– Ну нет! – воскликнула Сьюзен. – Его хочу взять я.

– Снова–здорово! – усмехнулся Джордж, возведя глаза к потолку.

– Нам незачем из–за этого ссориться, – продолжала Сьюзен. – Столик нужен мне для моего салона красоты. Просто для создания колорита – я поставлю на него большой букет восковых цветов. Цветы найти достаточно легко, а вот зеленые малахитовые столики попадаются не часто.

– Но, дорогая, – возразила Розамунд, – нам нужен этот столик по той же причине – для придания колорита новой постановке. Он как раз относится к нужному периоду – а на него можно поместить восковые цветы или игрушечных колибри. Это будет великолепно смотреться!

– Я тебя понимаю, Розамунд, – сказала Сьюзен. – Но думаю, что мне столик нужнее, чем тебе. На сцене ты можешь использовать бутафорию, а мне для салона необходимы подлинные изделия.

– Как насчет спортивного решения, леди? – осведомился Джордж. – Почему бы не бросить монетку или не разыграть столик в карты? Это вполне бы соответствовало духу времени его изготовления.

Сьюзен улыбнулась.

– Мы с Розамунд поговорим об этом завтра, – ответила она.

Сьюзен, как всегда, казалась абсолютно уверенной в себе. Джордж с любопытством перевел взгляд с ее лица на лицо Розамунд, на котором застыло рассеянное, отсутствующее выражение.

– А вы кого поддержите, тетя Элен? – спросил Джордж. – По–моему, шансы равны. Сьюзен обладает решительностью, а Розамунд – поразительной целеустремленностью.

– Может, не стоит использовать колибри, – задумчиво произнесла Розамунд. – Одну из этих больших китайских ваз можно переделать в красивую лампу с золотым абажуром…

Мисс Гилкрист разразилась умиротворяющей речью:

– Дом полон таких прекрасных вещей! Я уверена, миссис Бэнкс, что зеленый столик будет прекрасно выглядеть в вашем новом салоне. Никогда не видела ничего подобного. Должно быть, он стоит кучу денег.

– Разумеется, его стоимость вычтут из моей доли наследства, – сказала Сьюзен.

– Простите… Я не имела в виду… – смущенно пролепетала мисс Гилкрист.

– Ее можно вычесть из нашей доли, – заметил Майкл. – Вместе со стоимостью восковых цветов.

– Они так великолепно смотрятся на этом столике, – пробормотала мисс Гилкрист. – Поистине эстетическое зрелище…

Но никто не обращал внимания на ее банальности, произносимые, впрочем, с наилучшими намерениями.

– Сьюзен нужен этот столик, – заявил Грег с теми же нервными, пронзительными интонациями.

Последовала неловкая пауза, как будто слова Грега сразу же изменили тональность беседы.

– А что нужно тебе, Джордж? – быстро спросила Элен. – Не считая десертного сервиза.

Джордж усмехнулся, и напряжение ослабло.

– Конечно, стыдно дразнить старика Тимоти, – сказал он. – Но его поведение просто невыносимо. Он так долго все делал по–своему, что это стремление стало патологическим.

– Нужно быть снисходительным к инвалиду, мистер Кроссфилд, – укоризненно заметила мисс Гилкрист.

– Он не инвалид, а обычный старый ипохондрик, – заявил Джордж.

– В самом деле, – подтвердила Сьюзен. – Я не верю, что он болен, а ты, Розамунд?

– Что?

– Ты веришь, что дядя Тимоти болен?

– Нет… не думаю, – рассеянно отозвалась Розамунд. – Прости, я думала, какое освещение лучше подойдет для этого столика.

– Слышите?! – воскликнул Джордж. – Целеустремленность на грани одержимости! Твоя жена опасная женщина, Майкл. Надеюсь, ты это понимаешь.

– Еще как, – мрачно согласился Майкл.

– Битва за столик состоится завтра, – с явным удовольствием провозгласил Джордж. – Противники будут сражаться, соблюдая правила, но решительно. Мы должны выбрать, кого поддерживать. Я буду стоять за Розамунд, которая выглядит мягкой и покладистой, но в действительности отнюдь не такова. Мужья, очевидно, поддержат своих жен. Мисс Гилкрист наверняка примет сторону Сьюзен.

– Право, мистер Кроссфилд, я бы никогда не осмелилась…

– Тетя Элен? – продолжал Джордж, игнорируя бормотание мисс Гилкрист. – Вам принадлежит решающий голос. А, совсем забыл… Мсье Понтарлье?

