Теперь уже я почти уверился, что это был не Кеннет Реннерт. Кто бы ни задумал эту кампанию, сочиняя рассказы, подбирая себе соучастников и пользуясь удобным случаем, чтобы подбросить рукопись, он был не мямлей, как Реннерт. Будь он чуточку поумнее, то, заподозрив, что Мортимер Ошин является клиентом Вулфа, он продолжал бы выведывать у меня сведения, вместо того чтобы выставить меня за дверь. Он был одним из хора, а никак не солист. Я успел позабыть о нем, пока добрался до аллеи Генри Хадсона.

Улицы Ривердейла были спланированы человеком, не имевшим представления о том, что такое прямая линия. Для приезжего это настоящий лабиринт, но у меня с собой была хорошая карта, и я всего лишь два раза возвращался назад, пока отыскал дом № 68 на Хаддон плейс. Остановившись у обочины, я оглядел дом и лужайку перед ним, клумбы с тюльпанами, высокие деревья. Фундамент дома был каменный, а выше был сложен из темно–коричневых бревен, которые лежали вертикально, а не горизонтально. Очень классно. Я вышел из машины и пошел по дорожке.

Приближаясь к крыльцу, я услышал звуки музыки. Я остановился и навострит уши. Звуки шли не из дома, а откуда–то слева. Я зашагал по траве, обогнул дом, прошел мимо ряда окон, снова повернул за угол и оказался у небольшой террасы. Аудитория, слушавшая музыку, которая доносилась из портативного радиоприемника, стоявшего на стуле, состояла из одного человека — Джейн Огильви. Она лежала с закрытыми глазами на подстилке почти обнаженная. По фотографиям, которые я видел (она была снята одетой), я сделал вывод, что у нее хорошая фигурка. Это подтвердилось. У нее даже были хорошие коленки.

Я не знал, как поступить — ретироваться и затем появиться вновь с какими–нибудь звуковыми эффектами или оставаться на месте и кашлянуть, — как вдруг она раскрыла глаза и повернула голову. Она искоса разглядывала меня в течение нескольких секунд и затем заговорила:

— Я почувствовала, что кто–то пришел. Неосознанное ощущение чьего–то присутствия. Надеюсь, что вы реальность?

Когда Вулф исключил ее из списка на основе ее показаний в суде и трех стихотворений, которые она там прочла, я еще сомневался, но несколько слов, произнесенных ею, убедили меня в том, что шеф прав.

— Ничего не говорите, — продолжала она, — даже если вы реальность. Вы ничего не можете сказать такого, что было бы равнозначно моменту, когда я ощутила ваше присутствие. Вы можете подумать, что я услышала ваше приближение, но я ничего не слышала. Мои уши были полны музыки, я вся была полна ею, но вдруг ощутила вас. Если бы был канун Святой Агнессы, но нет… И я не голодна и не в постели… Ах, неужели имя ваше Порфиро? Да? Нет, не отвечайте. Приблизьтесь!

Я был целиком и полностью согласен с ее предложением, но ничего не мог произнести, что соответствовало бы ситуации. Кроме того, мое имя было не Порфиро. Но я не хотел повернуться и безмолвно уйти, поэтому я подошел к клумбе, сорвал красную розу, прижал ее к губам, бросил ей и затем удалился.

Из ближайшей аптеки я позвонил в Кармел Алисе Портер, но мне снова никто не ответил. Делать больше мне было нечего. Я понимал, что Вулф поручил мне познакомиться со всем квартетом только из желания отделаться от меня; он знал, что если я останусь дома, то не отвяжусь от него или просто буду смотреть на него с укоризной. Поэтому я набрал другой номер, мне ответили, я высказал предложение относительно того, как провести следующие восемь или девять часов, и мое предложение было принято. Затем я набрал номер, который знал лучше всех других, и сказал Фрицу, что не вернусь домой к обеду.

Было уже далеко за полночь, когда я поднялся на крыльцо старого каменного особняка на Тридцать пятой Западной улице и отпер дверь своим ключом. На моем столе не было оставлено никакой записки. Я черкнул Фрицу, чтобы он не ждал меня к завтраку раньше десяти часов. Я всегда сплю свои восемь часов, и если Вулф вдруг выйдет ночью из своего состояния, он будет знать, где меня искать.

