Вот и все: я просто пишу комменты. А мой зять откуда-то из недр свой немереной квартиры в 16-м округе Парижа ищет новые пути развития.

Я знаю, на самом деле это была плохая идея. Уж лучше бы дописала (хотя бы начала) свою дипломную работу «От Вильгельмины королевы Нидерландов до Поля Жуани, история и концепция караванов акварелистов и прочих колесных средств для живописи на пленэре» (круто, да?) или бы подумала о своем будущем, о собственной заднице и пенсионных баллах, но, увы, я уже разуверилась по ходу и живу как придется, одним моментом.

Потому что все подстроено… Потому что это всего лишь комменты… Потому что полюса тают, банкиры наконец защищены от убытков, крестьяне вешаются в своих амбарах, а скамейки в общественных местах теперь разделяют перегородками, чтобы на них не устраивались бездомные… И что же, на самом деле? Неужели же я стану заморачиваться, расставляя свои ловушки в таком мире?

Чтобы не думать об этом, я участвую в мелких махинациях моего зятька и Ларри Пейджа:[7] лгу днями напролет и ночами напролет танцую.

Ну, в общем… Раньше танцевала. А теперь потуже затягиваю поясок и брожу в лунном свете в ожидании парня, который даже не знает, что я его жду.

Вот уж действительно, полный бред.

Видно, я совсем чокнутая, остро нуждающаяся, хрупкая, раз докатилась до такого.

Полин и Жюли Д. – сестры-близняшки, с которыми я снимаю квартиру площадью 110 кв. м. на улице Дамремон. Одна из них работает в банке, другая в страховой компании. Мои с ними отношения – чистый рок-н-ролл. Между нами нет ничего общего – именно в этом и заключается секрет гармоничности нашего совместного существования: я бываю дома, когда их там нет, а когда приходят они, там уже нет меня.

Они ведут счета, я получаю их посылки (всякие глупости из интернет-магазинов), хожу за круассанами, а они выносят помойку.

Это великолепно.

На мой взгляд, они обе дурочки, но я рада-радехонька, что на своем кастинге они выбрали именно меня. Они провели целый ряд собеседований из серии «в поисках новой соседки, практически безупречной» (о боже…) (как грандиозно…) (еще один незабываемый эпизод моей сумасшедшей юности…) и выбрали меня. Хотя я так никогда и не смогла понять почему. В то время я работала сотрудником, да что я говорю, каким там сотрудником, просто смотрителем! дежурной! в музее Мармоттан,[8] так что думаю, папаша Моне добавил мне баллов: юная девушка, чистенькая-опрятненькая, которая проводит столько времени среди знаменитых «Кувшинок», по определению не может быть непорядочной.

В общем, как я уже говорила, обе они дурочки.

Париж для них представляет собой лишь обязательную строчку в резюме. Жить им в Париже не нравится, и обе они только о том и мечтают, как бы поскорее вернуться в свой родной Рубэ, где у них остались и папа, и мама, и их жирный кот Папуй, и куда они сваливают при первой же возможности.

Я с удовольствием пользуюсь выпавшей на мою долю удачей (суперквартира в моем единоличном пользовании по выходным с целой стопкой аккуратно сложенных под раковиной салфеток из микрофибры, которыми так удобно вытирать блевотину моих друзей), пока сестрички не решились окончательно покинуть Париж.

То есть я пользовалась. Но сейчас я… уже в этом совсем не уверена. Мне кажется, мне становится все сложнее их выносить… (Приходя домой, они натягивают на ноги тапочки «Изотонер» и слушают за завтраком радио «Шант Франс», порой это нелегко), но на самом деле проблема во мне, и я это четко осознаю. Они обе всегда предельно любезны и даже делают звук потише, когда я витаю в ароматах их утреннего кофе с цикорием. Мне не в чем их упрекнуть.

Да, это именно я и только я виновата в своем состоянии. Вот уже почти три месяца, как я не наслаждаюсь жизнью, никуда не хожу, не пью алкоголь, не…

Не чувствую себя хорошо.

