— Я сказал вам правду, — отрезал Филдинг. — Трактуйте, как желаете.

— То есть я могу представить себе ситуацию, когда имел бы место сговор — мальчик принес вам работы, вас тронуло его отчание, и, поддавшись порыву, вы открыли портфель, достали работу и подсказали ему, что вписать.

— Послушайте, — сказал Филдинг рассерженно, — зачем вы вмешиваетесь? Какое вам до этого дело?

— Я помочь пытаюсь, Филдинг, — ответил Смайли с внезапным жаром. — Прошу вас верить, что я пытаюсь помочь. В память Адриана. Я не хочу… ненужной боли и горя сверх неизбежного. Хочу прояснить обстановку до прихода Ригби. Вы знаете ведь, что они сняли с Джейни обвинение. Теперь подозревают Роуда, но его, однако, не арестовали. Воздержались от ареста. Ограничились взятием у него дополнительных показаний. Итак, вы видите, какое громадное значение приобретает портфель. Все зависит от одного: кто же в действительности открывал портфель? Неужели вам не ясно? Если это все–таки сам Перкинс дописывал работу, если не вы, а один он открывал портфель, то следствие потребует ответа на очень важный вопрос: как узнали вы о том, что содержалось внутри портфеля?

— Что вы хотите сказать?

— Они ведь вовсе не кретины. Давайте на момент зайдем с другого конца. Предположим, это вы убили Стеллу Роуд, предположим, что у вас была на то причина, страшно веская причина, и что следствие эту причину знает; предположим, что вы, отдав тогда Роуду портфель, тут же кинулись в обгон Роуда — на велосипеде, скажем, — по словам Джейни, дьявола ветер мчал. Если так, то вещей, обнаруженных вами в портфеле, там вовсе и не было. Присутствие их там — ваш вымысел. Когда же позднее стали известны оценки и вы поняли, что Перкинс сплутовал, тогда выдогадались, что он открывал портфель и видел, что там ничего нет, ничего, кроме работ. И это объяснило бы, почему вам пришлось убить мальчика. — Он сделал паузу, взглянул на Филдинга. — И пожалуй, — прибавил он почти с сожалением, — объяснение это звучит убедительней вашего, так ведь?

— А смею ли узнать ту, упомянутую вами причину?

— Возможно, Стелла вас шантажировала. Ей определенно было известно о вашей судимости — о том случае во время войны. Она жила тогда на Севере, отец ее был там судьей, не так ли? Как я понимаю, полиция подняла судебный архив. Именно отец ее и слушал ваше дело. Стелла знала, что вы не обеспечены и нуждаетесь в новой работе, и впилась в вас на мертво. По–видимому, Д'Арси знал о шантаже Стеллы. Она ему сказала. Она ничем не рисковала — о судимости вашей он и так знал с самого начала и ни за что не захотел бы допустить огласки в печати. Стелла понимала это, знала, с кем имеет дело. Вы и сами сказали Д'Арси — не так ли, Фиддинг? Я склонен думать, что сказали. Когда она открылась вам, стала насмехаться и потешаться, вы пошли к Д'Арси и рассказали ему. Он ответил — ну, что он ответил? — посоветовал, возможно, выяснить у нее, чего она от вас хочет. Но она не хотела ничего. Во всяком случае, не денег. Ей было нужно нечто более приятное и лестное для ее извращенной душонки — она хотела над вами владычествовать. Она обожала тайну, конспирацию, назначала вам свидания черт знает где — в лесу, в заброшенных церквах, и непременно ночью. И хотела одного — полного подчинения вашей воли, посвящала вас в свои бредовые интриги, заставляла выслушивать похвальбу, заставляла вас юлить, низкопоклонничать, а затем отпускала до следующего раза. — Он опять поднял глаза на Филдинга. — Таков и может быть ход мыслей следствия. Поэтому нам и необходимо прояснить, кто же открывал портфель. И кто дописывал работу.

И Эльса, и Филдинг глядели теперь на Смайли — она в ужасе, а Филдинг недвижно, бесстрастно.

— Если таков ход их мыслей, — проговорил наконец Филдинг, — то как, по их мнению, мог я знать, что Роуд в тот вечер забудет портфель и вернется за ним?

— Ну, да ведь им известно, что Стелла назначила свидание, ждала вас в тот вечер, после ужина у вас, — сказал Смайли небрежно, словно упоминая о скучной детали, — она, кажется, любила такие хитросплетения.

— Назначила? Откуда это известно?