В пятницу утром, когда я спустился к завтраку, со мной был уложенный чемодан. Без четверти одиннадцать, захватив чашку кофе в кабинет, я позвонил по внутреннему телефону в оранжерею.

— Да? — послышался голос Вулфа.

— Доброе утро, — радостно произнес я. — Вы помните, что меня пригласили провести уик–энд у друзей?

— Да.

— Может быть, мне отказаться?

— Нет.

— Тогда я хочу кое–что предложить. Вчера я повидал трех из них — Джекобса, Реннерта и мисс Огильви. Не видел только Алису Портер. Она не отвечает на звонки. Как вы знаете, дача мисс Роуэн, куда я еду, находится неподалеку от Коэтона, а это всего в получасе езды от Кармела. Мисс Роуэн ждет меня к шести часам. Если я поеду сейчас, то успею заехать в Кармел к мисс Портер.

— Что–нибудь важное в сегодняшней почте?

— Ничего, что не могло бы обождать.

— Тогда поезжай.

— Хорошо. Я вернусь в воскресенье вечером. Хотите послушать отчет о моих встречах с этими тремя?

— Нет. Если бы было что–нибудь интересное, ты бы уже сказал.

— Конечно. Номер телефона мисс Роуэн я оставлю у вас на столе. Я передам ей ваш привет. Не переутомляйтесь.

Он повесил трубку. Жирный боров! Я написал на бумажке номер телефона, положил ему на стол, зашел на кухню попрощаться с Фрицем, взял чемодан и был таков.

На Вестсайдском шоссе двадцать четыре часа в сутки оживленное движение, но за пределами города машин стало меньше, и после Хоуторн Сэркл я поехал довольно быстро. Съехав у Кротон фолз с дороги № 22 и покружив по перелескам мимо озер и речек, и остановился на часок в «Зеленом заборе», знакомом мне заведении, где женщина с двойным подбородком жарит цыплят так, как умела их жарить только моя тетка Марджи в Охайо. Фриц вообще не жарит цыплят — не признает. В два часа я вновь сел за руль. Мне оставалось проехать всего несколько миль.

Звонить Алисе Портер было незачем, раз я был уже там, но мне чуть не пришлось это сделать, чтобы выяснить в конце концов, как проехать к ее дому. Полицейский на Мейн–стрит и слыхом не слыхивал ни о какой Алисе Портер. Аптекарь слыхал, изредка он готовил ей по рецептам лекарства, но не знал, где она живет. Человек на заправочной станции считал, что к ней надо ехать по дороге на Кент Клиффс, но не был в этом уверен. Он посоветовал мне справиться у Джимми Мерфи, таксиста. Джимми тут же все объяснил: полторы мили на запад по дороге № 301, затем направо одну милю, опять направо по проселку с полмили, и я увижу по правой стороне ящик для писем.

Все оказалось именно так. Последние полмили в гору по извилистой, покрытой грязью узкой дороге. Ящик для писем висел в начале еще более узкого проулка, у провала в кирпичной стене, служащего, по–видимому, воротами, следов которых я нигде не обнаружил. Я повернул и с трудом проехал по корневищам до небольшого одноэтажного домика, выкрашенного голубой краской. Когда я вылез из машины, захлопнув за собой дверцу, откуда ни возьмись появилась маленькая двухцветная дворняжка и принялась облаивать меня. Однако любопытство вынудило ее приблизиться. Я нагнулся, пощекотал песика за ушами, и мы подружились. Он отправился со мной, помог постучать в дверь и, когда никто не отозвался, так же растерялся, как и я.

За годы, которые я обучался профессии детектива, я пришел к одному заключению: собак нужно кормить. Поблизости не было других домов, никаких соседей, которые могли бы кормить пса Алисы Портер. Следовательно, она должна была вернуться. Детектив высшего класса, такой, например, как Ниро Вулф, мог бы даже определить точное время ее возвращения, обследовав у собаки зубы и ощупав брюхо, но я не принадлежу к подобной элите. Я осмотрел участок — четыре молодых деревца и полдюжины кустов, разбросанных там и сям безо всякого порядка, и прошел за дом. Там был разбит небольшой аккуратный огородик, тщательно выполотый. Я выдернул несколько редисок и съел. Затем отправился к машине, достал из чемодана книгу, не помню какую именно, но только не «Мотылек, который питался земляными орехами», сел в один из двух шезлонгов, стоявших в саду, и принялся за чтение. Собачонка свернулась у моих ног и задремала.