Защищая рукой глаза от солнца, я смотрю на огромные красные и белые полоски сооружения, возвышающегося над океаном, и Люси делает тоже самое, пока я рассказываю ей немного из истории.

— Раньше давным-давно смотритель маяка жил внутри и следил, чтобы всегда горел маяк для рыболовецких судов, тогда были еще масляные лампы и использовался часовой механизм. Можешь себе это представить? Жить здесь в полном одиночестве внутри этого маяка, день за днем, год за годом, и никто не осуждает и не говорит, что тебе делать или не лезет к тебе? Его единственная работа заключалась в том, чтобы все время маяк светился, и лодки безопасно могли вернуться домой к своим семьям, — говорю я с тоской, засовывая руки в передние карманы джинсов, и смотря куда-то вдаль, наблюдая за гребнем волны, поднимающейся в нескольких милях от берега.

— Теперь все автоматизировано и компьютер запускает свет маяка, и ни у кого не возникает желания подняться сюда, если только что-то ломается тогда приезжают специалисты. Только мне и моему деду, нравится находится здесь, среди этой красоты в полном одиночестве, смотреть на океан, воображая, что мы двое, оставшихся людей в мире. Сейчас здесь лучше, чем ночью, когда все кажется вокруг черным, как смоль, и ты думаешь, будто стоишь на краю мира. Такое чувство, будто ты сделаешь один шаг в сторону, и просто грохнешь вниз, в никуда, в пустоту и исчезнешь навсегда. Иногда, исчезнуть, кажется лучшей идеей в мире.

Я смотрю на бесконечный океан, и удивляюсь сам себе, потому что не чувствую никакого смущения, что рассказал Люси свои мысли и ощущения, которых я никогда никому не говорил. Солнце светит мне в лицо, и я ощущаю полный покой, находясь в этом месте, со стоящей рядом со мной Люси. Она не задает мне тысячу вопросов и не чувствует необходимости хоть как-то заполнить воцарившееся молчание бесполезными разговорами. Она выслушала все, что я сказал и наслаждается тишиной. Я знаю, что когда она смотрит на меня, то видит дерзкого, популярного парня, с которым каждый хочет быть, и это из-за моих денег, а не из-за того, кто я есть сам по себе. В городе я должен держать себя более уравновешенным и лощенным, если можно так выразиться, потому что я сын самого богатого человека на острове, но здесь с другой стороны острова, где меня никто не видит, я могу просто побыть самим собой. И с Люси я могу быть самим собой — провинциальным мальчишкой, который по-настоящему любит это место, в котором живет, но мечтает о чем-то большем и лучшем.

Я слышу ее шаги по гравию и вдруг, ее маленькая, теплая ручка сжимает мою. Она переплетает свои пальцы с моими, сжимая мою руку, пока мы оба молча стоим, уставившись на океан.

И прямо в этот момент я начинаю понимать, что встреча с Люси это моя самая большая и лучшая вещь, случившаяся со мной.

Люси

Сегодняшний день

Прошла неделя с тех пор, как я направилась в дом Трипа, и Фишер поцеловал меня в подвале. Ладно, хорошо, я была тоже равноправным участником этого поцелуя, но я пытаюсь заблокировать ту часть мозга, которая мне постоянно напоминает об этом, особенно после того, как Стэнфорд и я провели действительно замечательную неделю вместе. Мне даже удалось убедить его не показываться в городе, оставаясь здесь, в гостинице, не желая нарваться на Фишера. В мои планы входило все же установить, как можно дальнюю дистанцию между нами, извлечь Фишера из моей головы, чтобы я смогла полностью сосредоточиться на Стэнфорде.

Но он засел так глубоко, что ничего не помогало.

Отсутствие Фишера не только не способствовало успокоению моего сердца, а наоборот усиливало мое либидо, которое уже начинало зашкаливать, вызывая чувство вины, сводившее меня с ума. Один день путешествовать своим языком по горлу своего бывшего мужа, а на следующий день уже целоваться с другим мужчиной, с которым встречаюсь, все это заставляет меня ощущать себя, какой-то потасканной шлюхой, в чем собственно и обвинял меня отец Фишера. Я целую Стэнфорда, до сих пор чувствуя вкус другого мужчины на своих губах, того, кто заставляет мою кровь пульсировать в венах, и сходить с ума причем множеством способов.

