Мужчина добрался до окна, швырнул меня в комнату. Я рухнул на пол, задел спиной столик с цветами, и тот с грохотом обрушился, ваза разбилась. Хрустя ботинками по осколкам, хозяин украденной вещи подошел ко мне, наклонился, сгреб за куртку на груди, подтянул ближе к своему лицу и произнес:
— Где он? — В его голосе клокотала неудержимая, бешеная ярость.
Я смотрел в его светло-желтые глаза, полыхающие настоящим безумием, и не мог выдавить из себя ни звука, не мог даже пошевелиться. Как кролик перед удавом.
— Где он?! — повторил мужчина и встряхнул меня так, что клацнули зубы, а затем начал обшаривать мои карманы.
Грубо, резко, и мне показалось, что точно так же он может вывернуть наизнанку и меня самого, обрывая куски ткани и выдирая подкладку.
— Где он, я спрашиваю?!
Он нашел футляр, и я словно в замедленной съемке увидел, как его пальцы сжимают маленький предмет, кулак заносится для удара. Перед глазами мелькнула белая карточка на столе, и я вскрикнул единственное, что можно было сказать:
— Феликс! Пожалуйста!!
Кулак обрушился на мою скулу, хотя должен был сломать мне нос, и боль оказалась не такой сильной, как я ждал. Он сдержал силу удара. Сквозь легкий, оглушенный туман я почувствовал, что Феликс взял меня за отворот куртки, приподнял и снова поволок куда-то. Распахнутое окно приблизилось. «Вот теперь он меня выбросит», — всплыла на удивление спокойная мысль, но внутри все съежилось в ожидании падения и удара. Я дернулся, но, наверное, так слабо, что он этого даже не заметил.
Мужчина задержал шаг, словно раздумывая, затем резко захлопнул открытую створку, заломил мои руки за спину, вытащил из кармана куртки нечто блеснувшее сталью, защелкнул на моих запястьях ледяные браслеты и отпустил. Я снова рухнул на пол, вывернутые плечи свело болью. И мне хватило секунды, чтобы осознать — я пристегнут наручниками к батарее.
Феликс неспешно отошел, давя цветы и осколки вазы, взял стул, вернулся, поставил напротив меня и сел, положив ногу на ногу. Он выглядел успокоившимся. Но я даже предположить не мог — что лучше, его спокойствие или ярость.
Несколько мгновений он рассматривал меня, затем спросил:
— Ну, и кто ты такой?
— Меня зовут Аметист… Мэтт, — выговорил я, стараясь, чтобы мой голос не слишком дрожал.
— Ты знаешь, что тебе очень повезло, Аметист? — Он усмехнулся, и только теперь я смог рассмотреть его лицо.
Обычное, ничем особенным не выделяющееся. Ровный нос, сглаженные скулы, крепкий подбородок, и только светло-желтые глаза, оттененные густыми бровями, казались странными, пугающими.
— Знаю. Спасибо, что не выбросили меня.
— Ты назвал меня по имени, — ответил он, и это прозвучало неожиданно миролюбиво, хоть и насмешливо.
Значит, этого было достаточно? Удивляться я не успевал. Впрочем, как и делать выводы. Скула, по которой он врезал кулаком, болела, на ней наверняка наливался внушительный синяк, глаз заплывал. И что-то подсказывало — один неверный ответ, неверное движение, и Феликс озвереет снова.
— Кто тебя послал ко мне?
— Я не знаю, — ответил я, не отводя взгляда и надеясь, что он посчитает это признаком предельной искренности. — Никогда не видел настоящего заказчика. Мне передали, что нужно сделать, и все.
— У тебя есть вещь, принадлежавшая кому-нибудь из тех, кто велел тебе залезть сюда?
— Отмычка.
— Эта? — Феликс показал мне кусочек металла, перекочевавший из моего кармана в его.
— Да.
— Ты даже не представляешь, к кому забрался. — Мужчина поднялся. — Ладно, мне нужно поспать. А ты сиди тут.
Как будто у меня был выбор.
Феликс подошел, с легким презрением осмотрел меня с ног до головы, затем наклонился, я едва сдержался, чтобы не шарахнуться в сторону, а он подцепил амулет — серебряный крылатый сандалий, висящий у меня на шее, и дернул, обрывая шнурок. Выпрямился и удалился в смежную комнату. Я услышал, как негромко стукнуло стекло о дерево — взял и поставил стакан, затем скрипнула кровать, и больше не раздалось ни звука.
