— Тереза! — взревел Мурлык. — Тере-е-е-е-е-еза! На помощь! На по-о-омощь! На по-о-о-о-о-омощь!

Он со страхом поднял глаза наверх, и через минуту из дырки в потолке показалась Терезина мордочка.

— В чем дело, крошка? — спросила она с довольным видом.

— Меня отравили! — всхлипнул кот. — Ты была права! В ушах уже шумит. Что делать? Неужели помру? Ведь я еще такой молодой!

— Против крысиного яда есть средство! — заорала Тереза, стараясь перекричать ужасный шум в амбаре. — Верное средство! Тебе надо напиться речной воды в соседней деревне. Если побежишь бегом, то часа за два поспеешь. Торопись, не то будет поздно! Вон окошко открыто!

Мышь едва успела договорить, как Мурлык рванулся к окну, спрыгнул на улицу и помчался из города, как ошалелый. Кот поверил, что его отравили крысиным ядом, и побежал на реку спасаться.

И чуть только он выскочил из амбара, как отовсюду: из дырок, из мешков, из щелей между досками — с хохотом, улюлюканьем, прыгая и кувыркаясь от радости, повылезали сорок шесть дам, тридцать семь кавалеров и семнадцать подростков. А там и сама Мышь Тереза спустилась с чердака и через сени прошествовала в амбар. Ее встретили такими бурными лапоплесканиями, что стены задрожали.

— Ты гений! — воскрикнул главный советник по вопросам строительства. — Я велю поставить тебе памятник из эдамского сыра!

Но толстая Мышь Тереза вполуха слушала эти льстивые речи. Она вообще была дамой практической.

— Крошки! А ну-ка, закройте окно! — гаркнула мышь сквозь всеобщий шум и суматоху. — Не то достанется нам от кота! Живо! На подоконник!

Мыши вскочили на подоконник: раз, два, взяли! — и минуты через четыре общими усилиями закрыли тугое окно. Четыре юных спортивных мыша исхитрились даже накинуть щеколду.

Боже, какое счастье! Мыши с восторгом пожимали Терезе лапки, а потом все поспешили в щели и дыры по домам: за карнавальными костюмами, сыром, вином и салом.

Маяк на Омаровых рифах - i_116.png

И в девять вечера карнавальная ночь вступила в свои права. Среди ряженых можно было встретить кавалеров, разрисованных под тигров, дам в кружевных нарядах и мышат с завитыми хвостиками. Такого чудного карнавала мышиный народ Пискунберга еще не знал. Повеселились на славу, и городской летописец, некто Пискуниус Крысохвост, написал для местной газеты «Грызунский курьер» такое стихотворение:

Отчет о Пискунбергском мышином карнавале, изложеный в стихах Пискуниусом Крысохвостом, городским летописцем

Сей карнавал мышиный
Собрал весельчаков,
И все они с хвостами,
И все без башмаков.
Маяк на Омаровых рифах - i_117.png
И мышки-дамы важно
Судачат под шумок,
А кавалеры курят
Диванный табачок.
Маяк на Омаровых рифах - i_118.png
И, веселясь на славу,
Пьют, как заведено,
Из золотых наперстков
Ганзейское вино.
Маяк на Омаровых рифах - i_119.png
Под звуки мандолины
Танцует весь народ.
А Бимбо Бимболини
Хвостом ритмично бьет.
Маяк на Омаровых рифах - i_120.png
Стоит он, как на сцене,
А мыши перед ним,
И принц сладкоголосый
Поет мышиный гимн.
И от души поет он,
И подогрет вином:
«Ах, ничего нет лучше —
Быть на земле мышом!
Во всех, во всех объедках
В садах, под сенью крыш,
В лачугах и хоромах
Да торжествует мышь!»
Маяк на Омаровых рифах - i_121.png
Поет певец все громче,
И хор гремит кругом:
«Ах, ничего нет лучше —
Быть на земле мышом!»
Маяк на Омаровых рифах - i_122.png

Эти стихи — достоверное описание знаменитого Десятого Пискунбергского Мышиного Карнавала, который длился всю ночь напролет. Только к восьми часам утра последние гости ушли из амбара и расползлись по дырам, щелям и лазам. Когда же ровно в девять господин Лоскуткинг отпер амбар, чтобы подать Мурлыку завтрак, его глазам открылась такая картина: весь пол был усеян хлебными крошками, кусочками сала, пестрыми лоскутками и липкими наперстками. А кота и след простыл. Возле одного из мешков со старым тряпьем мирно похрапывали две мыши. Заслышав шаги, они спросонок протерли глаза, а когда узнали хозяина, их как ветром сдуло. Старьевщик качал головой, в растерянности оглядывал амбар и не знал, что и думать. Наконец он с ворчанием взял в руки веник, замел разбросанный по полу хлам в совок и бросил в печку.

Так закончился Десятый Пискунбергский Мышиный Карнавал, память о котором будет жива в веках и тысячелетиях. Мышь Тереза снискала среди грызунов громкую славу, а кот Мурлык с досады ушел из города навсегда и коротает свой век отшельником где-то в горах Кавказа.

Маяк на Омаровых рифах - i_123.png

Когда мышь Филина рассказала на маяке тетушке Юлии эту историю, тетушка долго восхищалась умом и смекалкой отчаянной героини.

— Тереза честно заслужила свою славу! — сказала она. — Но, фройляйн Филина, скажите мне только одно. Неужели это правда?

— Правда — не правда, — ответила мышь, — это дело десятое. Главное, чтоб было складно и хорошо. Впрочем, могу вас заверить, что все это — сущая правда. Как-никак, Мышь Тереза приходится мне родной бабушкой. Кому и знать, как не мне!

— Верно, — обрадовалась тетушка Юлия. — Стало быть, ваша история складная и хорошая, а вдобавок еще и сущая правда. Чего еще желать!

— Теперь ваша очередь рассказывать, — сказала Филина.

— Я знаю одну историю в стихах, — сказала тетушка Юлия. — Про умную мышку. Но за правдивость не могу поручиться.

— Главное, чтоб в рифму и складно! — напомнила Филина.

Тетушка Юлия пообещала, что все так и есть. И прочитала стихотворение…

Стихотворение про мышь Циллу

В Свистун-норе, на Хвост-горе
Жила мышиха Цилла.
У милой вдовушки была
Весьма большая вилла.
Мех чуть серей,
Взор чуть синей,
А лапки как чернила.
Маяк на Омаровых рифах - i_124.png
И вот однажды в феврале
Шлет Цилла приглашенья:
«Жду на воскресный карнавал.
Придете без сомненья?
Орехи есть, Конфет не счесть,
Пирожных и варенья».
Маяк на Омаровых рифах - i_125.png
И ровно в семь полным-полна
Была гостями вилла.
Тянула лапку господам
Для поцелуя Цилла.
Вдова была
Милым-мила
И в платье как чернила.
Ликер вишневый и густой
Предложен был вначале.
Болтали. А потом гостям
Копчености подали.
А час настал,
Спустились в зал
И там потанцевали.