— Что тебя беспокоит?

Стоя на коленях в одном из номеров в ванной комнате, и оттирая ее, я бросаю взгляд через плечо, Элли стоит, облокотившись на дверной проем.

— Ничего меня не беспокоит, — лгу я, возвращаясь к своему занятию.

— Ты начинаешь драить туалеты, когда злишься или чем-то расстроена, так выкладывай.

Я продолжаю драить, прикладывая немного больше усилий, и дую на прядь волос, упавшую на глаза из моего хвоста.

— Нечего выкладывать. Эти туалеты были отвратительные и поскольку гости все на пляже, я решила воспользоваться моментом и начать уборку, поэтому тебе не придется делать это, когда ты закончишь с готовкой ланча.

Она смеется, делает шаг ко мне, выхватывает тряпку прямо из моей руки, трясет ею передо мной.

— Ба, да ты просто решила не с того, не с сего использовать одну из старых футболок Фишера для чистки унитазов. Футболку, которую черт побери я неплохо знаю, мне кажется именно ее ты надевала в постель по крайней мере неделю назад точно, — размышляет она.

После этой фразы я вырываю футболку из ее рук и раздраженно возвращаюсь к своей работе. Черт побери, я действительно любила эту футболку. Это была одна из старых футболок Фишера еще из тренировочного лагеря, серая спереди написано черными буквами «Морпех». Буквы поблекли после долгих лет стирки, поэтому их едва можно прочитать, и материал стал настолько тонким, что я боялась, еще одно машинное отжимание и он расползется по ниточкам, но я до сих пор люблю эту футболку. Она доходит мне до середины бедра и представляет из себя самую лучшую ночную рубашку. В ней также легче думалось о Фишере, мечталось о Фишере, но пришло время это все остановить.

Я слышу звук похожий на сдавленные потуги к рвоте, потом легкое покашливание, оборачиваюсь и вижу Элли в пол оборота отвернувшуюся от меня, стоящую зажав рот рукой.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, вставая с пола и направляясь в ее сторону.

Она отмахивается свободной рукой, прогоняя меня прочь.

— Я в порядке, в порядке. Эта футболка действительно теперь воняет, как туалет и.... уууххх, туалет. Я дотронулась до нее и теперь чувствую этот запах повсюду.

Я понятия не имею, о чем она говорит. Я не чувствую ничего, кроме отбеливателя, который использую. Она выбегает из ванной в коридор, и делает пару глубоких вдохов.

— Знаешь, ты ведешь себя как-то странно в последнее время. Какого черта с тобой происходит? — спрашиваю я ее подозрительно, она сгибается, упираясь руками в колени, и глубоко дышит.

Я чувствую себя слегка виноватой, что за последнее время мы мало разговаривали. Я была занята гостиницей и Стэнфордом, пытаясь избегать Фишера, а она была занята с... С кем черт побери она была занята? Я знаю, что она здесь работает — убирает номера и закупает продукты, а вкусные запахи, постоянно доносившиеся из кухни — доказательство всего этого, но чем еще она занимается, потому что это первый раз, когда я увидела ее на недели? Элли и я видим друг друга каждый день, даже когда мы обе заняты.

Она, наконец, отходит в сторону и качает головой.

— Нет, сейчас мы говорим не обо мне. Со мной ничего такого не происходит, о чем стоило бы поговорить, как раз ОЧЕНЬ МНОГОЕ происходит с тобой. Люси, твой бывший муж и любовь всей твоей жизни вернулся назад чуть больше трех недель на остров, и я не могу не заметить, что ты стала больше внимания уделять Стэнфорду. Так, что случилось? Ты стала вести себя так, чтобы показать всем, что вы двое счастливы вместе, но я слишком хорошо знаю тебя. Я знаю, что это тяжело для тебя, видеть его снова спустя столько времени. Ты не должна ломать передо мной комедию. Ты же знаешь, что можешь рассказать мне все.

Прижавшись спиной к стене в коридоре, я закрываю глаза и упираюсь головой в стену.

— Хреново. Это очень, очень хреново, — шепчу я.