Прошлую неделю я занялась тем, что желто-оранжевые бархатцы на клумбе меняла на красные, белые и синии петунии, я позаимствовала печатающий пресс на футболках из сувенирного магазина в городе и сделала пару сотен футболок с надписью «Butler House Inn» на продажу для моего стола, стоящего на главной улице перед парадом, и организовала пикник для гостей гостиницы, заказать который они могут, заполнив форму. Я спланировала меню таким образом, что постояльцы могут выбрать кучу всего, забрав это с собой, упакованным в корзину, прямо из кухни, Четвертого, и смогут это съесть в любом месте, бродя по острову и получая удовольствие. Каждому гостю будет предложено все, что он закажет.

Сказать, что я делала все, чтобы занять себя полностью на последнюю неделю, это слишком мягко сказано. В моей голове и сердце проносилось такое количество смешанных эмоций, что я решительно рассматриваю возможность переезда к «Barney’s», чтобы остаться там и пить всю оставшуюся жизнь. Я долго ворочалась в постели каждую ночь, после того инцидента с Фишером, который произошел в темном переулке, и свою досаду мне трудно было сдерживать внутри. Одна часть меня чувствовала себя виноватой, что я позволила ему так далеко зайти, другая же — умоляла, чтобы это повторилось, но я знаю, что это невозможно. Он скрылся от меня, я не видела его с тех пор, он только оставил несколько страниц журнала-дневника в моем почтовом ящике. Я понимаю, что таким образом, он хочет извиниться еще раз за то, что произошло на прошлой неделе, и эти страницы разрывали меня изнутри, читая его слова и вспоминая, как мы оба были полны надежд на наше совместное будущее.

И от этого я чувствовала себя еще больше виноватой, потому что оставила свои мечты с Фишером, даже по сравнению с тем, что я делаю со Стэнфордом. Даже если я никогда больше не смогу поговорить с Фишером, мне нужно закончить дела со Стэнфордом. Он будет находиться на бесконечных совещаниях на материке всю неделю, поэтому по крайней мере, мне нет необходимости придумывать отговорки, избегая встреч с ним, чтобы он не увидел клеймо, оставленное зубами Фишера на моей шее. Неосознанно я дотрагиваюсь и потираю кончиками пальцев место, где его зубы видно не настолько явно, и мой пульс ускоряется, когда я вспоминаю его прикосновения, и как зубы кусают мою чувствительную кожу.

Убрав руку, я закрываю глаза и вздыхаю, понимая, что поступаю несправедливо по отношению к самой себе и Стэнфорду, продолжая с ним отношения, между нами нет и не будет никакого будущего. У меня в сердце есть только одно место для единственного мужчины, и это всегда будет Фишер, который прекрасно вписывается в это пространство.

Я просто даже не осознавала, насколько сильно я скучала по его прикосновениям, пока не почувствовала, как его рука впервые за столько времени заскользила по внутренней стороне моего бедра. Мне следовало напомнить нам обоим, что у меня есть парень и оттолкнуть его, но я не в состоянии была это сделать. Я хотела чувствовать его руки на себе, так хотела почувствовать его пальцы внутри себя, намного сильнее, чем мой следующий вздох, сильнее, чем хранить верность Стэнфорду, сильнее, чем я хотела быть сильной и рациональной. Я ненавижу то, что он до сих пор все еще имеет такую власть надо мной, с ним я забываю все, когда чувствую его тело рядом и учащенное дыхание на своем ухе, его руки, доводящие меня до оргазма. Это было настолько чувственно, и так сложно, и в тоже время просто... идеально. Почему Фишер не увидел, как сильно я хотела этого? Почему он не заметил, что я наслаждалась каждой минутой его возбуждения? Я понимаю, что он потерял контроль над собой из-за ревности по отношению к Стэнфорду, с которым я целовалась на улице, и мне больно думать, что возможно на самом деле он не хотел меня так сильно, как я, а просто желал наказать за то, что я была с другим мужчиной. За последний год, я стала сильнее, самостоятельнее и, наконец, выяснила, кто я есть и, буквально за какие-то несколько минут в темном переулке Фишер свел все это на нет. Он заставляет меня испытывать потребность в нем, он заставляет хотеть его, и всем этим он делает меня слабой.