– Pardon? – Эркюль Пуаро выглядел рассеянным.

Джордж хотел объяснить, в чем дело, но раздумал. Бедняга все равно не понял ни единого слова.

– Просто семейная шутка, – сказал он.

– Да–да, понимаю. – Пуаро вежливо улыбнулся.

– Итак, тетя Элен, ваш голос решающий. На чьей вы стороне?

Элен улыбнулась:

– Возможно, Джордж, столик понадобится мне самой. – Она намеренно переменила тему, обратившись к иностранному гостю: – Боюсь, все это очень скучно для вас, мсье Понтарлье.

– Вовсе нет, мадам. Я считаю привилегией быть допущенным к вашим семейным делам. – Пуаро отвесил поклон. – Я хотел бы сказать… простите, выразить свои сожаления, что этот дом переходит из ваших рук в руки посторонних. Несомненно, это большое горе.

– Мы ни о чем не сожалеем, – заверила его Сьюзен.

– Вы очень любезны, мадам. Для моих пожилых страдальцев это будет прекрасным убежищем. Здесь так мирно и спокойно! Умоляю вас помнить об этом, если когда–нибудь вами овладеют недобрые чувства. Я слышал, что дом хотела приобрести какая–то школа – не обычная, а нечто вроде монастыря, руководимая religieuses… кажется, у вас их называют «монахини». Возможно, вы предпочли бы это?

– Ничуть не бывало, – возразил Джордж.

– Ордена Святого Сердца Девы Марии, – продолжал Пуаро. – К счастью, щедрость неизвестного благотворителя позволила нам предложить более высокую цену. – Он обернулся к мисс Гилкрист: – Кажется, вам не нравятся монахини?

Мисс Гилкрист покраснела и выглядела смущенной.

– Право, мсье Понтарлье, вы не должны думать… Я имею в виду, тут нет ничего личного. Просто я не вижу смысла в том, чтобы отгораживаться от мира таким образом, – по–моему, это не нужно и даже в какой–то мере эгоистично. Я не говорю о тех монахинях, которые преподают или помогают бедным, – уверена, что это самые неэгоистичные женщины в мире и что они приносят много пользы…

– Не могу себе представить, чтобы я захотела стать монахиней, – заметила Сьюзен.

– Выглядят они очень колоритно, – промолвила Розамунд. – Помните, когда в прошлом году возобновили постановку «Чуда», Соня Уэллс смотрелась просто великолепно в костюме монахини.

– Не возьму в толк, – сказал Джордж, – почему Господу должны нравиться средневековые одеяния? Ведь монашки наряжаются именно так. Их платье громоздко, негигиенично и непрактично.

– К тому же оно делает их похожими друг на друга, не так ли? – подхватила мисс Гилкрист. – Конечно, это глупо, но я испугалась, когда жила у миссис Эбернети и туда явилась монахиня собирать пожертвования. Мне почудилось, будто это та же монахиня, которая приходила в коттедж в Литчетт–Сент–Мэри в день дознания по поводу смерти бедной миссис Ланскене. Мне показалось, что она повсюду меня преследует!

– Я думал, монахини ходят за пожертвованиями по двое, – заметил Джордж. – Кажется, на этом построен какой–то детективный роман.

– В тот раз приходила только одна, – отозвалась мисс Гилкрист. – Возможно, теперь им приходится на всем экономить. Как бы то ни было, это оказалась совсем другая монахиня, потому что та собирала деньги на орган для церкви Святого… кажется, Варнавы, а эта – на что–то связанное с детьми.

– Но черты лица у них были похожи? – заинтересованно осведомился Эркюль Пуаро.

Мисс Гилкрист обернулась к нему:

– Пожалуй, да. Та же верхняя губа – как будто там были усы. Думаю, это меня и встревожило – я вообще тогда нервничала и сразу припомнила истории из времен войны о монахинях, которые в действительности были мужчинами – людьми пятой колонны, сброшенными с парашютами. Конечно, потом я поняла, что это глупости.

– Монашеское одеяние – хорошая маскировка, – задумчиво промолвила Сьюзен. – Оно скрывает ноги.

– Все дело в том, – снова заговорил Джордж, – что люди редко смотрят друг на друга внимательно. Поэтому свидетели в суде так часто совершенно по–разному описывают одного и того же человека: высоким и низеньким, худым и толстым, блондином и брюнетом, в темном костюме и в светлом и так далее. Конечно, попадаются и надежные свидетели, но их нелегко определить.