— Да очень просто! Последний оставшийся в живых умер от ран! — победоносно улыбнулся он.

— Или застрелился от раскаяния и угрызений совести, — подыграл ему Петровский.

— Или так, — подхватил начальник КМ, но тут же спохватился: — Ну зачем эти подначки, Денис Александрович! И такое бывает в нашей практике… — И намекая, что он повидал гораздо больше, чем следак, с нажимом добавил: — В нашей многолетней практике!

Денис смиренно потупился, но все же поинтересовался:

— А как же вагон отцепился и оказался в шахте за десять километров?

На что Седюков только досадливо махнул рукой:

— Да что тут особенного? Замок расстегнулся, а он докатился по инерции… Знаешь, если столько вопросов задавать, то ни одно преступление не раскроешь! Надо болеть за дело, быть патриотом города и края!

Но и длительная практика, и удобная версия, и патриотизм оказались перечеркнутыми заключениями криминалистической экспертизы: «Смертельные ранения причинены пулями, выпущенными из пистолетов „ТТ“ и „Макаров“, автоматов „Кедр“, гладкоствольного охотничьего ружья и неизвестного оружия, обладающего колоссальной разрушительной силой, не характерной для существующих образцов стрелкового вооружения».

Все орудия убийства находились в вагоне, кроме необычного. От него остались только гильзы, которые изъял и унес Мамонт.

— Бесшумные, от неизвестного спецпатрона, — понизив голос, сообщил он. — Даже не знаю, откуда они взялись… Это, несомненно, засекреченные образцы…

Денису оставалось только пожать плечами.

Значит, и те четверо, которые дострелили бандюков из секретного спецоружия, тоже не совсем простые люди! А ведь ему предстояло установить их в ходе расследования…

* * *

— Ну и где твой белый «Мерседес»?

Кто-то сзади больно ткнул Кирилла в бок. Красный, взбешенный, он резко обернулся, готовый послать обидчика в нокаут. Сзади стояли Колька Саблин, новый мальчик Жора — Кирилл не успел запомнить его фамилию — и, конечно, этот лупоглазый придурок Дудуков, без которого не обходится ни одна проказа, ни одна драка в классе. Все они рассеянно смотрели куда-то вверх и вбок, наблюдая за чем-то, происходящим под потолком спортивного зала.

— Буланов! — крикнул физрук. — Что там у вас такое? Не отвлекаться!

Кирилл, сжав зубы, встал на место. Сегодня класс сдавал подтягивание, на турнике болтался Петька Ложкарь, его дружок.

— Папа в белом «Мерседесе» заблудился в темном лесе, — отчетливо продекламировал кто-то сзади.

В ту же секунду последовал новый сильный тычок, от которого Кирилл покачнулся и едва не упал, выступив из строя. Девчонки, сидевшие на скамейке, захихикали.

— Буланов!!! — физрук заорал так, что блеснули золотые коронки на коренных зубах. Еще месяц назад этот лысый хрен со свистком на шее называл его Кирюшенькой и при разговоре почтительно смотрел в пол.

— Да что это такое! Буланов, оглох, что ли?! К снаряду! Быстро!

Физрук трусцой подбежал к Кириллу, выдернул за руку из строя и поволок к турникам.

— Работай. Хват сверху! Пять раз. Пошел!

Кирилл подтянулся три раза, на четвертом потные руки сорвались с перекладины, он упал на маты. Класс радостно заржал.

— Иди на место, — буркнул физрук. Он что-то пометил в журнале, затем встал в излюбленную позу, широко расставив ноги и заложив руки за спину. — Кто выполнит норматив? Есть в классе настоящие мужчины?

Вперед вышел новый мальчик, Жора. Он был хоть невысок, но ладно скроен, держался уверенно, как взрослый. Недаром к нему липли все эти Саблины и Дудуки.

— Фамилия?

— Гордеев! — отчеканил мальчик.

— Давай, Гордеев, не подкачай!

Жора легко подпрыгнул, уцепившись в перекладину, и стал подтягиваться. Со стороны казалось, это ему не стоит ни малейшего усилия. Класс наблюдал за ним, а потом начал хором считать:

— Пять, шесть, семь!..