— Ох, дорогая, это выглядит красиво!

Обернувшись, я улыбаюсь своим родителям, появившимся позади меня, и оглядывающим фасад гостиницы.

Я направляюсь к ним, обнимая и каждого из них целуя в щеку. Мой отец чуть крепче сжимает меня в своих объятьях, чем обычно, отстраняется и убирает волосы с моего лица.

— Ты выглядишь усталой. Ты хотя бы спишь? И ты слишком похудела. Когда ты в последний раз ела?

Я смеюсь из-за его беспокойства, потому в этом он ужасно напоминает Трипа, и освобождаюсь из его рук.

— Папа, я в порядке. Просто занята гостиницей, ты же знаешь, как это обычно происходит летом.

Он смотрит виновато, и я еще раз целую его в щеку, пытаясь этим успокоить, потому что он уж точно не должен чувствовать себя виноватым. Когда мне исполнился двадцать один год, и я увидела сколько усилий прикладывают мои престарелые родители на содержание и обслуживание клиентов, я вмешалась и убедила их постепенно принять решение уйти на пенсию и наслаждаться островом, сняв с себя груз руководства гостиницей. Мне потребовались месяцы, что бы я медленно приняла и вникла во все вопросы, которыми предстояло заниматься. В конце концов, они поняли, что я могу руководить гостиницей и что у меня есть определенные идеи по ее улучшению. Они видели с какой радостью я работала здесь и взяла в управление многие вещи, и главное видели результат моих действий, поэтому неохотно согласились отойти от управления, переведя гостиницу на мое имя. Я уверена, что они знают насколько сильно я борюсь за это место, несмотря на то, что я многое им не рассказываю, и каждый раз, когда они приходят сюда, на их лицах отражается лишь одно – они хотели бы мне больше помогать. Всегда наши разговоры, когда они появляются здесь, сводятся к моим убеждениям, что мне не нужна их помощь, и им не стоит беспокоиться, о том, что у них не остается лишних денег от пенсии, которые они могли бы давать мне для уплаты кредита. Когда я еще училась в средней школе, и им пришлось принять бразды правления гостиницей от своих родителей, возникла необходимость очень многое отремонтировать в старом здании, и это фактически полностью уничтожило все их сбережения. Хотя, если бы у них были какие-нибудь деньги, которые они собирались отдать мне, я бы никогда их не приняла. Это было мое решение руководить гостиницей и это полностью моя ответственность.

— Трип там? Мне нужно попросить его взглянуть на протекающий кран на кухне? — спрашивает папа, оглядываясь по сторонам.

— Он наверху, в номере «Marblehead», устанавливает новую ручку на дверь ванной, — поясняю я.

Отец похлопывает меня по плечу, прежде чем начинает подниматься по лестнице.

— У тебя не найдется несколько минут для общения со старой матерью? У меня такое чувство — будто мы не общались несколько лет, — говорит мама с улыбкой.

Взявшись за руки, мы направляемся через передний двор, огибаем гостиницу и выходим на веранду. Она садится в одно из кресел-качалок, пока я подхожу к столику и наливаю для каждой из нас стакан свежего, сладкого чая со льдом из двухлитрового кувшина, который я наполняю два раза в день.

Протягивая ей стакан, я занимаю место рядом и начинаю медленно потягивать свой чай со льдом.

— Ты добавила свежей мяты в этот раз? — спрашивает она.

— Да, — отвечаю я.

— Ммм, вкусно.

Проходит несколько минут в тишине, прежде чем она спрашивает:

— Это какие-то новые пляжные зонты там? Я не припомню, чтобы они были желтыми и белыми в полоску.

Она указывает своим бокалом на зонтики, которые мы втыкаем в песок каждое утро для наших гостей.

— Э, нет. Это те же самые, что мы использовали в течение нескольких лет.

— Хммм, — рассеянно говорит она, делая маленький глоток своего чая.

— Давай, мам.

Она ставит свой бокал на стол между нами и поворачивается ко мне лицом.

— Что, так заметно?