которые вовлекли страну восставшие бывшие граждане. Да так что поневоле возникало желание пойти и удавиться, чтобы не портить жизнь всем приличным людям своим существованием. И ни слова не было сказано, куда именно собирались экстрадировать неблагонадежных.

Рубио на мой вопросительный взгляд только плечами пожал.

— По крайней мере, мы хоть примерно знаем, что произошло. Полностью доверять тому, что написано, нельзя, но теперь хотя бы ясно, почему столько жандармов вокруг. А подробности нам, надеюсь, расскажет твой приятель, благо он, вроде, закрывается.

Доминус Понсе в этот момент как раз открыл дверь, чтобы перевернуть табличку «Открыто» на противоположную сторону. Магазин был, как всегда, хорошо освещен и то, что я увидел, мне очень не понравилось. Носок форменного сапога — всего лишь! Владельца сапога разглядеть было невозможно, он стоял справа, за стеной, но это было и не нужно. Такие сапоги носят солдаты и жандармы. Не только, но в данном случае сомневаться не приходится. В магазине нас ждала засада. Видимо жандармерии все-таки было известно, что доминус Понсе питает слабость к неблагонадежным, и вот таким способом они решили отловить тех, кто еще скрывается.

Я не особенно удивился — не зря же интуиция не давала мне заявиться к владельцу ломбарда все это время. Было бы скорее неприятно, окажись мои предчувствия беспочвенными. Но вот проблему нужно было как-то решать — к кому еще можно обратиться, кроме доминуса Франсиско я не представлял. Сейчас он оденется и отправится домой, через черный ход. Жандармы наверняка будут сопровождать торговца. Можно проследить за ними до квартиры, но кто сказал, что они не останутся с ним и там?

Мне было очень жаль времени, потраченного на напрасное ожидание, но я понимал — встреча с владельцем лавки слишком опасна. Притом, что он может и не знать, куда отправляли людей. Я уже почти решил возвращаться домой, чтобы подумать о своих дальнейших действиях, когда Рубио зашептал:

— В общем так, сейчас он выйдет. Скорее всего один — жандармы будут в отдалении. Я подойду, заведу с ним разговор. Как только увижу шпиков — убегу. Синемундирники рванут за мной, они по-другому не могут. Инстинкт у них охотничий. У тебя будет минут десять, пока не поднимется тревога. Встречаемся у тебя.