Три месяца тому назад в квартире еще шел ремонт.

Она досталась нам не в самом лучшем виде, и Полин (наиболее ушлая из сестер) убедила хозяина доверить нам ее ремонт в счет погашения арендной платы в размере суммы окончательной стоимости проведенных работ. (Та еще фразочка, авторство не мое – уверяю вас!) Сестрички радовались как дети, купили себе рабочие комбинезоны, начертили планы, перелистали горы каталогов, запросили массу смет, обсуждали их вечерами напролет, прихлебывая свои травяные чаи. Я тогда даже задумалась, не ошиблись ли они в выборе профессии.

Вся эта суета меня раздражала. Мне нужен был покой, поэтому я не появлялась дома, перебравшись варганить тексты в улей к своему зятьку в компанию ко всем этим его милым айтишникам последнего поколения, ладно, надо признать, у нас действительно были проблемы с проводкой (стоило только включить плиту, как мой комп начинал моргать), со стен облезала краска, а в ванной было не развернуться (приходилось все время перешагивать через старое биде). И поскольку сама я ремонтом не занималась, то когда девочки предложили мне просто заплатить свою часть, причем лучше наличными, – тогда нам еще и НДС (как минимум!) вернут и мсье Карвальо (избранный строитель, изворотливый и очень занятой) нас отблагодарит, – я не заставила себя просить.

Да, с этой точки зрения, я же не дикая.

Почему я об этом вспомнила? Потому что, если бы не вкрадчивый шантаж мсье, «измученного» всеми этими его социальными выплатами, если бы не стремительный рост НДС в строительстве и если бы все мы не были в этом виноваты, абсолютно все – и девочки, и мальчики – а прежде всего он, – то я бы сейчас не торчала в этом депрессивном квартале в ожидании собственного конца.

Рассказываю:

Это было в кафе около Триумфальной арки. Я сидела в глубине зала, слева от стойки бара. Я не читала, не беспокоилась, не проверяла свой мобильник, я ждала Жюли.

Мою соседку по квартире, ту, что работает в банке, в BNP (сама она всегда уточняет: BNP Paribas), и все у нас считает, записывает расходы, делит на всех (квартплата, коммунальные платежи, подарки консьержке, счета, чаевые, моющие средства, календарь с пожарными, туалетная бумага, гель для душа, коврик для ванной и прочее в том же духе, еще более невообразимое).

Мы договорились встретиться с ней во второй половине дня, ближе к вечеру, в каком-нибудь баре рядом с ее работой.

Меня немного злило, что ради ее прекрасных глаз мне пришлось тащиться через весь Париж, но я знала, что ей еще потом надо успеть на поезд, к тому же все-таки я… уф… в нашей компании наименее усердная.

Жюли должна была мне передать деньги за себя и сестру для нашего любимого мошенника строителя, с которым я собиралась встретиться утром следующего дня, в общем, довольно пухлый конверт, или десять тысяч евро наличными.

Да уж… Ни хухры-мухры… Как в Версале.

Я воспользовалась свободным временем и прошлась по магазинам – в то время я была еще самой заурядной миниатюрной брюнеткой: глупой, игривой пустышкой и транжирой – и, поджидая Жюли, я не сводила глаз с кучи пакетов, лежавших подле меня на молескиновой банкетке, полных всяких штучек, аксессуаров, косметики и прочих ненужных пар обуви.

Я изучила километры витрин и теперь потягивала свой мохито, оправляясь от пережитого.

Я чувствовала себя разбитой, поверженной, раскаивающейся и абсолютно счастливой.

Девочки поймут.

Жюли появилась ровнехонько, как договаривались, минута в минуту, в своем сером мышином костюмчике. У нее не было времени со мной выпить, хотя, так и быть, она согласилась – ну разве что бутылочку минеральной воды. Она дождалась, пока официант уйдет, недоверчиво огляделась по сторонам, в конце концов извлекла из своего портфеля пухлый конверт и протянула его мне со страдальческим видом, как любой банкир, вынужденный вам выдать немного денег.