— Роуд показал, — продолжал Смайли, — что, когда прощались с вами, портфель был у Стеллы — она его в руке держала. А когда пришли домой, портфеля у нее не оказалось; она вспылила, накинулась на мужа. Заставила его вернуться за портфелем. Вывод отсюда вам ясен?

— Кристально, — отозвался Филдинг.

И Смайли услышал, как Эльса прошептала в ужасе: «Джордж!»

— Иными словами, когда Стелла, теша свою злобную на туру, придумала трюк с портфелем, вам увиделся удобный случай убить ее, а вину свалить на мифического бродягу, а не удастся на бродягу, тогда на Роуда — вы подготовили и вторую линию обороны. Предположим, что вы еще до этого замыслили убийство. Задумали скорей всего нагрянуть туда в один из вечеров, когда у Роуда допоздна занятия. Приготовили сапоги, плащ, даже кабель похитили у Роуда из кабинета — все это чтобы навести полицию на ложный след. Но вот Перкинс принес портфель, и какая вам открылась редкая возможность! Стелла требует свидания — вы уговариваетесь, что она оставит портфель для этой цели… Боюсь, что именно таков ход мыслей следствия. Притом они ведь знают, что убил не Роуд.

— Откуда знают? Как могут они это знать? Он же не может доказать свое алиби.

Смайли, казалось, не слышал. Он глядел на бархатные тяжелые шторы окна, беспокойно колышущиеся.

— Что там? Что вы там увидели? — встрепенулся Филдинг, но Смайли не отвечал.

— Знаете, Филдинг, — сказал он наконец, — людская сущность неясна для нас, темна постоянно, тут не выведешь истины, ф о р м у л ы, которая подошла бы к каждому из нас. Ведь среди нас есть и никакие — поразительно текучие, переменчивые, как хамелеоны. Я где–то читал о поэте, который купался в студеных родниках, чтобы контрастом, холодом пробудить самоощущение, подтвердить себе свое существование. Можно бы сказать, что такой пасынок мироздания должен подставлять себя палящему солнцу, чтобы увидеть свою тень и ощутить, что жив.

Фиддинг нетерпеливо отмахнулся.

— Откуда вам известно, что не Роуд виновен?

— Люди этого склада — а и такие водятся, Филдинг, — знаете, в чем их секрет? Они в душе не ощущают ничего — ни радости, ни боли, ни любви, ни ненависти, и своего бесчувствия они стыдятся и страшатся. И от стыда, от этого стыда, Филдинг, бросаются в причуды, в красочные крайности, словно в ледяную воду.

Надо же им как–то ощутить себя, без этого они — ничто. Мир видит в них позеров, сумасбродов, лжецов или, если угодно, сладострастников. А на деле они — живые мертвецы.

— Откуда вам известно, что не Роуд? Откуда? — крикнул Филдинг с гневом в голосе, и Смайли ответил:

— Я скажу вам.

— Если это Роуд убил, то он давно уже спланировал все. Плащ, сапоги, сложный временной расчет, Перкинс и портфель — свидетельства того, что все обдумано задолго до убийства. Конечно, можно бы спросить: если так, то зачем вообще ему было участие Перкинса, почему бы не носить весь день портфель с собой! Но это пусть. Давайте проследим за его действиями. Из гостей он отправляется домой вместе с женой, умышленно забыв портфель. Проводив жену домой, он приходит опять к вам за портфелем. Кстати, оставлять у вас портфель было делом рискованным, (Не говорю уже о том, что естественно было бы Роуду в таком случае хоть запереть этот портфель.) Жена ведь могла бы заметить, уходя, что Роуд не взял портфеля, или вы могли бы напомнить, или мисс Трубоди, но, к счастью для Роуда, никто не заметил. Итак, берет портфель, поспешно возвращается домой, убивает жену, действуя в качестве неизвестного бродяги. Вложив плащ, сапоги и перчатки, увязав посылку, заметя следы, выходит из дому. Воз можно, замечает с тревогой Юродивую Джейни, но все же, выйдя на дорогу, уже в качестве Стэнли Роуда затем возвращается в дом. А пятью минутами позднее он уже в доме у Д'Арси. С этого момента он в течение двух суток находится под непрестанным надзором. Вы, возможно, Филдинг, этого не знали, но полиция нашла орудие убийства — в придорожном кювете, в четырех милях от Северных полей. Нашла по прошествии всего лишь десяти часов, задолго до того, как Роуду могла бы представиться возможность закинуть кабель в тот кювет.