Он подтянулся девять раз. Когда Жора возвращался в строй, его встречали как героя: мальчишки кричали, девчонки хлопали в ладоши. И Петька Ложкарь вместе с остальными драл глотку и отбивал ладони, старался вовсю. Кирилл единственный молчал. В момент, когда новенький проходил мимо него, чтобы занять свое место, он подставил ногу. Жора споткнулся, но удержался.

— Папин белый «Мерседес» обосрался где-то весь, — сказал он громко и ткнул коленкой Кирилла под зад.

В раздевалке Кириллу устроили «темную». Дудук как бы невзначай толкнул его на новенького, тот резко, наотмашь, ударил по лицу. Удар был хорошо отработан и рассчитан — на мгновение у Кирилла помутилось в голове. Он взмахнул рукой, но безрезультатно. А потом его повалили на пол, бросили сверху одежду, рюкзаки… Били азартно, в полную силу, кто-то даже сунул ногой ему в живот (почему-то Кириллу показалось, что это Ложкарь, бывший его дружок). Было очень больно, но Кирилл ни разу не вскрикнул, держался… пока кто-то не дернул его за волосы. Тогда только он заплакал.

…К крыльцу гимназии подъехал огромный, как сарай, черный «Лексус LX-570». Из машины вышел водитель — здоровенная туша с длинными волосами, собранными сзади в хвост. На нем была щегольская черная кожанка и кожаные брюки, глаза закрывали черные солнцезащитные очки. Только что прозвенел звонок с пятого урока, из дверей гимназии высыпала шумная толпа школьников. Многие задерживали взгляд на огромной сверкающей машине, излучающей мощь и уверенность. Увидев кого-то в толпе школьников, водитель «Лексуса» поднял руку, крикнул:

— Георгий! Жорик!

И с необычайной для своего веса легкостью потрусил навстречу. Новенький заметил его, скривился, сказал Дундуку и Саблину:

— Ладно, пацаны. Кабан меня пасет, вон приперся. Завтра договорим…

Провожаемый почтительными взглядами, Жора пошел навстречу толстому, который почтительно поприветствовал его, проводил к автомобилю и распахнул перед ним заднюю дверцу. Там сидел Жорин отец, Дмитрий Гордеев — симпатичный молодой человек в обычных майке и джинсах, веселый и подвижный, на вид ему можно было дать не больше 25 лет. В определенных кругах он имел погоняло Резак, но поверить в это было как-то непросто, особенно дамам, которые при взгляде на его лицо задавались мучительным вопросом: в каком же фильме я его видела?

— Здорово, пацан, — поприветствовал сына Гордеев-старший. — Чего слыхать нового?

— Бодяга одна, — скромно сказал Жора.

— Опять кому-то навалял? А?

Жора промолчал.

— Ух-х!

Отец взъерошил ему волосы и хлопнул водителя по плечу:

— Поехали, Кабан. Закинем пацана домой, а потом на цементный. Бригадиры через двадцать минут будут, втопчут кого надо, но нам тоже не след опаздывать. А потом поедем «крыши» ставить. В салон «Лексуса» надо заглянуть, в пару банков — короче, везде! А то стоят недоеными, небось уже соски болят…

Кабан вывернул руль и стал выезжать с тесного пятачка, но вдруг притормозил:

— Глянь, шеф. Вон тот сучонок — видишь?

Он показал Гордееву на Кирилла Буланова, который выходил на крыльцо школы в помятом грязном костюме, на ходу вытирая заплаканное лицо.

— Ну.

— Так это Козыря сын.

— Вот как? Помню, его папаша нас гнобил, никуда не пускал, чуть что — под дубье ложил…

— Жадный гад! У него тут и «Рай», и «Барьер», два завода, банк на Магистральном, уё-моё и все такое… А делиться не хотел!

— «Барьер» уже не его, — заметил Гордеев-старший, разглядывая Кирилла через окно. — «Барьер» наш. И банк тоже. И все остальное скоро тоже будет наше… — Какой-то он дохлый, этот ваш Буланов, а?

Гордеев плечом легонько пихнул сына.

— И рожа в соплях. Такое впечатление, что ему кто-то хорошо ввалил, а?

— Отстань, батя, — солидно отстранился Жорик. Подумал и сказал: — Был конь буланый, а станет конь горбатый…

— Чего? — не понял отец.

Жорик привстал, взял из холодильника банку «колы», сверток с бутербродами, развернул и стал есть.

— А куда он делся, шеф? — спросил Кабан. — Был тут и вдруг пропал… Разве так бывает?