Нервное напряжение постепенно начало отпускать меня, и навалилась усталость. Но я, подождав немного, попытался понять, смогу ли освободиться. Однако через несколько минут убедился, что все бесполезно. Замок открыть нечем, и даже если бы я очень постарался, вырвать батарею не смог бы. Звать на помощь — глупее не придумаешь. Единственное, что оставалось, — принять более удобное положение на полу, в котором вывернутые руки не затекали бы. Я прижался виском к стене, теплый воздух, струящийся от вертикальных трубок, осторожно касался лица, сушил мокрые волосы и одежду.
Из соседней комнаты по-прежнему ничего не было слышно, но до меня долетал очень отдаленный гул лифта, звяканье посуды, голоса за стенами. Отель жил своей обычной жизнью, и никто понятия не имел, что происходит здесь. Хотелось бы знать, что сделает со мной хозяин номера? Отпустит — один из самых невероятных вариантов, вызовет эринеров — странно, что он не сделал этого раньше, и еще остается шанс быть выкинутым из окна.
Я закрыл глаза, продолжая прокручивать в голове версии грядущих событий, но не мог остановиться ни на одной. И, в конце концов, сам не заметил, как уснул.
Мне снилось, как я падаю. Раз за разом срываюсь с карниза на тридцать седьмом этаже и лечу вниз. В ушах свистит ветер, тяжелое тело разрывает собой пустоту и разбивается о камни. Боль, ужас, безысходность. Снова и снова. Все сильнее и сильнее.
Сверху на меня смотрел Феликс, он стоял на краю карниза и следил за тем, как я умираю. На его лице, ставшем вдруг пугающе совершенным, — легкое любопытство, сменяющееся скукой, опять и опять. Желтые глаза светятся, как у совы, темные волосы растрепаны ветром… и кажется, это будет продолжаться вечно… И продолжалось до тех пор, пока меня, вместе со все увеличивающейся болью, не охватил приступ злости. Он заглушил все остальные чувства. И вместо того, чтобы упасть в очередной раз, я схватился за край карниза. Пальцы ощутили ледяную твердость камня. Ярость придала сил, вместо безнадежности вспыхнуло желание вцепиться в горло человека, наблюдающего за моей беспомощностью. Видимо, она отразилась в моем взгляде, потому что Феликс неожиданно подался вперед, в его глазах мелькнуло удивление, потом насмешка, а затем он рассмеялся и отступил. Не подал руку, но и не столкнул меня вниз. И этот смех продолжал звучать в ушах в тот миг, когда я открыл глаза.
— Просыпайся! — Меня встряхнули за плечо, наручники звякнули о батарею.
— Я уже не сплю.
В комнате было светло. Горели все светильники и люстра под потолком. За окном серел рассвет. Дождь прекратился.
Моргая и морщась от яркого света, я повернулся, пытаясь разглядеть хозяина номера.
Он выглядел измотанным, лицо побледнело, глаза утонули в темных тенях усталости, между бровей стали заметны две глубокие морщины. Но, похоже, настроение у него было прекрасным.
— Поздравляю, Аметист, — сказал он весело и швырнул мне на колени отмычку. — Ты умудрился здорово вляпаться. Человек, которого ты никогда не видел, но на которого вынужден был работать, — дэймос. Надеюсь, тебе не надо объяснять, кто это такие?
Я только помотал головой, глядя на кусочек металла. Сколько невероятных историй было сочинено про создателей кошмаров, чтобы пересказывать их ночью шепотом, обмирая от ужаса и восторга. Впрочем, мысли о выдуманных темных героях страшилок смылись воспоминаниями о реальных происшествиях. Друзья, с которыми случались неприятности, переломы на ровном месте, падения с легких крыш, внезапные приступы страха и слабости… Значит, нас всех контролировал дэймос. Но как Феликс понял это?
— Откуда вы знаете, кто он такой?
— Уж поверь, — усмехнулся он, — в этом я не ошибаюсь. Но тебе повезло снова — я разобрался с ним. Тебе больше ничего не угрожает.
— Разобрались с ним… То есть это значит… — Меня на миг обдало жаром, словно батарея нагрелась до температуры вулкана, а затем окатило холодом. — Значит, вы сами… такой же, как он?